Чертовски вовремя я получил что-то за все те деньги, которые выкладывал.
— Отлично, — сказал Барклай. — Можем ли мы заменить его тем, кто сделал эту фотографию?
— Нет, если ты не хочешь, чтобы ко вторнику этот офис был очищен от всего, что можно продать.
— Где ты собираешься это делать?
— Здесь. Он уже едет.
— Могу я остаться и посмотреть? Может быть, это мой единственный шанс услышать его голос.
— Я думал, ты на Фрэнке-2?
— Да, это так, — вздохнул Барклай. — А это значит, что я буду часами наблюдать, как он наблюдает за Майо. Если они собираются что-то предпринять, я бы хотел, чтобы они, черт возьми, поторопились.
— Ты хочешь, чтобы нашего клиента похитили, не так ли?
— Ты знаешь, что я имею ввиду. Это может продолжаться месяцами.
— У меня такое чувство, что скоро будет жарко.
Барклай ушел. Страйк с удовольствием услышал, как он проходит мимо Литтлджона в дверях: он с нетерпением ждал этого момента.
— Доброе утро, — сказал Литтлджон, появляясь в дверном проеме, который только что освободил Барклай. Его короткие волосы с проседью были как всегда аккуратны, а усталые глаза были устремлены на Страйка. — Могу я выпить кофе перед…?
— Нет, — сказал Страйк. — Проходи, садись и закрой дверь.
Литтлджон моргнул, но сделал то, что ему было приказано. С настороженным видом он подошел к креслу Робин за столом партнеров и сел.
— Поясни, пожалуйста, что это такое? — спросил Страйк, положив телефон на стол лицевой стороной вверх, на котором была открыта сделанная накануне фотография Литтлджона и Паттерсона возле офиса последнего в Мэрилебоне.
Последовавшее молчание длилось почти две минуты. Страйк, который про себя размышлял, собирается ли Литтлджон сказать “я только что столкнулся с ним” или “О’кей, честный полицейский”, позволил тишине беспрепятственно распространиться по комнате. Наконец субподрядчик издал звук, нечто среднее между ворчанием и вздохом. Затем, чего Страйк никак не ожидал, он заплакал.
Если бы Страйка недавно попросили расставить всех, кого он видел плачущими в последнее время, по степени сочувствия к их беде, он, не задумываясь, отдал бы Бижу последнее место. Однако теперь он понял, что есть категория плакс, которых он презирает даже больше, чем женщин, играющих в коварную игру, которая обернулась против нее самой: человек, который сделал все возможное, чтобы разрушить чужой бизнес, уничтожить репутацию этого человека, сорвать расследование о преследовании женщины, вызвать у этой женщины дополнительный страх и тревогу, и все это он, предположительно, сделал за деньги, а теперь, похоже, ждет жалости за то, что его раскусили.
Испытывая искушение дать этому человеку то, что Страйк счел бы подходящим поводом для слез, он рассудил, что из того, что, по его мнению, было попыткой Литтлджона выразить раскаяние, можно извлечь выгоду. Поэтому Страйк никак не прокомментировал рыдания Литтлджона, но подождал, что будет дальше.
— У меня много долгов, — наконец проговорил Литтлджон. — Я втянул себя в неприятности. Онлайновые азартные игры. Блэкджек. У меня проблемы.
Я покажу тебе проблемы, мать твою. Подожди.
— Как это относится к делу?
— Я по уши в грязи, — всхлипывал Литтлджон. — Жена не знает, насколько все плохо. Митч, — сказал Литтлджон, размахивая телефоном с фотографией Паттерсона, — дал мне кредит, чтобы от меня отстали самые плохие люди. Беспроцентный.
— В обмен на это ты согласился меня уничтожить.
— Я никогда…
— Ты запустил змею в дверь Таши Майо. Ты пытался проникнуть в этот офис, когда здесь никого не должно было быть, предположительно, чтобы установить жучок. Тебя поймала Пат, когда ты пытался сфотографировать дело Эденсора…
— Она лгала тебе, эта Пат.
— Если ты собираешься сказать мне, что ей шестьдесят семь, я уже знаю. Ну и хрен с ним.
Разочарование Литтлджона по поводу бесполезности этого лакомого кусочка было ощутимым, но Страйк с удовольствием узнал, что сдавать других людей — излюбленная стратегия Литтлджона по выпутыванию из неприятностей. С таким человеком можно было многое сделать.
— Почему Паттерсон это делает? — спросил Страйк.
— Ты ему очень, блядь, нравишься, — сказал Литтлджон, пытаясь сдержать поток соплей из носа. — Он старый приятель Роя Карвера. Он винит тебя в том, что Карвера вытеснили, и его бесит, что ты получаешь всю рекламу, и клиенты хотят тебя, а не его. Он говорит, что ты забираешь весь его бизнес. Он очень расстроился из-за того, что Колин Эденсор уволил нас и пришел сюда.
Слезы все еще капали из усталых глаз Литтлджона.
— Я предпочитаю работать на тебя. Я бы предпочел остаться здесь. Я могу быть вам полезен.
С огромным трудом Страйк удержался от того, чтобы спросить, какая польза может быть от вероломного, слабовольного человека, у которого не хватило ни морали, чтобы отказаться терроризировать и без того напуганную женщину, ни мозгов, чтобы не прослыть саботажником. Страйк мог только предполагать, что именно эта смесь заблуждения и принятия желаемого за действительное привела Литтлджона к проигрышу целого состояния в блэкджек.
— Если хочешь быть полезным, — сказал Страйк, — можешь начать прямо сейчас. Дай мне мой телефон.
В памяти всплыла фотография черноволосой женщины, которая скрывалась на углу улицы Денмарк.
— Кто она?
Литтлджон посмотрел на фотографию, сглотнул, затем сказал:
— Да, она одна из людей Митча. Я сказал ему, что думаю, что ты следишь за мной. Он приставил к тебе Фару в качестве запасного варианта.
— Как ее полное имя? — спросил Страйк, открывая свой блокнот.
— Фара Наваби, — пробормотал Литтлджон.
— А что ты знаешь о жучках в офисе Эндрю Хонболда?
— Ничего, — сказал Литтлджон слишком быстро.
— Послушай, — тихо сказал Страйк, наклонившись вперед. — Хонболд никого туда не пустит. Его жена и так его знает, ей не нужно его прослушивать, чтобы вывести на чистую воду. Кто-то решил, что стоит поставить нелегальный жучок в офисе Хонболда, а мое имя и имя Хонболда в последнее время фигурируют в прессе. Поэтому, когда я приду к Хонболду и покажу ему фотографию Паттерсона, твою фотографию, фотографию Фары…
— Это была Фара, — пробормотал Литтлджон.
— Я так и думал, — сказал Страйк, откидываясь в кресле. — Ну, думаю, мы закончили. Ты поймешь, почему в сложившихся обстоятельствах я не буду просить Пат выдать тебе причитающуюся зарплату.
— Нет, послушай, — сказал Литтлджон, похоже, в панике: очевидно, он предвидел, что и