много раз попадала в ловушки, чтобы позволить подобному дерьму случится снова. Поэтому с каждым шагом, который он делает ко мне, я отступаю в сторону, перемещая себя через мат и заставляя его поворачиваться, пока он не оказывается спиной к стене.
Он наносит мне удар за ударом, я блокирую его жестокие выпады предплечьями, но когда он преодолевает мою защиту и врезается своим сильным кулаком мне в ребра, я падаю, как мешок с дерьмом. Откатившись от него, я поднимаюсь на ноги, а Зик устремляется за мной, но я слишком медлю, и чувствую как его крепкая хватка обвивается вокруг меня. Если бы парни не научили меня, что именно нужно делать в такой позе, мне бы точно пришел пиздец, но, к несчастью для Зика, я не позволяю мудакам хватать меня сзади, больше не позволяю.
Я врезаюсь локтем ему в живот, изматывая его, как учил меня Роман, и прежде чем мудак успевает понять, что происходит, я ударяю задницей ему в пах, а затем сгибаюсь и использую инерцию от этого действия в своих интересах. Схватив его за руку, я резко дергаю его вперед, опрокидывая его тело прямо через голову, пока его спина не ударяется о тренировочный мат с тяжелым стуком.
Я падаю на него сверху, прижимая колено к его горлу, одновременно складывая пальцы пистолетом и прижимая их прямо к его виску.
— БАХ! Ты мертв, — говорю я ему, выгибая бровь. Несмотря на то, что эта тренировка ничем не отличается от всех остальных, он не знает, почему я так зла и взвинчена. Однако он знает, что я превзошла его, а такого определенно раньше не случалось.
Он снова прищуривает свой острый взгляд, и, прежде чем я успеваю опомниться, его рука обхватывает мое колено, сдавливающее его трахею, и с впечатляющей силой отбрасывает меня от себя. Я едва успеваю поймать себя, спотыкаюсь на мгновение, прежде чем балансирую на двух ногах, и к тому времени, как я набираюсь сил, Зик уже стоит передо мной.
Что-то привлекает мое внимание на полу между нами, и я рискую опустить взгляд, чтобы увидеть связку ключей. Должно быть, они выпали у него из кармана, когда я перекинула его через голову. Он не смотрит на них, но такой человек, как Зик, всегда осознает, что происходит вокруг.
Он не следит за ними, даже не комментирует, просто смотрит на меня, зная, что я знаю, что они там, зная, что я знаю, что он знает, что я знаю… черт. Я говорю как в старом эпизоде "Друзей".
Никто из нас не делает ни шагу.
— Ты знаешь, — говорит он, наблюдая за мной, как ястреб, и начинает медленно кружить вокруг меня. Я двигаюсь вместе с ним, не позволяя ему оказаться у меня за спиной.
Из моего горла вырывается ехидный смешок, и я выгибаю бровь, давая ему понять, насколько нелепым я считаю его комментарий.
— Что ты уронил ключи на пол и теперь пытаешься использовать их как приманку. Да, я, блядь, знаю. Они прямо у меня перед носом.
— Нет, — говорит он, его тон мрачнеет, заставляя меня сглотнуть от беспокойства. — Это не то, о чем я говорю, и ты это знаешь. — Зик продолжает кружить вокруг меня, и я внимательно наблюдаю за ним, мне это совсем не нравится. Напряжение в комнате меняется. Я больше не его ученица — я его добыча. Он понижает голос, сохраняя наш разговор в секрете от других охранников, тренирующихся здесь. — Ты сосредоточена. Ты насторожена, прощупываешь свое окружение. Твои рефлексы стали острее, чем были с момента прибытия сюда. Ты пересчитала мужчин в этой комнате пять раз с тех пор, как мы начали, и ты была больше заинтересована в том, чтобы защитить себя, а не набрасываться, как будто ты не хочешь рисковать получить травму. К тому же, ты смотришь на меня так, словно я в любой момент могу решить нажать на чертов курок. — Зик возвращается к тому месту, с которого начал, глядя мне прямо в глаза, расположившись прямо перед камерой наблюдения. — Ты знаешь.
Я качаю головой, мои глаза сузились на нем, в то время как мое тело кричит от беспокойства, не понимая, куда, блядь, двигаться дальше. Мое сердце бешено колотится, все остальные звуки в тренировочном зале исчезают.
— Я не понимаю, о чем ты говоришь.
Зик усмехается.
— Тебе кто-нибудь говорил, что ты дерьмовая лгунья?
В уголках моих губ появляется дерзкая усмешка.
— Все время, блядь.
Взгляд Зика опускается к ключам на коврике, затем медленно возвращается к моему, и тут же его мышцы напрягаются, и я готовлюсь к новой атаке. Он мчится ко мне, и я встречаю его в центре, его удары становятся сильнее, мощнее и обрушиваются на меня со скоростью миллион миль в час. Я стону и хриплю, пытаясь не отстать от его продвинутого уровня, но он быстро хватает меня за руки и валит на пол.
Он наваливается на меня сверху, его тяжелое тело врезается в мое и выталкивает воздух из моих легких с быстрым толчком. Я вскрикиваю, боль становится слишком реальной, а глаза расширяются от страха. Может, я и не призналась, что знаю о парнях, но он слишком ясно дал понять, что знает, что я пришла сюда готовая к бою. Он знает, что я готова сбежать отсюда, и он знает, что я готова сжечь ублюдка дотла, чтобы это произошло.
Мне пиздец.
Зик отступает, переворачивая мое тело и швыряя меня обратно на мягкие маты, прижимая мое лицо к коврику — ключи прямо перед моими глазами. Его колено опускается на мой позвоночник, а рука обвивается вокруг моей шеи сзади, прижимая меня еще сильнее. И хотя я вжата в мягкий тренировочный мат, могу заверить любого, кто будет слушать — в этом дерьме нет ничего комфортного.
Зик наклоняется, его движения усиливают давление на мой позвоночник. Он не останавливается, пока не оказывается прямо у моего уха, его большое тело загораживает и меня, и ключи от камеры наблюдения у лифта.
— Беги, — бормочет он так тихо, что мне приходится напрячься, чтобы расслышать его. — Забирай гребаные ключи и беги. Никогда не возвращайся сюда, разве что для того, чтобы всадить пулю в ее гребаную башку.
Мои глаза расширились, дыхание стало резким и болезненным, и не успел он опустить меня на мат, как уже отстранился.
— Мы здесь закончили, — рявкает он, прежде чем повернуться спиной и уйти. Он не оглядывается на меня, и я задаюсь вопросом: точно ли я