отстала. – Никея придвинулась ближе, потянула носом. – А ты зачем полетела на север?
– Чтобы кое с кем встретиться. Думаю, для нас обеих будет лучше, если я об остальном промолчу.
Никея вдруг отодвинулась, откинула мех:
– Как еще мне заслужить твое доверие? – Голос у нее дрожал от холода и горькой обиды. – Я тебя спасла. Не дала умереть на пути домой. Я летела с тобой за полмира и до сих пор не перерезала тебе глотку. Ты не хотела бы меня потерять – ты сама сказала, а я услышала – и все равно мне не доверяешь. Что мне еще сделать?
– Довольно об этом. Мы знакомы два года, а ты все та же Многоликая госпожа. – Думаи слишком устала, чтобы повысить голос. – Может, я рядом с тобой наивна и не знаю жизни, но я не слепа.
– Вижу.
– Тогда не разыгрывай невинности. Говоришь, ты не перерезала мне горла, но это и не в обычае твоего семейства. Твоя семья именно так и действует – превращает Нойзикен в своих должников. Ты что, не видела кукольного дома, который твой отец подарил Сузумаи? – (Никея отвела взгляд.) – Его там нет. Он – не кукла, а кукловод.
– Если ты это заметила, то могла бы еще и заметить, что я там есть. – Она обхватила колени руками, взгляд стал далеким и жестким. – Мое положение не проще твоего, Думаи.
– Так объясни, чем же?
Никея долго сидела неподвижно.
– Объясню, – сказала она, – но не теперь. Мы обе устали.
– Тогда иди сюда.
Никея как будто забыла о ссоре. Она снова прижалась покрепче, и Думаи двумя руками обняла ее плечи.
– Только чтобы тебя согреть, – предупредила она.
– Конечно, – пробормотала Никея. – Если большего мне от тебя не дождаться, приму и это.
74
Север
Север сверкал под полночным солнцем осколками бриллианта. Вулф потерял счет дням пути. Они спали там, где заставала усталость, находя редкие в глуши укрытия – гроты за водопадами, занавешенные сосульками уступы… Никакое лето не в силах было растопить этих вечных снегов, даже нынешнее огненное лето, – но оно их смягчило.
Яртфал стоял в глубине Северной равнины. Впрочем, дружинники умели прокормить себя от земли. Под снегом спал медвежий виноград, попадались кочки пестролапки, порой удавалось подстрелить зверя или птицу.
Они долго ничего не видели впереди, кроме поднимавшихся из снега отвесных утесов. Дышалось здесь легко, как не дышалось до того много недель. Кони, переступая копытами по глубоким снегам, поднимались все выше, а Трит, если не опасался спугнуть добычу, запевал песню, чтобы веселей шагалось.
Только на второй неделе пути они увидели первую виверну – она летела к югу и не обратила внимания на всадников. Здешняя дичь не стоила трудов, когда дальше на юг громоздились горы мяса. Все же после того путники стали осторожнее. Проснувшись как-то ночью, они увидели ниже по склону большого чешуйчатого лося с углями вместо глаз.
На следующий день им повстречался тот великий змей, которого Эйнлек назвал Валейсой. Бурое создание пролетело прямо над их головами, направляясь, как и виверна, к Элдингу.
Дальше начался древний бор. Красноствольные сосны поднимались до облаков, с ветвей пластами обваливался снег. Ковер темной хвои глушил стук копыт.
За бором Вулфу с Тритом открылось озеро и преградившие путь на восток горы – среди них двуглавая снежная вершина. Это и был Бычий Рог. По ту сторону зеленоватых вод складки льда спускались со скальной кручи сероватым водопадом. В озеро осыпались белые осколки. На берегу нашелся старый лагерь с кострищем и распялкой для шкур.
– Для постоянного лагеря маловат, – заметил Вулф. – Должно быть, здесь отмывались и тому подобное, но идем мы правильно.
– Да, это Яртфал. – Трит смерил ледопад взглядом. – Только глаз он не радует.
– Не на нем же застава стоит.
– А все равно, бьюсь об заклад: чтоб до нее добраться, придется его одолеть. Нет лучшей защиты от незваных гостей, чем такой вот ледяной шлем. – Трит повернулся в седле, озирая долину, и кивнул на уходящую в горы заглохшую тропку. – Должно быть, нам туда. Похоже, круто придется.
– Если нужно отдохнуть, подожди здесь, – сказал Вулф. Трит тер глаза. – Я один поднимусь.
– Я, по-моему, ясно выразился, Вулферт: один ты никуда не пойдешь. – Трит похлопал ладонью своего коня. – Стало быть, поднимаемся к заставе. Погреем кости и придумаем, как пристыдить Карла.
Ее сияние отгоняло темноту. Думаи рассматривала обозначенные им жилки на своей ладони.
Еще свет открыл рисунки на стенах. Они могли быть недавними или очень древними, но что-то подсказывало Думаи, что скорее второе. Она разглядывала грубые изображения, знаки, нисколько не надеясь их понять.
Самый большой рисунок изображал круг с расходящимися от него лучами в окружении звезд. Он занимал весь потолок и загибался на стену напротив Думаи. Быть может, древний художник пытался захватить миг звездопада. Они с Канифой, лежа на крыше храма, в детстве не раз смотрели, как падают звезды.
А может, это была великая комета, которой так ждала Тонра.
Ниже этого знака накладывались друг на друга сотни отпечатков ладоней самых разных цветов. Ее тревожили красные – они все как будто тянулись к звезде или отталкивали ее.
«Это Фонарь Квирики?»
Никея еще спала. Надо было искать Фуртию, но, пока они обе так избиты и изнурены, Думаи хватало ума не дразнить еще одну гору. Бразат ей напомнил, как важен этот урок. Пусть Никея еще немного поспит.
Она не знала названия для того промежуточного пространства, но чувствовала, что они сейчас там, где надо, или совсем близко. Молчание начинало ее тревожить.
Никея зашевелилась, огляделась и захлопала глазами, словно забыла, куда попала. При виде Думаи ее застывшее лицо смягчилось открытой улыбкой. Но ненадолго – лоб тут же пошел морщинами.
– Пальцы у меня…
Думаи стянула с нее перчатки. Увидела – и в груди все сжалось.
– Ты обморозилась. – Она дохнула теплом на порозовевшие, припухшие кончики пальцев. – На ходу непременно шевели руками.
– Я лишусь пальцев?
– Не лишишься, если убережешь от холода.
– А с твоими что случилось?
Думаи согнула пальцы в латной перчатке. Никея, взглядом попросив разрешения, потянулась к шнурку у нее на запястье. Думаи кивнула, и она, развязав шнур, сдвинула перчатку и открыла обрубки.
– Это случилось в десять лет. – Думаи не мешала ей потрогать культи. – Людей застал на горе внезапный буран. Все утро небо было ясное, но у горы своя погода. Первого человека спустили с застывшей в лед рукой. Я выбежала наружу, решив, что сумею отыскать маму. Впопыхах забыла перчатки.
Она чуть вздрогнула, вспоминая.
– Я как будто… как будто провалилась внутрь жемчужины. Сразу перестала понимать, где я. Мать вовремя меня нашла. Я выжила, только кончики пальцев отмерли. Она их обрезала клинком.
– Какой ужас для ребенка! Я никогда не знала таких испытаний.
– Урок мне быть осторожной даже тогда, когда точно знаю, что делаю. И особенно осторожной – когда представления не