о лете 1942-го года именно с Байбакова? Именно потому, что в его воспоминаниях я нашел ниточку, за которую потянул и вся ныне принятая историография того периода войны посыпалась. Вот что Байбаков рассказал историку Куманёву, когда расписывал свои заслуги на Кавказе:
«На следующий день в ГКО был рассмотрен вопрос о срочном формировании группы специалистов, направляемых на нефтепромысла Северного Кавказа для проведения там особых мероприятий.
На этом заседании меня спросили, нельзя ли сделать так, чтобы в случае захвата немцами нефтепромыслов, они не смогли бы быстро организовать добычу нефти, а мы, наоборот, вернувшись в эти районы, смогли бы оперативно вновь пустить промысла в действие.
Я ответил, что, к сожалению, таких способов нет. Имеется поэтому один выход: в случае угрожающей обстановки все ценное нефтеоборудование немедленно демонтировать и отправить в тыл. Нефть же надо добывать до последней возможности, но при крайних обстоятельствах промысла следует быстро уничтожить.
С моим мнением согласились, и была сформирована указанная группа в составе опытных инженеров-нефтяников и специалистов взрывного дела из НКВД. За месяц до того, как противнику удалось прорваться, эта группа специальным рейсом вылетела в Краснодар, а затем прибыла на нефтепромыслы и приступила к работе.
Берия в это время прислал на Северный Кавказ своего заместителя Меркулова. Должен сказать, что это был довольно интеллигентный, умный человек. Он хорошо знал эти края. Привез с собой английских специалистов, которые на о. Борнео во время отступления союзных войск под натиском японцев занимались уничтожением действовавших нефтескважин.
Меркулов привез их, чтобы мы могли использовать полезный опыт англичан. Но, когда эти специалисты, рассказали мне, как надо уничтожать скважины, я сразу же усомнился.
Ведь мы еще полгода до моего прибытия на Северный Кавказ создали чуть ли не институт по вопросу, как надо уничтожать промысла.»
«(Магнитофонная запись) 27 ноября 1990 г. г. Москва» — такая пометка стоит в начале этого интервью в книге Г. А. Куманёва «Говорят сталинские наркомы»…
Сейчас, наверно, это почти никто не помнит, но в конце 90-х и начале 2000-х существовал очень интересный вид бизнеса. Быстро разбогатевшие люди появились, появились и желающие вытянуть у них деньги на специфических для богатеньких Буратино услугах. Одна из них заключалась в предоставлении клиенту алиби. Нет, дело не касалось уголовно-правовой практики. Чисто житейское дело. Например, у клиента очень ревнивая жена, а ему хочется провести несколько дней с любовницей на Бали. Он обращается в эту фирму и там специалисты для ревнивой жены сочиняют и оформляют историю о том, что не с любовницей её муж кувыркался на пляже у теплого моря, а с мужиками на рыбалке от семейной рутины отдыхал.
Муж приезжает загорелым с «рыбалки» домой, у него и караси в авоське, и тина в трусах. Подозрительная жена начинает проверять, звонит на рыболовную базу, по знакомым — все подтверждают: да был, на удочку карасей ловил.
Этот бизнес так и не расцвел, затух. Слишком опасным и сложным он был. Всего же предусмотреть невозможно и есть еще человеческий фактор. Один «свидетель» запутался в «показаниях» и всё алиби рассыпалось, тем более, что «показания» получала ревнивая и от того крайне подозрительная, недоверчивая женщина. Это вам не легковерная публика, очарованная учеными степенями и званиями историков. А потом придёт заказчик с претензией: деньги за профилактику развода уплачены, а имущество пришлось все-равно делить. Учитывая нравственный уровень богатеньких Буратин 90-х, за некачественно оказанную услугу можно было и «маслину» из ТТ словить в голову.
Но это если за «алиби» есть ответственность. А если её нет? Вот тогда «алиби» выглядит именно так, как наша официальная история ВОВ, в данном случае, 1942-го года, которая утверждает, что Сталин в 42-м году не ждал наступления немцев на Кавказ, думал, что они главный удар нанесут на Москву. Правда, именно тогда, когда Ставка определилась с планами немцев на лето, вдруг озаботились тем, как уничтожить нефтяные промыслы, чтобы они немцам не достались. Неужто нефтяные скважины под Можайском хотели забетонировать?..
* * *
А началась вся эта история с нашей историографией относительно лета 42-го года… правильно, наше всё — 20 съезд со знаменитым докладом Н. С. Хрущева:
«Я позволю себе привести в этой связи один характерный факт, показывающий, как Сталин руководил фронтами. Здесь на съезде присутствует маршал Баграмян, который в свое время был начальником оперативного отдела штаба Юго-Западного фронта и который может подтвердить то, что я расскажу вам сейчас. Когда в 1942 году в районе Харькова для наших войск сложились исключительно тяжелые условия, нами было принято правильное решение о прекращении операции по окружению Харькова, так как в реальной обстановке того времени дальнейшее выполнение операции такого рода грозило для наших войск роковыми последствиями. Мы доложили об этом Сталину, заявив, что обстановка требует изменить план действий, чтобы не дать врагу уничтожить крупные группировки наших войск.
Вопреки здравому смыслу Сталин отклонил наше предложение и приказал продолжать выполнять операцию по окружению Харькова, хотя к этому времени над нашими многочисленными военными группировками уже нависла вполне реальная угроза окружения и уничтожения. Я звоню Василевскому и умоляю его:
— Возьмите, — говорю, — карту, Александр Михайлович (т. Василевский здесь присутствует), покажите товарищу Сталину, какая сложилась обстановка. А надо сказать, что Сталин операции планировал по глобусу. (Оживление в зале.) Да, товарищи, возьмет глобус и показывает на нем линию фронта. Так вот я и говорю т. Василевскому, покажите на карте обстановку, ведь нельзя при этих условиях продолжать намеченную ранее операцию. Для пользы дела надо изменить старое решение.
Василевский мне на это ответил, что Сталин рассмотрел уже этот вопрос и что он, Василевский, больше не пойдет Сталину докладывать, так как тот не хочет слушать никаких его доводов по этой операции.
После разговора с Василевским я позвонил Сталину на дачу. Но Сталин не подошел к телефону, а взял трубку Маленков. Я говорю тов. Маленкову, что звоню с фронта и хочу лично переговорить с тов. Сталиным. Сталин передает через Маленкова, чтобы я говорил с Маленковым. Я вторично заявляю, что хочу лично доложить Сталину о тяжелом положении, создавшемся у нас на фронте. Но Сталин не счел нужным взять трубку, а еще раз подтвердил, чтобы я говорил с ним через Маленкова, хотя до телефона пройти несколько шагов.
„Выслушав“ таким образом нашу просьбу, Сталин сказал:
— Оставить все по-прежнему!
Что же из этого получилось? А получилось самое худшее из того, что мы