— Мало наших, — покачал головой ктитор Василий, увязавшийся с ними на легкий разбой, — может, возвернемся, православные? Куды нам воевать с энтакой оравой, господи прости!
— Возвернуться никогда не поздно! — отмахивался Винтяй свободной рукой от каждого слова. — Поглядим, что да как-от… Вдруг в той долине уже стражников видимо-невидимо? Да и солдатов из Бийска-города могли нагнать-от…
— Эт так! — охотно согласился ктитор. — Не дадут власти люд православный ворогам в обиду!
Винтяй приосанился: вовремя он веру поменял! Сам император за его спиной теперь стоит!.. Говорил братьям-дуракам, не послушались вовремя… Вот и трясут теперь портами от страху!
— А сторожиться все едино надо! — подбил итог своим мыслям ктитор. Пока то да се — кишки из нас орда просто-запросто повыпустит!..
Добравшись до истоков Чарыша, Винтяй повел свой крошечный отряд прямо на восток, через горную гряду, чтобы сразу врубиться в центр долины и, если пофартит, уйти через Ян-Озекский перевал. Неожиданно он наткнулся на братьев, расположившихся на обед в двух шагах от тропы. Хотел удивиться, не успел — братья схватились за новенькие винтовки:
— Стой, щепотники! Счас мы с вас дурь выбивать зачнем!
— Очумели, никак? Своих бить?
— Ниче, — ухмыльнулся Феофил, — тут свидетелев и полицейских нету! Спустим с обрывчика — и все: орда порешила православцев!
Винтяй отступил:
— Ты, того… Шути шутки-от!
— Какие уж тута шутки? — рассмеялся и Серапион. — Не братья мы теперич с тобой — волки! Ограбил нас, не сморгнул глазом, а мы что, совсем уже дураки?
Феофил взвел курки:
— Ступай своей дорогой! Не вводи во грех! Винтяй вздохнул. Пока Феофил жив — не будет у него мира с братьями! Да и Серапион — хорош, молчун проклятый… Заговорил!
— Пошли, Василий. Чего имя сопли утирать? Цыцошные покед…
И он повернул свой отрядик на другую тропу.
Долина открылась неожиданно и показалась неестественно большой и глубокой чашей. И вся она кишела, как огромный муравейник.
— Батюшки-светы! — охнул ктитор. — Сколько их тут!
— Да, не разгуляешься-от… Назад придется на тропу выходить, в секрет садиться… А потом и на Кырлык идти.
— А на тропе той что?
— Ежли в секрете будем, то на той тропе мы, Василий, хозяева!
— На воровское дело, купец, — нахмурился ктитор, — я не ходок.
— А я тебя на него и не засылаю-от…
Винтяю стало не по себе. Все, что только думалось, теперь произнеслось вслух. И этот поповский прислужник сразу же задрыгал ножками, делая вид, что в горы оружьем он поехал про кедровый орех разузнать в сосновых да лиственничных лесах!.. Ничего, подвернулось бы дело стоящее, а там поглядим…
Солнце стояло еще высоко, и времени было достаточно, чтобы выбрать подходящее место и найти пути для отступления…
Ко всему надо быть наготове!
Винтяй плутал по тропкам долго, опускаясь все ниже. Ктитор опять не выдержал:
— На постой, никак, готовишь нас, купец?
— Вы — не кони и не овцы, чего вас готовить, мордами к копне ставить? — попробовал отшутиться Винтяй. — А в тиши да в холодке чего не посидеть?
Но Василий стоял на своем:
— В долину надо ехать! Там и поглядим, что да как…
— Я не глядеть на орду приехал, — не выдержал Винтяй, — а бить ее смертным боем, не считая!
— Так оне жа не лезут пока к нам!
— Когда полезут-от всем скопом — поздно будет… Еще вчера Винтяй был понятен Василию и казался простым уцепистым мужиком, уважающим церковь и причт, просящим у господа только управы на отца-двуперстца, щедро жертвующим на алтарь, за что и выбрал его иерей защитником и воителем за дело христово, а у него, у варнака, совсем что-то не то в голове завелось!
— Тут и станем засадой, — услышал он голос Винтяя и послушно развернул коня, чтобы не отстать от купца л его работников — угрюмых, ко всему на белом свете равнодушных мужиков.
Березняк, густые заросли кустов, мелкие тропки, разбегающиеся во все стороны от главной тропы… Хорошее место, глаз у Винтяя есть!
— Шалаш рубить будем? — глухо поинтересовался ктитор и потянулся за топором, заткнутым за пояс.
— Зачем он нам! — Винтяй снял двухстволку с плеча, переломил ее, вогнал в зарядник два патрона с красными жакановыми головками, крутнул головой. — С таким припасом только на ведмедя и ходить!.. А в твоем бердане, Василий, бекасиная дробь, поди?
— Пули. Свои. В бане вечор лил.
— Эт ладно! Устоим.
Винтяй отозвал работников в сторону и долго что-то втолковывал им, пока не дождался кивков согласия. Потом махнул Луке направо, а Нефеду налево. Вернулся, сел у комля березы, прикрыв глаза… Привал, значит. Ну что же. Можно и подкрепиться, грех не велик, что не на скатерти холщовой, а на собственных штанах!..
Василий отломил горбушку, круто посолил ее, понес ко рту. Скосил глаза на купца Лапердина. Тот сидел за ближним кустом, и на губах его играла легкая усмешка.
А Феофил с братьями шли в это время к Кырлыку, откуда надеялись пробраться к перевалу, где и пожива была бы погуще и откуда уйти попроще, чем через солонцы и листвянники в сухую степь и безлесные горы.
К Кырлыку подходили осторожно, но он оказался обычным алтайским стойбищем, к тому же почти пустым: чумазые ребятишки, подслеповатые старухи, обезноженные старики… Федор попытался было поговорить с ними, но его познаний в языке хватило только на то, чтобы узнать — мужчины, парни, девушки и женщины ушли в долину Теренг слушать Белого Бурхана, за которым уехал три дня назад хан Ойрот.
Узнав об этом, Феофил скривился, как от зубной боли:
— Не врут, выходит, про своего нового бога?
— Выходит, не врут, — как эхо отозвался Серапион, — можа и нам, тово, послушать того Бурхана хучь вполовину уха?
— А ты выучился их говору, пока до Кырлыка шел? — съехидничал Феофил.
Все ниже клонилось солнце, и потому бесконечнее казался путь. Карабкаясь по камням все выше в небо, люди и кони вымотались, всем хотелось пить. И хотя вода была рядом, внизу, у них под ногами, добираться до нее надо было по козьей тропе. А Феофил торопился к перевалу, чтобы сесть в засаду до того, как в горы придет ночь.
— Распустили пузы у домашнего самовара! — ворчал он, облизывая высохшие губы. — Теперич и терпежу не достает?
Терпежу и ему не доставало, но не будешь же останавливаться на голых и раскаленных солнцем камнях?
Серапион давно отбился от Феофила и шел теперь рядом с Яшкой, напряженно думая, как укоротить брата, который с каждым днем становился зверее и занозистее Винтяя, проклятого отцом.