– Бичи, – сказал «маркони». – Я так понимаю ситуацию. Теперь, если только девки нас не проведут, топать нам домой, бичи.
Это он верную мысль подал. Вахтенный всё же моряк был, и очень даже галантный. И ведь почти у каждого кто-нибудь тут есть знакомая – то ли медичка, то ли рыбо- обработчица.
Первым Васька Буров высмотрел.
– А вон, – говорит он, – Ирочка идёт.
Ирочка не шла, а прямо летела на шпильках, юбка чёрная колоколом, блузка белая с кружевом, в ушах красненькие клипсы. Если только на руки поглядеть и на шею, видно было, что работает она на ветру, на палубе. Может быть, тузлук разливает по ящикам.
Ирочка нам понравилась.
– Надёжная? – спросили мы Ваську.
– По квартире соседка. Ирочка, ты меня не узнаёшь?
Ирочка взмахнула накрашенными ресницами.
– Васенька! Вот встреча неожиданная!..
Но тут она на Шурку посмотрела, и Васькиных надежд сильно поубавилось. На Шурку же не могут они не засмотреться. И она как прилипла к нему – всё забыла.
– Кстати, Василий. Очень бы я хотела с твоими товарищами познакомиться.
Шурка поглядел на Ваську, тот на Шурку. Всё тут было ясно.
– Пошли. – Шурка взял Ирочку под локоток. – Там познакомимся.
Вахтенный поморщился, но пустил их…
Дальше всё парами шли, чистый убыток. Наконец ещё одна пава выплыла, одиночная. Под газовым шарфиком. Вся такая, что мы чуть не ослепли. На голове было наворочено – как только шея не подламывалась!
Дрифтер на неё нацелился.
– Это же Юля-парикмахерша. Она же мне чёлочку подстригала. В прошлую экспедицию.
И что-то нам эта «прошлая экспедиция» сомнения заронила.
– Как жизнь, Юля? – он её спросил. Таким палубным голосом.
Юля даже вздрогнула. Посмотрела на него холодно – голубыми-голубыми.
– Это ты меня зовёшь?
– Тебя, Юля. Кого же ещё.
– Какая я тебе Юля? Я не Юля, а Верочка.
– Ах, Верочка!..
– Вот именно. Ты свою Юлю и окликай.
И прошла Верочка. Дрифтер себя хлопнул по лбу и уж начисто сник.
– Бичи, – сказал Васька, – потопали? В этом вопросе нам не светит.
– Всем по-разному, – сказал «маркони». – Я всё же надеюсь.
Это он ещё двоих углядел, которые из каюты вышли, от нас неподалёку.
– Минные аппараты – товьсь! Ну, если эти нас не затралят, двоих как минимум.
Бичи слегка вперёд подались. Но я-то уже разглядел, кто это, и стал подальше, за их спинами. Одна – Галя была, а другая – Лиля, неспетая песня моя.
По походке я её узнал, Лилю. Ну, и по цвету, конечно, зелёному, неизменному. А походка у неё была занятная – не прямая, а чуть синусоидой, какая-то неуверенная. Ах, как мне это нравилось когда-то – как она ко мне идёт! Как будто не хочет идти и всё-таки что-то тянет её. И всё же она красива была, это я должен сознаться. Ну, не такая, как Клавка, на которую таксишник засмотрится и в столб при этом врежется. У ней – своё было, что и не всякий заметит. Но мне и не нужно, чтоб всякий.
Она вдруг улыбнулась, сразу как-то вспыхнуло у неё лицо, и пошла к нам с протянутой рукой.
– Мальчики! – Это она салаг узнала. – Ну, знаете… Теперь-то, надеюсь, вам для биографии достаточно?
– Подробности потом, – сказал Димка. – Сейчас, старуха, вся надежда на тебя. Проведи уж нас, по старой памяти.
– Туда? Почему же нет? А он вас пустит, вахтенный?
– Что за вопросы, старуха. Чего хочет женщина, того хочет бог. Ну, и вахтенный, естественно.
– Ой, ну я так рада за вас!..
Она ещё посмотрела на нас, скользнула взглядом по моему лицу – тут я не мог ошибиться – и не узнала меня… Ну, вообще-то она немножко близорукая. И немножко стеснялась – столько тут мужиков стояло.
Алик обернулся ко мне. Я помотал головой. Тоже тут всё было ясно.
Вахтенный их с большой неохотой пропустил – двоих с одной дамой. Ей пришлось улыбнуться ему – так мило, смущённо, – и, конечно, она его убила.
А «маркони», ясное дело, Галя провела.
– Галочка, – он ей сказал, – память о вас не умирает в моём сердце!
– Больше на щеке, – сказала Галочка. – Пошли, трепло несчастное.
«Маркони» к нам повернулся, развёл руками:
– Желаю вам, бичи, всего того же самого.
– Валяй, – сказал дрифтер. А нам он сказал: – Потопали, нечего тут по переборочке жаться.
И правда, нечего было. Толкотня эта уже поредела слегка, и вполне мы могли отвалить. А больше всего мне этого хотелось. Знобило меня отчаянно. Самое милое сейчас – в койку забраться, все одеяла накинуть, какие есть.
Оттуда, из зала, вышла Клавка, бросила весёлый взор на вахтенного, и он ей чуть поклонился, слегка заалел. Я уже рад был, что хоть за чужими спинами стою, не хотелось бы, чтоб она меня сейчас видела. А мне даже приятно было её видеть – такую живую, раскрасневшуюся, нарядную, в синем платье с кружевом каким-то на груди или с воланом, я в этих штуках слабо разбираюсь, в ушах серёжки золотые покачивались. Даже в лице у ней что-то переменилось – оно как-то яснее стало. Может быть, оттого, что она волосы зачесала назад и лоб у неё весь открылся…
Клавка нас увидела и подошла.
– Бичи, вы