Читать интересную книгу Пираты неба (Операция «Снегопад») - Антон Первушин

– Земля, – обратился он в эфир, – говорит старший лейтенант Лукашевич. Мой истребитель был атакован неизвестным противником. Имею повреждения в системе управления. Нахожусь восточнее полуострова Рыбачий. Приинял решение катапультироваться.

Лукашевич ещё раз оглядел пульт, вздохнул и, прижавшись затылочной частью шлема к изголовью кресла, дёрнул держки катапульты. И только по истечении пяти минут с момента катапультирования, когда уже отделилось кресло, развернулся парашют, а до земли оставались какие-то метры, Лукашевич понял, что совершил страшную ошибку. Внизу, под ногами он не увидел земли – там была чёрная и безбрежная морская гладь.

Глава шестая

Зоя

(Баренцево море, декабрь 1998 года)

Спасательное оборудование, применяемое в современной авиации, довольно разнообразно. Например, к высотно-компенсирующему костюму прилагается целый «морской спасательный комплект», включающий помимо водозащитного и теплозащитного комбинезона с гермошлемом ещё и пару поплавков, поддерживающих пилота на плаву. Однако подобное оборудование ставится далеко не на все самолёты. В воинской части 461-13"бис" было принято снабжать полным комплектом «спасения на водах» те истребители, которые должны были выполнять задачи, связанные с военно-морским делом. «МиГ-23» старшего лейтенанта Лукашевича таким оборудованием снабжён не был. В аварийный запас АЗ-7М входила только надувная лодка – неуклюжая и довольно неудобна в эксплуатации.

Когда Алексей увидел, что падает в воду, его охватила паника. Температура воды в незамерзающем Баренцевом море обычно не поднимается выше плюс двух-трёх градусов по шкале Цельсия. Человек, оказавшись в воде с температурой, близкой к нулевой, продержится недолго – минут десять-пятнадцать, – затем наступает переохлаждение и смерть. Лукашевич слышал о редчайших случаях, когда отдельные индивидуумы выживали и после часа пребывания в ледяной воде, но относить себя к уникумам не имел никаких оснований.

Однако смиряться с судьбой и идти камнем на дно было не в характере старшего лейтенанта. И он дёрнул специальный шнур, высвобождающий лодку. Лодка вывалилась из рюкзака парашюта, стала надуваться. Каблуки ботинок Лукашевича ещё только коснулись волн, как он уже расстегнул замок привязных ремней и выскользнул из подвески. Парашют ветром унесло в сторону, а Лукашевич плюхнулся в воду, и первой же волной его накрыло с головой.

Поскольку был он не в герметичном скафандре, а в обычном полётном комбинезоне, ледяная вода тут же залилась под шлем, струйки её потекли по спине, и Лукашевич впервые в жизни почувствовал, что это такое – обжигающий холод. Отчаянно работая руками и ногами, Алексей вынырнул и первым делом стащил и отбросил шлем. Обретя некоторую плавучесть, он потянул за фал, скрепляющий его с лодкой. Ещё минута ушла у него на то, чтобы подтянуть ярко-оранжевую лодку к себе и перевалиться через невысокий бортик.

Относительно прочности и остойчивости лодки можно было не беспокоиться: такие не тонут при любом волнении моря. Однако Лукашевич вымок с ног до головы и продрог, волны вновь и вновь окатывали его, и как долго он сможет продержаться оставалось под вопросом.

«Что-то нужно делать, – одна и та же мысль в разных вариациях билась в голове Лукашевича. – Нужно что-то делать. Делать что-то нужно».

Стуча зубами от холода, он подтянул к себе ранец НАЗа.[21] В ранце находились медикаменты, набор витаминизированных сладостей, аварийный радиомаяк «Комар-2М», стреляющий механизм типа «Мортирка» и десяток сигнальных патронов к нему. Медикаменты, сладости и вода не пригодятся – не успеют пригодиться, а вот радиомаяк и сигнальные патроны… Пальцы потеряли гибкость, клапан ранца не открывался, и Лукашевич сдёрнул перчатки, но это не помогло. Тогда он пустил в ход зубы. Наконец НАЗ был распакован. Пакеты с шоколадом и карамелью Алексей сразу выбросил за борт. Разорвал герметичный полиэтилен, в который был завёрнут радиомаяк, вытянул антенну, перекинул тумблер. На радиостанции загорелась лампочка, и в эфир понеслись сигналы «SOS». Лукашевич, одной рукой удерживая радиостанцию, другой принялся растирать шею и плечо. Помогло это мало. Тело с каждой секундой немело всё больше. Глаза слезились. С какого-то момента Лукашевич перестал воспринимать происходящее как нечто реальное и происходящее именно с ним. Он бултыхался в чёрной воде под чёрным небом, уже умирая, но не понимая этого.

В какой-то момент ему показалось, что он слышит характерный звук работающего двигателя и шипение воды, рассекаемой форштевнем. И вроде бы даже мелькнул в сумраке совсем близко силуэт корабля с хищными обводами. И скользнул по воде луч прожектора. Лукашевич отреагировал на это видение не сразу. Он лежал в лодке в позе зародыша, засунув замёрзшие руки под мышки, и распрямляться ему не хотелось. Невыносимо тяжко было распрямляться. Невыносимо тяжело было вообще двигаться.

Но видение повторилось. Сквозь сумрак шёл корабль – корабль-призрак, и скользил по волнам луч прожектора. И тогда Лукашевич услышал своё имя. Это встряхнуло его. Он приподнялся, напрягая последние силы.

– Алексей! – звал громкий голос. – Алексей! Лукашевич!

Старший лейтенант медленно потянулся руками к засунутой за пояс мортирке, вытащил её, подержал на весу, всё ещё не веря в то, что рядом с ним кружит корабль.

– Алексей!!! Где ты?!

Лукашевич поднял мортирку, положил одервеневший палец на скобу ударного механизма и нажал. Красная ракета, разбрасывая искры, с шипением взлетела в воздух. Сразу стало намного светлее. Пустой патрон вывалился из мортирки в лодку. Лукашевич снова свернулся калачом и уронил голову.

– Мы видим тебя, Алексей! – загрохотал усиленный мегафоном голос. – Мы идём! Держись!..

С того момента, когда ноги Лукашевича коснулись ледяной воды Баренцева моря, прошло сорок шесть минут.

(Баренцево море, декабрь 1998 года)

…Пульсирующий свет мигалок. Суровая, мужественная музыка. Лица шофёров – жёлтые, с узким разрезом глаз. Портовые краны перегружают ящики с пирса в трюм теплохода. Крупным планом – борт теплохода; надпись белой краской: «Нежин»…

…Мальчишеские сердца трепещут. Трое ребят, сидящие в первом ряду кинотеатра, возбуждены до предела. Им уже рассказывали об этом фильме, они знают, что «это круто», они замирают в сладком предвкушении невероятных и стремительных приключений, которые будут им сейчас показаны на экране…

…Голоса. Посторонние голоса за кадром…

«…он жив, разумеется. Но переохлаждение, сами понимаете…»

«…э-э-э… А что посоветуете, доктор?..»

…На экране появляется надпись: «Пираты XX века». А вот и главные персонажи фильма. «Нежин» в открытом океане, погода тихая и солнечная, и на палубе теплохода моряки развлекаются тем, что осваивают приёмы восточных единоборств, а наставником у них – крутой боцман…

…Мальчишки едва ли не повизгивают от удовольствия. Этот фильм словно специально создан для них. Так оно и есть на самом деле, но они поймут это много позже…

«…что тут посоветуешь. Других рецептов нет. Спирт, растирания. А дальше – как организм справится…»

«…существует ещё один рецепт, доктор…»

«…хм-м… э-э-э… что вы имеете в виду, Зоя?..»

…Теплоход «Нежин» подбирает чужого моряка в спасательном жилете. Моряк – азиатского типа: то ли японец, то ли китаец. «Сейчас начнётся», – многообещающе шепчет Лёха, которому уже кто-то пересказал содержание фильма. Костяй, не отрывая восторженных глаз от экрана, молча показывает Лёхе кулак…

«…вы знаете, что я имею в виду…»

«…не совсем понимаю вас, Зоя…»

«…вы слышали об опытах по переохлаждению, доктор?..»

«…каких опытах?..»

«…Зигмунд Рашер – такая фамилия вам о чём-нибудь говорит?..»

«…вы хотите попробовать?..»

«…хм-м… Зоя… э-э-э… я что-то пропустил? Какой Зигмунд… хм-м… Рашер?..»

…Подобрав моряка, «Нежин» встречает грузовое судно. Оно кажется пустым. «Летучий голландец», да и только. К судну отправляется катер. «Сейчас, сейчас», – шепчет вредный Лёха…

«…оставьте нас, Сергей Афанасьевич… И вы, доктор, тоже…»

«…вы уверены, что справитесь?..»

«…справлюсь. Я давно не девочка…»

«…хм-м… э-э-э… Зоя…»

«…идите на мостик, Сергей Афанасьевич. Там вы нужнее. Доктор вам всё объяснит…»

…С «Летучего голландца» на «Нежин» летят абордажные крючья. Зал, забитый подростками, вздыхает в едином порыве. Сюжет начинает развиваться столь стремительно, что за ним трудно уследить. Теперь и многознающий Лёха перестаёт раздражать приятелей комментариями. Всё внимание мальчишек приковано к экрану, и только там, на экране, – настоящая жизнь…

* * *

Лукашевич вынырнул из забытья, чувствуя, что всё тело у него горит, конечности болят так, что хоть вой, а рядом кто-то ворочается. Лукашевич попытался спросить: «Кто здесь?», но только зашёлся сухим кашлем.