Чудотворения дар поддерживается мудростью.
Мудрость — сила, фарисейство — образ жизни.
Пророк ему наука, наука преблаженная.
Ею приходим к страху Божьему.
Страх Божий — начало добродетели.
Им вооружается душа (…)
Если кто–нибудь хочет узнать имя человека, доставившего Лаодикийское послание, то пусть сосчитает: дважды четыре с одним; и дважды два с одним; семьдесят раз по десяти и десять раз по десяти, царь; дважды два; и шесть раз по десяти и один десяток; десять раз по пяти и пять раз по десяти, заканчивается ером. В этом имени семь букв, царь, три плоти и три души.
От роду же прозывается: десять и дважды пять; тридцать раз по десяти и дважды пятьдесят; девять раз по десяти и дважды пять; и дважды три с двумя; восемьдесят раз по десяти и девять раз по девяти и дважды девять с одним; дважды три и два; четырежды пять и пять раз по четырем с одним десятком, завершается ером. Четыре столпа и четыре приклада.
Занятие же: три и один; и дважды четыре; и один; трижды пять и дважды два с единицей, завершается ером. Две плоти и две души, и самодержец, в иное время и оживление творит…»
Особенно Иосифа завораживали первые слова…
«Душа самовластна, заграда ей — вера….»
Слово «заграда» можно было трактовать двойственно — и как «защита»
И как «препятствие»…
Уж не имеют ли они в виду свободу души, которую вера сковывает….
Или — напротив — защищает…
Впервые в руках Иосифа находился документ, написанный одним из образованных и, несомненно, занимающим высокой пост в иерархии тайной веры человеком….
Конечно же, Иосиф, привыкший к разного рода тайнописям без особого труда расшифровал имя автора.
Федор Курицын, дьяк….
Ближайший помощник государя…
Ведает всеми иностранными делами….
Теперь стало понятно, что именно Великая княгиня предлагает Иосифу.
Она предлагает открыть известные ей имена основных, сильных, влиятельных, находящихся в любви у государя людей — если не самих главарей, то поддерживающих тайную ересь, борьбе с которой Иосиф посвятил свою жизнь….
Возможно, еще никогда до этого он не был так близок к победе над ними….
Его друг и сподвижник по борьбе с ересью — архиепископ Новгородский Геннадий, которого Иосиф держал в курсе всего, что удавалось узнать, тоже так считал…
Необходимо немедленно начинать действовать пока еще не поздно, пока они еще ни о чем не подозревают…
Надо схватить и прилюдно казнить их всех, как поступают со своими еретиками в Испании, — твердил Геннадий и все вспоминал и вспоминал рассказы странствующего рыцаря Николаса Поппеля…
Наверно Геннадий прав…
Но цена….
Цену Софья тоже запросила высокую.
Очень высокую.
Изменить традиции….
На престол должен сесть не законный наследник, а сын жены от второго брака…
И церковь должна это одобрить…
Более того, она должна убедить государя в том, что он неправ, и заставить его отправить на плаху своих любимцев….
Только у одного Иосифа был очень серьезный аргумент для воздействия на Великого князя, и Софья это знала….
Ведь встал Иосиф на сторону Ивана в конфликте его с братьями…
И вот кончилась навсегда — удельная старина и держава окрепла…
Может и теперь удастся….
А если нет?
Тогда им с Геннадием если не смерть, то уж ссылка в какою–нибудь далекую маленькую обитель обеспечена….
И тогда православие на Руси станет под угрозой….
Если окажутся у власти последователи тайной веры, кто знает, чем все обернется….
Иосифу предстояло принять судьбоносное решение.
И в эту минуту ему казалось, что решение зависит от ответа на вопрос о том самом самовластии души…
Свободна ли она?
И вера — это препятствие для ее свободы, или, напротив — защита?…
Но это только так казалось.
Ответ Иосиф знал давно.
Вся его жизнь была ответом.
Теперь предстояло найти силы, ум и способности для окончательной схватки.
Надо определить цену и приоритеты.
Надо заново пересмотреть иерархию ценностей.
Иосиф прекратил размышления, опустился на колени и начал молиться…
Глава пятая
НИТЬ СУДЬБЫ
Сентябрь, 1496
… Последний день сентября выдался относительно теплым и солнечным, хотя листва деревьев уже приобрела красно–желтую окраску но, несмотря на яркое солнце и чистое небо, воздух обжигал лицо всадника осенней прохладой.
Копыта коня глухо застучали по старым бревнам, и Медведев вдруг вспомнил, как он проезжал через этот мостик первый раз в жизни почти двадцать лет назад, вспомнил мужичка с телегой и конский хвост, прибитый над воротами сожженного имения «Березки».
Но теперь в этом лесу давным–давно не было никаких разбойников, окрестные места уже много лет перестали быть порубежными — граница Великого московского княжества отодвинулась почти на сотню верст отсюда, — и хотя никакая опасность не могла подстерегать здесь Василия, он оставался самим собой и, так же, как когда–то, окинул мысленным взором все свое воинское снаряжение, нынче совсем иное — он был одет скорее как литовский, а не московский дворянин, и только старый дедовский меч по–прежнему висел у его пояса.
Вот вдали уже показалось смотровая вышка, и кто–нибудь из молодых жителей Медведевки, находящийся на ней, наверняка заметит приближение Медведева, хотя ехать ему до этой вышки еще с четверть часа.
Василий, как обычно, точно выполнил данное ему поручение — передал Великой московской княгине слова ее дочери, и услышал ответ, который наверняка обрадует Великую литовскую княгиню: Софья обещала поговорить с мужем, чтобы он отозвал обратно в Москву большинство людей из свиты Елены.
Софья дала понять, что хорошо помнит Медведева, как спасителя ее дочери, выразила надежду, что он так же верно будет служить ей там, в далекой Литве, и милостиво отпустила, не удостоив никакой наградой. Впрочем, Медведев этого и не ожидал, — наградой ему служило милостивое разрешение Елены провести несколько дней в своем имении, и в этот момент Василий, уже предвкушая радость встречи, внезапно вздрогнул и насторожился.
До его уха донесся далекий звук нескольких пушечных выстрелов, а еще через минуту он увидел как за лесом, как раз в том месте, где находилась Медведевка, поднялось к небу облачко дыма. Василий впервые в жизни не поверил своим ушам и глазам, но через минуту далекий рокот пушек повторился, и еще большее облако дыма поднялось вдали над лесом.