Лин.
— Я не хочу уходить — нет! Н-н-н-нет!
— Музыка, — сказал Уэйс, с грохотом отложил нож и вилку, поднялся на ноги и спокойно направился к неприметной панели на стене. Нажав на кнопку, он включил классическую музыку. Робин услышала, как хлопнули входные двери фермерского дома. Она успела вспомнить, что Лин почти наверняка была родной дочерью Уэйса, как он снова пересел на диван и сказал, как ни в чем не бывало,
— Так что я в недоумении от тебя, Артемида. С одной стороны, пассивность, беспрекословное послушание, неумолимая трудовая этика, журнал, который не задает вопросов, крупные пожертвования на церковь.
— Но, с другой стороны, сильная и динамичная индивидуальность. За пределами доктринальных семинаров ты бросаешь вызов авторитетам и сопротивляешься более глубокому восприятию церковных предписаний. Ты демонстрируешь сильную материалистическую приверженность к важности тела, а не к требованиям духа. К чему эти противоречия, Артемида?
Робин, который чувствовала себя немного сильнее из-за того, что приняла пищу и воду, сказала:
— Я пытаюсь учиться и меняться. До прихода в церковь я был спорной. Из-за этого мой жених со мной расстался. Наверное… Мое ложное “я” все еще там, все еще цепляется за меня.
— Очень хороший, аккуратный, четкий ответ, — сказал Уэйс, снова улыбаясь.
— Я пытаюсь быть честной, — сказала Робин. Она подумала, что не помогут ли слезы убедить Уэйса в ее искренности. После потрясений последнего часа не потребовалось бы много времени, чтобы потекли слезы.
— Я слышал, — сказал Уэйс, — что единственный раз, когда ты проявила интерес к оспариванию церковной доктрины, был разговор с юным Уиллом на овощной грядке.
— Я не бросала ему вызов, — сказала Робин, стараясь не показаться защитницей. — Я сделала ошибку, и он меня поправил. Причем несколько раз.
— А, ну… Уилл лучше запоминает доктрину, чем живет ею, — сказал Уэйс, снова улыбаясь. — Он умный молодой человек, но еще не стал чистым духом, потому что постоянно ошибается на шестой ступени. Ты знаешь, что такое шестая ступень?
— Чистый духом знает, что принятие важнее понимания, — цитирует Робин.
— Очень хорошо, — сказал Уэйс. — Материалист стремится к пониманию, а чистый духом — к истине. Там, где материалист видит противоречия, чистый духом понимает, что разрозненные понятия и идеи — это часть единого целого, постичь которое может только Божественное. Уилл не может избавиться от приверженности материалистической концепции познания. Он пытается, ему кажется, что это удается, но затем он снова возвращается назад.
Уэйс проследил за выражением лица Робин, но она ничего не сказала, будучи уверенной, что проявлять особый интерес к Уиллу опасно. Когда стало ясно, что она не собирается говорить, Уэйс продолжил,
— И ты бросила вызов Цзяну, когда он инструктировал Эмили, тоже на овощной грядке.
— Да, — сказала Робин, — я отреагировал инстинктивно, я была…
— Инстинктивно, — повторил Уэйс, — это интересный выбор слова, который очень нравится материалистам. Только когда человечество избавится от низменных эмоций, которые мы называем “инстинктом”, мы сможем победить в борьбе со злом. Но если воспользоваться твоим словом — “инстинкт”, похоже, особенно сильно задействован Деструкторами, Артемида.
— Я не понимаю, что вы имеете в виду, — сказала Робин.
— Уилл. Эмили. Даже тихая малышка Лин имеет свои деструктивные наклонности, — сказал Уэйс.
— Я почти никого из них не знаю, — сказала Робин.
Несколько мгновений Уэйс ничего не говорил. Он очистил свою тарелку, затем промокнул рот льняной салфеткой, после чего сказал:
— Твое Откровение было трудным, как я слышал. Дайю проявилась.
— Да, — сказала Робин.
— Она делает это, — сказал Уэйс, — когда чувствует, что церковь находится под угрозой.
Он посмотрел на Робин, больше не улыбаясь, и она заставила себя посмотреть на него в ответ, чтобы придать своим чертам выражение растерянности, а не паники. Его большие темно-синие глаза были непроницаемы.
— Вы… не можете считать, что я представляю угрозу для церкви?
Слова прозвучали шепотом, который не был притворным. У Робин сжалось горло.
— Ну что ж, посмотрим, — сказал Уэйс без улыбки. — Встань для меня.
Робин положила нож и вилку на тарелку и встала.
— Вот, — сказал Уэйс, отходя от дивана к участку чистого ковра в центре комнаты.
Теперь они стояли лицом друг к другу. Робин не знала, что будет дальше: иногда Бекка или Мазу выполняли простые движения йоги в рамках медитаций, а Уэйс стоял так, словно собирался дать физические инструкции.
После того, как он бесстрастно смотрел на нее в течение десяти секунд, он протянул руки и положил ладони ей на грудь, его глаза впились в ее. Робин стояла как вкопанная, не испытывая ничего, кроме шока. Казалось, она наблюдала за происходящим со стороны своего собственного тела, едва ощущая, как Уэйс ласкает ее.
— Дух — это все, что имеет значение, — сказал Уэйс. — Тело нематериально. Ты согласна?
Робин машинально сказала “да”, или попыталась это сделать, но из нее уст не вырвалось ни звука.
Уэйс убрал правую руку с ее груди, положил ее между ног и начал растирать.
В тот самый момент, когда Робин отпрыгнула назад, дверь за ней спиной распахнулась. Она и Уэйс повернулись, его рука упала с ее груди. В комнату вошли Бекка и Мазу, первая — в белом спортивном костюме, вторая — в длинных белых одеждах, невеста-колдунья с длинными черными волосами. При открытой двери сверху слышался плач малышки Исинь.
Трудно сказать, какая из женщин выглядела более разъяренной и возмущенной. Ни Мазу, ни Бекка, похоже, не усвоили урок материалистического обладания: обе, как видно, были в ярости, обнаружив руки Уэйса на Робин. После нескольких застывших мгновений молчания Бекка произнесла высоким, холодным голосом:
— У Джайлса есть вопрос.
— Тогда пошли его. Ты можешь идти, Артемида, — сказал Уэйс, полностью расслабившись и снова улыбаясь.
— Спасибо, — сказала Робин.
Проходя мимо двух разъяренных женщин, она почувствовала специфический запах грязи и благовоний Мазу. Робин спешила по коридору, над головой плакал ребенок, в голове гудела паника, тело горело в тех местах, где к ней прикасался Уэйс, словно он клеймил ее через одежду.
Беги, сейчас же.
Но они увидят меня на камерах.
Робин протиснулась в резные двери, украшенные драконом. Солнце кроваво опускалось на небо. По двору сновали люди, занятые своими делами после ужина. Робин машинально направилась к бассейну Дайю, его поверхность сверкала в лучах