жизни самих себя. Некоторых охватывает паника, и они бегут куда глаза глядят. Есть, наконец, и такие, которые идут домой и ложатся спать.
Строить догадки по этому вопросу было не только трудно, но и ошибочно с профессиональной точки зрения, ибо такая догадка могла направить следствие по ложному пути.
Однако в обстоятельствах, сопутствовавших убийству Нюмана, было нечто, заставлявшее Кольберга задаваться вопросом: чем владелец штыка занялся непосредственно после убийства и чем он занят сейчас?
Каковы же эти обстоятельства? Ну, прежде всего следует отметить крайнее исступление, с которым действовал убийца и которое свидетельствует о том, что в нем, вероятно, и посейчас бушуют исступленные чувства. Значит, можно ждать и дальнейшего развития событий.
Но так ли все просто? Кольберг припомнил собственные ощущения, когда Нюман делал из него десантника. Сперва у него начинались спазмы и нервная дрожь, он не мог есть, но совсем немного спустя после этого он выбирался из горы дымящихся внутренностей, сбрасывал маскхалат, принимал душ и прямиком топал в буфет. А там пил кофе и ел печенье. Стало быть, и к этому можно привыкнуть.
И еще одно обстоятельство не давало Кольбергу покоя, а именно: непонятное поведение Мартина. Кольберг был человек чуткий даже в отношении начальства. Мартина Бека он знал досконально и потому с легкостью улавливал всевозможные оттенки его настроения. Сегодня Мартин был какой-то встревоженный, может, просто из страха, но Мартин редко испытывал страх и никогда – без особой причины.
Итак, Кольберг ломал голову над вопросом: чем занялся убийца после убийства?
Гунвальд Ларссон, не упускавший случая строить предположения и взвешивать возможности, сразу сказал:
– Он, наверно, пошел домой и застрелился.
Мысль Ларссона, бесспорно, заслуживала внимания. Может, и в самом деле все проще простого. Гунвальд Ларссон частенько угадывает, но ошибается он не менее часто.
Кольберг готов был признать, что это был бы поступок, достойный мужчины, только и всего. Но качества Гунвальда Ларссона как полицейского никогда не внушали ему особого доверия.
И не кто иной, как этот не внушавший ему доверия тип, вдруг прервал нить его размышлений, явившись перед ним в сопровождении тучного лысого мужчины лет около шестидесяти. Мужчина пыхтел как паровоз, впрочем, так пыхтели почти все, кому приходилось поспевать за Ларссоном.
– Это Леннарт Кольберг, – сказал Гунвальд Ларссон.
Кольберг приподнялся, вопросительно глядя на незнакомца. Тогда Ларссон лаконично завершил церемонию представления.
– А это врач Нюмана.
Они пожали друг другу руки.
– Кольберг.
– Блумберг.
И тут Гунвальд Ларссон обрушил на Блумберга град лишенных смысла вопросов.
– Как вас по имени?
– Карл-Аксель.
– Сколько лет вы были врачом Нюмана?
– Больше двадцати.
– Чем он болел?
– Трудно понять неспециалисту…
– Попытайтесь.
– Специалисту тоже нелегко.
– Вот как?
– Короче, я только что просмотрел последние рентгеновские снимки. Семьдесят штук.
– И что вы можете сказать?
– Прогноз в общем благоприятный. Хорошие новости.
– Как, как?
У Гунвальда Ларссона сделался такой ошарашенный вид, что Блумберг поторопился добавить:
– Разумеется, если бы он был жив. Очень хорошие новости.
– Точнее?
– Он мог бы выздороветь.
Блумберг подумал и решил ослабить впечатление:
– Во всяком случае, встать на ноги.
– Что же у него было?
– Теперь, как я уже сказал, нам это известно. У Стига была средних размеров киста на теле поджелудочной.
– На чем, на чем?
– Ну есть такая железа в животе. И еще у него была небольшая опухоль в печени.
– Что это все означает?
– Что он мог бы до некоторой степени оправиться от своей болезни, как я уже говорил. Кисту следовало удалить хирургическим путем. Вырезать, иначе говоря. Это не было новообразованием.
– А что считается новообразованием?
– Канцер. Рак. От него умирают.
Гунвальд Ларссон даже как будто повеселел.
– Уж это мы понимаем, можете не сомневаться.
– Вот печень, как вам может быть известно, неоперабельна. Но опухоль была совсем маленькая, и Стиг мог с ней прожить еще несколько лет.
В подтверждение своих слов доктор Блумберг кивнул и сказал:
– Стиг был физически очень крепким человеком. Общее состояние у него превосходное.
– То есть?
– Я хотел сказать: было превосходным. Хорошее давление и здоровое сердце. Превосходное состояние.
Гунвальд Ларссон, казалось, был удовлетворен.
Эскулап сделал попытку уйти.
– Минуточку, доктор, – задержал его Кольберг.
– Да?
– Вы много лет пользовали комиссара Нюмана и хорошо его знали.
– Справедливо.
– Что за человек был Нюман?
– Да-да, если отвлечься от общего состояния, – подхватил Гунвальд Ларссон.
– Ну я не психиатр, – сказал Блумберг и покачал головой. – Я, знаете ли, терапевт.
Но Кольберг не хотел удовольствоваться этим ответом и упрямо повторил:
– Но должно ведь было