Через несколько минут, восстановив самоконтроль, я извинилась перед Шурой: «Прости меня за это! Я не собиралась тебя в это втягивать. Я не хочу, чтобы ты переживал вместе со мной, милый. Ты должен оставаться самим собой, потому что это никому из нас не поможет, если ты выйдешь за пределы себя. Мне нужно, чтобы ты оставался сильным и здравомыслящим во всей этой кутерьме».
— Не волнуйся за меня, любимая, — сказала Шура твердым голосом. — Меня туда не засосет, я даже об этом не думаю. Мне не нравится видеть, как ты страдаешь, но я знаю, что ты пройдешь через это и приобретешь нечто такое, чего у тебя до сей поры не было. Этот опыт окажется для тебя очень ценным, но в каком смысле — этого ни один из нас сейчас предвидеть не может.
Я посмотрела на него и увидела, что его глаза увлажнились, но на лице была улыбка, которая казалась искренней.
Мне стало лучше, я почувствовала облегчение и почти что умиротворение.
Мне было нужно выпустить это наружу. Переложила небольшую часть груза на его плечи, хотя я и не должна этого делать. Только хуже для него. Он и без того чувствует себя беспомощным. Но мне сейчас на самом деле полегчало.
Я улыбнулась и поделилась с ним единственной не огорчающей вещью, которая у меня имелась: «У меня есть для тебя кое-что приятное и довольно странное. Те сны, что снятся мне последние две ночи, они оставили у меня приятное ощущение. В них все было гармонично и даже смешно порой. Словно мое подсознание доподлинно знает, что происходит, и совсем не волнуется по этому поводу. Веришь?»
Шура снова прижал меня к себе и пробормотал: «Это хорошо. Доверься своему подсознанию!»
Я сказала, что на самом деле уже доверилась, и добавила: «Где-то в глубине души, отвлекаясь от охватившего меня замешательства, я знаю, что чем бы ни был этот процесс, он займет какое-то время и будет протекать по своим правилам, независимо от моего согласия. Но знаю я и то, что, в конце концов, он закончится, а я вернусь в нормальное состояние».
Я обхватила Шуру за пояс и сказала ему, что собираюсь помыть тарелки, оставшиеся в раковине со вчерашнего дня. Еще я поблагодарила его за то, что он позволил мне облегчить душу.
— В любое время, любовь моя, — сказал он. — Мне нужно поработать у себя в кабинете, если с тобой все в порядке. Позови, если я тебе вдруг понадоблюсь.
Покончив с грязной посудой, я занялась отмыванием холодильника, плиты, дверец кухонных шкафов, чувствуя благодарность за то, что уборка была таким простым, незамысловатым делом.
Пока я наводила порядок на кухне, я постепенно начала осознавать, что мне больно. Мысли, образы, движения тела — все воспринималось мною сквозь легкую дымку боли. Я поняла, что подсознательно давно уже заметила эту боль, но из-за интенсивного напора мыслей не могла определить ее.
Боль — это признак нарушения равновесия, да? Или результат какого-нибудь перехода. Переход из одного состояния в другое обычно сопровождается раздражением. Известно, что змеи страдают, сбрасывая кожу, не так ли? Разве выбирающаяся из кокона бабочка не чувствует себя обиженной? Возможно. Эта боль, она имеет не физическую природу, я поняла это, когда всмотрелась в нее. Здесь страдает душа. Но почему? Что мне этим хотят сказать? Что я должна делать — то, что сейчас не делаю? Или это просто лишь очередное проявление процесса, с которым мне приходится жить?
Боль была едва уловимой, подумала я; не слишком назойливая, но и не исчезающая, похожая на тупую зубную боль.
Когда Шура, получив мои заверения в том, что без него я буду в безопасности и в порядке, уехал в университет, я присела на диван и стала смотреть в окно — туда, где раньше была моя гора, переставшая быть моей.
Я начинаю по-настоящему уставать.
Тут вмешался мой Наблюдатель: «Нет, ты не устала. Ты думаешь, что тебе пора бы выдохнуться, и стараешься убедить себя в этом, но это всего лишь еще один способ сбежать. Попробуй посмотреть на ситуацию иначе. Ты наполнена энергией, твое тело наполнено энергией!»
Ладно, ладно, это не физическая усталость, но я больше не хочу испытывать все это. Мне нужен тайм-аут.
Я снова подумала о вчерашнем дне, о давлении, о настойчивом, неотвратимом напоре Наблюдателя-Протоколиста. И о том, что сегодня этого не было.
Давление на меня исчезло, как только я действительно поработала с ним и начала понимать, что все это значит. Теперь остался лишь один вопрос, который жужжит у меня в голове, помимо прочей чепухи. Почему это явилось ко мне в таком? Почему оно пришло ко мне так, словно оно было всем, словно оно действительно было Божественным разумом, единственной Правдой, вместо того, чтобы позволить мне узнать, что это просто одна из многих важных частей Целого? Как, позвольте спросить, я должна была понять, что это не единственная реальная вещь во вселенной?
Я сидела и курила, пока в моей голове оформлялся ответ.
У подсознания нет возможности отличить целую пиццу от одного кусочка пиццы — для него в обоих случаях это будет просто пицца.
Та часть меня, которая хочет что-то донести до моего сознания, не оценивает такие вещи, как размер или важность. На том уровне, где я вчера была, не существует градаций, сравнений, помогающих сознанию как-то понять, что происходит. Что бы ни было активным в данный момент, оно выводится наверх и полностью заполняет экран, поэтому какое-то время кажется, что оно есть все.
Ну почему эти чертовы психические штуки не оказываются лучше, чем они есть? Из-за этого все становится тяжелее, чем нужно. Не говоря уже об этой проклятой неумелости, раз уж на то пошло! Сколько времени вчера было потрачено на страх и ненависть. А его можно было использовать для того, чтобы выяснить и понять все это раньше. Как глупо!
Мой кофе остыл. Я налила себе свежего и вернулась на диван.
Как человек должен понять правила игры, когда с ним начинает происходить нечто вроде моего процесса, если вокруг нет никого, кто мог бы рассказать ему об этих правилах? Что случилось бы, если не было бы вот такого Адама, которому я смогла позвонить, то есть кого-нибудь, кто точно знал, что мне сказать?
Ответ от Наблюдателя пришел незамедлительно. Но ведь нашелся же такой Адам, сказал он. Он был дома, ты позвонила ему, и он тебе помог. Что толку теперь гадать, если бы да кабы.
Я походила по столовой, размышляя, что такое еще сидит внутри меня, с чем я должна столкнуться и сознательно признать, после чего этот мучительный так называемый процесс оставит меня в покое.
Нас ждут еще какие-то сюрпризы, да?! Может быть, мне нужно посмотреть своим недостаткам в лицо? Своим неспособностям, своим провалам? Но разве я уже не насмотрелась на большинство из них? Разве мне этого было мало?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});