если вокруг такое неустройство? По сути-то, любая религия – это введение в иллюзию, увод от устроения счастливой жизни тут, здесь и сейчас. Утончённое ремесло обмана человеческой души, – рассуждал маг, подвергающий сомнению необходимость своего ремесла. – Я плутаю в таких потёмках, а поговорить мне не с кем. Ни одна из женщин, кто меня любила, не была способна к такому вот общению. А ведь только перед женщиной мужчина раскрывается донага. Если бы я завёл такие речи в кругу магов, меня сочли бы за помешанного и, пожалуй, отстранили от служения. А вот тебе я могу говорить всё, о чём думаю. Почему так? Сам не пойму. Ведь я и узнал-то тебя только утром сего дня.
– Потому, что возникла такая вот внезапная жажда откровенности. Хоть кому излить свою душу. Ты же закрытый человек? Это тяжело, всегда быть запертым на все засовы. Душно. Хочется свежего веяния, приходящего с другого берега. – Ландыш подставила лицо ветру, примчавшемуся с того берега реки. На той стороне белела песчаная отмель, по ней хотелось побродить босиком. Может быть, искупаться. И Ландыш решила согласиться отправиться в путешествие на ту сторону. Но в другой раз. Если её долго не будет дома, Радослав встревожится. Хорошо, что теперь у неё будет куда стремиться, с кем общаться. Ведь Ива куда-то так и пропала с того самого дня их совместного купания с Фиолетом.
– Покажи мне сад Вяза. Ты обещал.
Кипарис привёл её в огромный сад. Он рос чуть поодаль от берега и чуть в стороне от самого Храма Ночной Звезды. Кипарис объяснил ей, что так было задумано Вязом для того, что территория вокруг Храма иногда заливается во время разливов реки. И тогда кажется, что Храм стоит на острове, окружённым водой. Если бы редкие сорта фруктовых деревьев периодически подвергались такому затоплению, они могли бы погибнуть. Поэтому Вяз вокруг Храма разбил лишь небольшой сад с ягодными кустарниками и декоративными сортами деревьев, а главный сад – основное жизненное творчество Вяза, занимающее после службы всё его время, поодаль.
Ландыш вошла в сад Вяза как в чудесный сон. Так он был необычен, затейлив, что казался невероятной выдумкой. Огромные бело-розовые ранние яблоки лежали в изумрудной подстриженной траве под раскидистыми яблонями, светло-зелёные и неспелые пока сливы выглядывали из густой тёмной листвы, алые вишни казались прозрачными от своего сияния как драгоценные турмалины. Щебетали птицы, незримые в ухоженных зарослях и в высоких кронах полувековых деревьев. Их было много, хотя и юных саженцев немало.
– Кто ухаживает за садом? – спросила она.
– Мои помощники, я сам, а также люди из ближайших селений. Урожай делится на всех.
– У меня только цветники, – сказала Ландыш, – а дальше растёт лес. Фрукты мы с мужем покупаем на небольшом местном рынке. Но я никогда не видела таких крупных яблок, – она надкусила один плод. Сладко-кислый сок брызнул из белой нежной мякоти.
– Ранние сорта не годятся в долгую лёжку, – пояснил маг, – но вкус их не сравним ни с чем. Конечно, местные ребятишки иногда ломают ветки, рвут ягоды, не дав им созреть, как следует. Но они знают, что сад принадлежит всем желающим его плодов. Я не запрещаю им лакомиться яблоками, грушами и ягодами, когда они того хотят. Так уж было заведено у Вяза. Только в отличие от Вяза я не умею заставить их работать ради будущего урожая. Да и все остальные разленились. Поэтому сад несколько запущен. Что касается огородов, я их вообще забросил. Там всякий хозяйничает, как ему вздумается. Люди не соблюдают ни режим полива, ни своевременную прополку, ни своевременную защиту от насекомых-вредителей. Это нехорошо, да вот я никак не могу себя заставить включиться в заботу о насущном хозяйстве. Без строгого организующего воздействия никто не хочет на добровольной основе работать там, откуда они, тем ни менее, охотно тащат всё, что тут и созревает. Полное расхищение и никакой ответственности. Два-три года такой свободы, и от сада останутся дикие и сорные джунгли. Примеров чему тьма. Только оставшись один, я понял, насколько трудолюбивым и умелым хозяином был Вяз. А ведь я при его жизни думал, что он ничем особо-то и не занят. Сад растёт сам по себе, а старик только и делает, что созерцает свой рукотворный ландшафт, да медитирует, сидя на большом розоватом валуне, прогретом солнышком. Как я ошибался. Но в те дни я был слишком занят собой, своей порочной суетой и прочими пустяками, считая их за нечто ценное.
– Порочная суета? Это что? Чем же ты занимался?
– Я имею в виду, что чрезмерно увлекался девушками и потаканием собственным сиюминутным желаниям. Вот что. Суетился по поводу украшения своего личного убежища в столице. Шелками расписными да вышитыми спальню свою украшал, женщину свою наряжал, да сам же ею ублажался. Да так и после смерти Вяза ещё продолжалось, пока… – маг замолчал.
– А теперь иначе?
– Во всяком случае, я так считаю. Не исключено, что обольщаюсь. И что старые устремления к прежним увлечениям дадут о себе знать. Для того, чтобы так не произошло, надо заставить себя включиться в суровый режим, чёткий трудовой распорядок и не давать поблажек собственной лени. Тогда и места для тоски не останется. Полезная работа лечит любую душевную хворь.
– Да, – согласилась с ним Ландыш, подумав о Радославе и его тоске. – Я тоже хочу работать для пользы себя и других.
– Чего же не работаешь?
Ландыш смутилась. Ответить ей было нечего, да и невозможно.
– Я буду. Моё безделье тут вынужденное и временное.
– Тут? Это как же понимать «тут»? Надо ли понимать тебя, что ты тут гостья? – он подчеркнуто выделил «тут». – Где она, твоя Родина? В каких краях? Далеко или близко?
– Высоко или низко, – засмеялась Ландыш. – Не знаю, – ответила она. И это было правдой. В каких, понятных для Кипариса координатах, она могла бы указать то место, где появилась на свет, куда намеревалась отбыть, и где будет протекать её будущая жизнь? По поводу будущего она и сама не знала, каким оно будет, где и с кем? С Радославом? Конечно, с Радославом…
– Я задал вопрос, вовсе не ожидая твоего ответа. Я знаю больше, чем ты думаешь. Золототысячник многое мне рассказал.
– Золототысячник? Я такого человека не знаю. И о чём он тебе рассказал, это твои тайны. Мне намного интереснее то, что открыто для меня вокруг, что открыто всем ветрам и свету, льющемуся с неба, чем то, что закрыто в чужих информационных кладовых. Чего там найдёшь, кроме страшных теней, боящихся света? Я