Было ясно, что кто-то из имевших доступ к материалам по делу нарушил судебный приказ об ограничении гласности. Олдер, однако, не стал устраивать по этому поводу большого шума, и на этом, казалось, разбирательство было прекращено. В то время еще ничто не предвещало, что в итоге вопрос о передаче имеющих ограниченное хождение материалов прессе превратится в cause celebre[185] и приведет к водворению Фарра в тюрьму.
Еще до своего появления в кулуарах Фарр рассказал адвокату Виржинии Грэхем, Роберту Стейнбергу, что получил заявление от одного из адвокатов защиты. Он не говорил, однако, от кого именно.
Грегг Джекобсон имел внушительный вид, и его показания были крайне важны для нас. Задавая вопросы, я старался, чтобы высокий, одетый с иголочки “искатель молодых дарований” мог подробно описать свои многочисленные разговоры с Мэнсоном, в которых затрагивались вопросы, имевшие отношение к Helter Skelter, “The Beatles” и к девятой главе “Откровения Иоанна”, равно как и к странному влечению Мэнсона к смерти.
Шахрок Хатами занял свидетельское место вслед за Джекоб-соном и описал свою встречу лицом к лицу с Мэнсоном на территории усадьбы 10050 по Сиэло-драйв, произошедшую вечером 23 марта 1969 года. Так присяжные — и вместе с ними публика — впервые узнали, что Шарон Тейт встречалась с человеком, приговорившим ее к смерти.
В лице Руди Альтобелли Канарек встретил наконец достойного противника. На прямом допросе владелец усадьбы 10050 по Сиэло-драйв рассказал о своем знакомстве с Мэнсоном в доме Денниса Уилсона и затем, достаточно подробно, описал появление Мэнсона в гостевом домике накануне того, как они вместе с Шарон вылетели в Рим.
Настроенный крайне враждебно из-за того, что Альтобелли не дал ему разрешения посетить усадьбу, Канарек спросил: “Как вы считаете, теперь ваши владения на Сиэло-драйв, где вы в настоящее время проживаете, хорошо укреплены и безопасны?”
О.: “Надеюсь, что так”.
В.: “Не припомните ли вы нашего разговора, когда я пытался прорваться в эту вашу крепость?”
О.: “Я припоминаю ваши оскорбления и угрозы”.
В.: “Как же, интересно, я вам угрожал?”
О.: “Вы говорили буквально: “Мы позаботимся о вас, мистер Альтобелли”, “Мы найдем на вас управу, мистер Альтобелли”, “Мы притащим весь суд к вам на дом и устроим процесс у вас дома, мистер Альтобелли”.
Альтобелли ответил Канареку, что в случае, если Суд примет соответствующее постановление, он с радостью подчинится. “Пока этого не произошло, мой ответ — нет. Это дом, и в нем живут люди. Он не станет аттракционом для туристов или парком развлечений для праздношатающихся”.
В.: “Уважаете ли вы заведенный в этой стране юридический порядок, мистер Альтобелли?”
О.: “Наверное, побольше, чем вы сами, мистер Канарек”.
Преодолев протесты защиты, я сумел получить, пожалуй, около 95 процентов всех показаний от Джекобсона, Хатами и Альтобелли, на которые рассчитывал.
С появлением в зале суда следующего свидетеля я внезапно обнаружил, что сел в глубокую лужу.
Чарльз Кёниг дал присягу, чтобы рассказать, как им был обнаружен кошелек Розмари Лабианка, находившийся в женской уборной станции “Стандард” в Сильмаре, где он работает. Кёниг описал, как, подняв крышку сливного бачка, он увидел оставленный на механизме кошелек, расположенный как раз над поверхностью воды.
Канарек потратил немало времени на перекрестный допрос Кёнига, расспрашивая его о тонкостях работы унитазов и туалетных кабинок, что вызвало немало смешков среди представителей публики и прессы. Затем, совершенно неожиданно, я осознал, куда клонит Канарек.
Адвокат поинтересовался у Кёнига, существует ли стандартная процедура или какой-то установленный порядок обслуживания туалетов в уборных станции? Кёниг отвечал, что инструкция по содержанию и обслуживанию станций “Стандард” требует убирать в туалетах каждый час. Как выяснилось в ходе дальнейшей дачи показаний, подсинивающее средство, хранимое под крышкой сливного бачка, должно подсыпаться в резервуар “всякий раз, когда оно подходит к концу”.
Как часто это происходит? — спросил Канарек.
Как “руководитель” или управляющий станции, Кёниг никогда не чистил уборные самостоятельно, но поручал делать это другим работникам. Таким образом, у меня была возможность опротестовать этот и сходные вопросы, призывавшие Кёнига к выводам.
К счастью, сразу после этого заседание было отложено до следующего дня.
Я немедленно позвонил в ДПЛА и дал офицерам неотложное задание. Мне было нужно, чтобы следователи нашли и опросили всех, кто работал на этой конкретной станции техобслуживания между 10 августа 1969 года (когда Линда Касабьян, по собственному признанию, оставила там кошелек) и 10 декабря того же года (когда кошелек был обнаружен Кёнигом). Я хотел, чтобы полицейские поговорили с ними прежде, чем до этих людей сумел бы добраться Канарек; меня беспокоило, что тот мог подсказать им “нужные” ответы. Я прямо попросил офицеров: “Скажите им: “Забудьте все, к чему призывают вас инструкции; забудьте также и то, что может сказать управляющий, если выяснит, что вы не следовали букве этих инструкций. Просто честно ответьте на вопрос: вы сами, лично, меняли подсинивающее средство в бачке той кабинки когда-либо на протяжении вашей работы на станции?"
Чтобы подсыпать подсиниватель в резервуар, необходимо приподнять крышку сливного бачка. Проделать это и не увидеть спрятанный там кошелек было невозможно. Если Канарек сумеет найти хоть одного служащего, который объявит, что подсыпал подсиниватель на протяжении интересующих нас четырех месяцев, тогда защита сможет заявить, что кошелек был “подброшен” позднее, тем самым не только подорвав доверие к рассказу Линды Касабьян, но и косвенно доказав стремление обвинения “засадить” Мэнсона за решетку любыми средствами.
Офицеры ДПЛА нашли некоторых, хотя и не всех, из бывших работников станции (никто из них ни разу не менял подсинивающее средство в бачках). К счастью, Канареку, видимо, повезло не больше.
У Хьюза нашлось лишь несколько вопросов к Кёнигу, но они были сокрушительны.
В.: “Скажите, Сильмар — это место, население которого, в большинстве своем, обладает белой кожей?”
О.: “Да, похоже на то”.
В.: “Сильмар ведь не является черным гетто?”
О.: “Нет”.
В соответствии с рассказом Линды, Мэнсон хотел, чтобы кошелек был найден чернокожим, который попался бы на использовании кредитных карточек, — тогда убийства приписали бы черным. Вся моя теория касательно мотива преступлений исходила из этого предположения. Зачем тогда Мэнсону было оставлять кошелек в районе проживания белого населения?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});