данный момент остановить энтузиазм верховного септона, так что понтифик не отказывал себе ни в каких формах выражения радости и почтения. Где-то в глубине души он чувствовал, что его силы и труд были вложены не напрасно.
Ответное письмо понтифика полнилось заверениями в согласии и преданности человеку, которого избрали Семеро для того, чтобы тот стал проводником их воли в этом мире. Верховный жрец писал о желании и возможности сделать со своей стороны всё возможное и необходимое для помощи этому человеку, что по слухам носил имя давно сгинувшего благословенного рода. Ручался не только за себя, но и за преданность веры, в частности. Ничто не могло поколебать уверенность и решимость верховного септона в этот момент, он словно переживал новое возрождение своей веры, возможно, в последний раз.
Закончив с особой осторожностью, упомянув, что будет ждать следующего письма в самом конце, Благочестивый верховный септон сложил письмо, а затем скрепил его своей личной особой печатью, предварительно капнув воском, само собой. Более ничего не заботило верховного жреца в тот вечер. Вызвав своего ближайшего соратника ещё раз и передав тому письмо, главный жрец удалился в свои покои для того, чтобы набраться сил для утреннего богослужения. Казалось бы, ничто не грозит данного человеку, что едва прикоснулся к мудрости богов, однако тучи над головой духовного владыки сгущались.
***
292 г. от З.Э.
Дорн.
Солнечное копьё.
Прекрасный в своём великолепии и закатном солнце дворец с ярко выделяющимся ройнарским стилем мягко отходил ко сну. Окружённая с трёх сторон Летним морем, данная крепость являлась многие века бессменной вотчиной андальского рода, что в стародавние времена объединился с последними выжившими ройнарскими беженцами и который стал именоваться не иначе, как Нимерос-Мартелл. Владыки Дорна были одними из немногих за всё историю, кому удалось одолеть Таргариенов на пике их могущества, но как это часто и бывает, те времена давно уже прошли.
В данный момент внутри дворца с прекрасными орнаментами и лепниной вели разговор двое братьев со значительной разницей в возрасте. На страже солярия, в котором проходил разговор братьев, стоял мощный и высокий норвосиец – Арео Хотах, капитан личной стражи дорнийского принца Дорана Мартелла. Через этого воина не могла бы проскочить и мышь, что уж говорить о людях.
Сам разговор двух принцев проходил в строгой секретности, т.к. дела, которые там обсуждались могли повлиять на судьбу всего Дорна и в значительной степени на все Семь Королевств. Прошло немало лет со злополучного восстания Роберта Баратеона, в огне которого погибла возлюбленная сестра рода и её малые дети. Обвинённые в их смерти лично, так и не понесли заслуженного наказания, оставив в груди дорнийцев зияющую рану, которую могла закрыть только праведная месть всех вовлеченных в это ужасное событие людей.
Однако, Дорн был лишен союзников в своём желании отмщения, потому семья владык Солнечного копья решила вести долгую игру со ставкой на истинных владык континента – Таргариенов, последних из их безумного рода, скрывавшихся где-то в Вольных городах. Расставляя сети, плетя интриги и выжидая нужного момента, потомки Нимерии не могли не видеть происходящие события, что подтачивали власть узурпатора на Железном троне по всей подвластной ему территории. Это был шанс и это была возможность, которой можно было бы воспользоваться, если грамотно разыграть имеющиеся на доске фигуры.
На одном из удобных восточных диванов, что были популярны в Вольных городах, восседал бледный мужчина со смуглой кожей, чьё лицо было покрыто слоем слегка растрепанной черной бородой. Его глаза цепко и внимательно смотрели за фигурой мечущегося по солярию человека, который имел схожие с ним самим черты лица, но отличающийся более горячим и таким привычным для юга Вестероса взрывным нравом. В руке сидевшего принца Дорана, а никем иным данный человек быть не мог, была зажата трость аккуратной и сдержанной выделки, которую тот стал носить не так давно, после того как его болезнь стала давать о себе знать.
Владыка Дорна страдал в свои годы от болезни известной как подагра, что с возрастом лишь усиливалась, превращая вполне здорового мужчину в калеку, постепенно отбирая у него возможность ходить и ясно мыслить под воздействием усиливающихся болей в нижней части его тела. Это не могло никоим образом подточить решимость старшего Мартелла, но тот прекрасно понимал, что в скором времени ему придётся озаботиться своим заболеванием в полной мере, т.к. успокоенные вассалы могут в любой момент поднять свою голову, почувствовав слабость своего принца. От того в последнее время Дорана можно было увидеть сильно задумчивым и пребывающим в различных размышлениях. Принц Дорна стал понимать, что сам он не вечен, а лекарства от прогрессирующей болезни не было.
Оберин же был полной противоположностью выдержанного в следствии болезни и собственного характера брата. Взрывной и горячий, тот имел в народе прозвище Красный змей и всегда стремился к действию, готовый на любые безумства и подвиги ради удовлетворения собственных интересов и желаний. Только старший брат мог как-либо оберегать младшего от совершения глупостей и ошибок, но ройнарская кровь, текущая в его жилах нет-нет, да призывала Мартелла к действию.
В отличие от своего старшего брата, который был женат, но чья любовь давно угасла, Оберин имел вполне счастливые отношения с официальной любовницей и несколько детей бастардов, правда Семеро одаривали его исключительно девочками, так что в семье Мартеллов на данный момент царила определённая идиллия и общность в своём стремлении к правосудию. Известный своим умением во владении копьём, Красный змей успел побывать во многих уголках Вестероса и Эссоса, набираясь опыта и впечатлений. Грозную славу ему принесло участие в различных конфликтах на песчаном континенте, в которых младший из братьев Мартелл участвовал в качестве наёмников. Потому-то полезные связи и информация так или иначе имелись у обоих, но при всём при этом своего старшего брата Оберин уважал и во всём слушался, не претендуя на место владыки Дорна ни словом, ни делом.
- Разве это не наш шанс, брат? – нервно и беспокойно обратился Красный змей к владыке Солнечного копья, продолжая вышагивать размеренным шагом из одного конца помещения в другое. Одет тот был в золотистый халат с изображением гербов Мартеллов на нём, что подчеркивал его острый нос и угрюмое,