Самым горячим борцом с угнетателями был, несомненно, Винсент Годж, которому тогда минуло тридцать два года. Мать его была француженкой и умерла с горя вскоре после казни мужа. Часто находясь в обществе Клары, Винсент Годж, конечно же, не мог не прийти от нее в восхищение, а затем и не полюбить ее. Это был человек незаурядной, очень приятной наружности, хотя и с манерами приграничного янки. С точки зрения верности в чувствах, основательности и надежности в поступках Клара де Водрель не могла бы найти себе более достойного супруга. Но молодая девушка даже не замечала его исканий. Между Винсентом Годжем и ею могла быть лишь одна связующая нить — любовь к отечеству. Клара высоко ценила его достоинства, но полюбить его не могла. Все ее помыслы и устремления принадлежали другому — незнакомцу, которого она ждала и, который должен был однажды войти в ее жизнь.
Между тем де Водрель и его друзья внимательно следили за умонастроениями в канадских провинциях. Общественное мнение там было крайне настроено против лоялистов. Речь теперь шла не о тайном сговоре политических лиц, как в 1825 году, поставивших своей целью захват генерал-губернатора. Отнюдь нет! Это был уже всеобщий заговор, но в завуалированной форме. Для окрытого бунта достаточно было, чтобы какой-то лидер, обратившись к прихожанам во всех графствах, призвал либералов к восстанию. И в этом случае депутаты-реформисты, де Водрель и его товарищи, несомненно, оказались бы в первых рядах восставших.
В самом деле, никогда еще обстоятельства не были столь благоприятными. Доведенные до крайности сторонники реформ выступали со страстными протестами, разоблачая махинации правительства, объявившего, что английским кабинетом оно уполномочено распоряжаться общественными суммами без согласия Представительного собрания. Газеты — а среди них «Канадец», основанный в 1806 году, и «Мститель», более позднего происхождения, — метали громы и молнии против актов Британской Короны и назначенных ею должностных лиц. Они перепечатывали речи, произнесенные в парламенте или на народных митингах такими людьми, как Папино, Виже, Кенель, Сен-Реаль, Бурдаж и другие, соревновавшиеся между собой в таланте и смелости патриотических обличений. В этих условиях достаточно было искры, чтобы вызвать взрыв народного гнева, и сторонникам реформ это было известно ничуть не хуже, чем лорду Госфорду. Так обстояли дела, когда утром 3 сентября на виллу «Монкальм» пришло письмо, опущенное накануне в конторе почтового отделения в Монреале. Оно извещало де Водреля о том, что его друзья Винсент Годж, Андре Фарран и Уильям Клерк приглашены собраться у него на вилле вечером того же дня.
Де Водрель никак не мог определить, кому принадлежит почерк. Автор подписался лишь двумя словами: «Сын Свободы». Его несколько удивило это сообщение, а главное — форма, в какой оно было сделано. Накануне де Водрель виделся со своими друзьями в Монреале, в доме у одного из них, и они расстались, не назначив встречи на следующий день. Значит, Винсент Годж, Фарран и Клерк тоже получили подобные письма, назначавшие им свидание на вилле «Монкальм»? Должно быть, так оно и было, хотя следовало опасаться, не кроются ли за всем этим происки полиции. Подобное опасение было вполне оправданно после измены Симона Моргаза.
Как бы то ни было, де Водрелю оставалось лишь ждать. Когда Винсент Годж, Фарран и Клерк прибудут на виллу — если прибудут, они, конечно, рассеят все его сомнения относительно встречи, назначенной столь странным образом. Таково было мнение Клары, когда она ознакомилась с содержанием письма. Не отрывая глаз от таинственного послания, она внимательно изучала строчки. Ею овладело странное предчувствие: там, где отец подозревал расставленную ему и его товарищам ловушку, она, наоборот, увидела знак некоего могущественного вмешательства в дело национального освобождения. Не проявляет ли, наконец, себя тот, в чьих руках — нити нового восстания, которое он возглавит и доведет до конца?
— Отец, — сказала она, — я этому письму доверяю!
Поскольку встреча была назначена лишь на вечер, де Водрель пожелал съездить перед тем в Лаваль. Быть может, там он получит какое-либо известие, которое прольет свет на загадочное письмо. К тому же в Лавале он сможет встретить Винсента Годжа и обоих друзей, когда те будут высаживаться на остров Иисуса. Он уже было распорядился, чтобы запрягали, но в эту минуту вошел слуга и доложил, что на виллу «Монкальм» явился посетитель.
— Кто такой? — быстро спросил де Водрель.
— Вот его визитная карточка, — ответил слуга.
Де Водрель взял карточку и, прочтя стоявшее на ней имя, воскликнул:
— Так это же наш славный мэтр Ник! Он всегда желанный гость! Проси!
Минуту спустя перед Водрелем и его дочерью предстал нотариус.
— Вот и вы, мэтр Ник! — воскликнул де Водрель.
— Собственной персоной! Всегда к вашим услугам, а также к услугам мадемуазель Клары! — ответил нотариус.
И он пожал руку де Водрелю, отвесив сначала барышне один из тех церемонных поклонов, искусство которых сохранилось, пожалуй, лишь в среде старых чиновных служащих.
— Мэтр Ник, — снова заговорил де Водрель, — вот уж неожиданный, но от этого ничуть не менее приятный визит!
— Приятный в особенности для меня! — ответил мэтр Ник. — Как ваше здоровье, барышня?.. А ваше, господин де Водрель? Вид у вас цветущий! Воистину жить на вилле «Монкальм» весьма полезно!.. Надо будет мне захватить с собою на площадь Бон-Секур немного здешнего воздуха, которым так легко дышится!
— Только от вас зависит возможность запасаться им, мэтр Ник! Навещайте нас почаще...
— И оставайтесь на несколько дней! — добавила Клара.
— А моя контора, а мои дела! — вскричал словоохотливый нотариус. — Ведь они не дают мне никакой возможности вкусить вольготной деревенской жизни! Правда, отнюдь не завещания!
— В Канаде сейчас живут до такой глубокой старости, что, в конце концов, вообще перестанут умирать. У нас столько восьмидесятилетних и даже столетних! Это переходит всякие статистические границы! Зато вот брачные контракты — это как раз то, что приносит мне наибольший доход! Представьте себе! Постойте-ка! Через шесть недель у меня назначена встреча в Лапрери, у одного из моих клиентов — из самых лучших клиентов, можете мне поверить! Меня попросили составить брачный контракт его девятнадцатому отпрыску!
— Держу пари, это наверняка мой фермер Том Арше! — откликнулся де Водрель.
— Он самый! И меня ждут именно на вашей ферме «Шипоган».
— Это замечательная семья, мэтр Ник!
— Воистину, господин де Водрель, и заметьте, я еще далеко не покончил с деловыми документами, связанными с нею!