достал трехпроцентную брынзу, разложил на трех кусочках диетического хлеба, а сверху украсил ломтиками помидора. На вкус получилось так же отвратительно, как на вид. Дожевав, я пошел в туалет и обнаружил на полу электронные весы. Встал на них и увидел цифры – 95,5 кг. Минус те полкило, которые я только что съел. Господи, надеюсь, у меня не анорексия.
Я вернулся в гостиную, или в серверную, или как там Кейдар ее называл, и начал смотреть, как он занимается своей черной магией. Спустя десять минут он процедил: «О’кей», нажал на клавишу, и я услышал, как заурчал стоящий рядом принтер. Кейдар с важным видом повернулся ко мне.
– А правда, когда ты сидишь, сразу видно, что ты поправился, – с порога заявил я.
Он стоически пропустил это замечание мимо ушей, взял два распечатанных листа и уставился в них.
– Во-первых, – сказал он, – они существуют.
– Кто?
– Твои близняшки.
– Как ты узнал?
– Они родились в Тель-Авиве, – немного обиженным тоном начал читать он, – в больнице «Ассута», у Бетти и Стефана Норман и были зарегистрированы в отделе министерства внутренних дел в присутствии представителя министерства социального обеспечения.
– Почему?
– Что почему?
– Почему при регистрации присутствовал представитель министерства социального обеспечения?
– По-видимому, – после паузы предположил он, – решение о передаче на усыновление было принято еще до родов, иначе это ничем не объяснить.
– Как их назвали?
– Эла и Наоми.
– А что с ней стало потом?
– С которой из двух?
– С Наоми.
– Она исчезла.
– Это я и так знаю. Что с номером ее свидетельства о рождении?
– Его заменяют сразу после усыновления. Как раз для того, чтобы никто не занимался тем, чем мы занимаемся сейчас.
В его голосе слышалось осуждение, которое я предпочел проигнорировать.
– Где хранится дело об усыновлении?
– В министерстве социального обеспечения.
– Ты можешь влезть к ним в компьютер?
– Да. Но толку от этого чуть. Они начали оцифровывать дела по усыновлению всего двенадцать лет назад.
– А что было до того?
– Картонные папки и охранник у входа.
– Туда никак нельзя пробраться?
– Можно попробовать ночной взлом. Я с тобой.
Только этого мне не хватало! Быть схваченным при попытке проникновения в правительственное учреждение, да еще в компании с парнем, который выглядит как свихнувшийся гитарист из группы The Beach Boys. Впрочем, у меня забрезжила одна идейка.
– Сколько человек родилось в Израиле в мае семьдесят первого года? – спросил я.
Он снова повернулся к компьютеру. На этот раз поиск занял всего несколько секунд:
– Шесть тысяч пятьсот семьдесят девять.
– Сколько из них родились двенадцатого числа?
– Двести восемь.
– Среди них есть Наоми?
– Уже проверил. Нет. Они наверняка сменили ей имя.
– Почему ты так думаешь?
– Но это же логично. Она попала к приемным родителям на второй день после рождения. Вот они и назвали ее по-своему.
– Убери из списка мальчиков. Сколько остается?
Его руки запорхали по клавишам:
– Сто восемь.
– Теперь убери всех мусульман, всех христиан и всех умерших. И тех, чьим родителям было меньше тридцати лет.
– А этих-то почему?
– До тридцати они постарались бы родить своего ребенка.
Двадцать минут спустя я уже был на улице. В моем заднем кармане лежал список из одиннадцати имен. Если родители Наоми – или как там ее теперь зовут – заодно с именем не поменяли ей и дату рождения, она в этом списке.
12
Когда я садился в машину, меня окружала вечерняя синева, предшествующая настоящей темноте. Не успел я завести двигатель, как позвонил Чик. Его голос едва пробивался сквозь гомон толпы и звуки музыки. Я поинтересовался, откуда он звонит.
– Из «Лузы», – ответил он. – Я тут подрабатываю охранником.
«Луза» – это бильярдный клуб в конце улицы Иехуда Галеви. Кстати сказать, очень приличный. Тридцать столиков, большой экран, официантки в красных футболках. Охранник сидит снаружи, на табуретке. Идите работать в полицию, молодые люди! Не упускайте свой шанс! Арабы будут устраивать на вас покушения; по субботам на вас будут нападать ультраортодоксы; домохозяйки с безумными глазами будут кидаться на вас, потому что вы мешаете им задушить мужа; вашим семьям будут угрожать бандиты, зато к 65 годам вы выслужите такую смехотворную пенсию, что придется по ночам подрабатывать охранником за 24 шекеля в час и молиться, чтобы вас не порезал какой-нибудь сопляк, которого вы не пустили внутрь.
– Завтра утром, – сказал он.
– Кто меня проведет?
– Ты записан как родственник, которому разрешено свидание.
Я же трахал его жену, подумал я. В каком-то смысле это и правда делает нас родственниками…
– Еще вопрос.
– Что?
– Где сейчас можно найти Нохи Авихаиля?
Он ответил мгновенно:
– Знаешь кафе «Джо» на улице Хашмонаим?
– Да.
– Он почти каждый вечер там. Выпивает пару чашечек эспрессо, а потом едет к себе на Сончино.
– А что у него на Сончино?
– Два этажа над автомастерской. На верхнем – казино. На нижнем – стриптиз.
– Чик?
– Что?
– Спасибо.
– Не за что.
Мы отключились одновременно, чтобы не разрыдаться друг другу в трубку. От дома Кейдара с его двориком, засаженным анютиными глазками, до клуба Авихаиля на улице Сончино и дальше, до «Лузы», охраняемой грузной фигурой Чика, – меньше пяти километров. Этот город похож на любой другой в мире. Все то же самое, только плотнее.
Я оставил Эле короткое сообщение: «Перезвоните мне» – и поехал на улицу Хашмонаим. Загнал машину на открытую стоянку на углу Ха-Арбаа и дальше пошел пешком. Авихаиля я узнал сразу – его окружали телохранители. Я насчитал четверых непосредственно рядом с ним; пятый стоял возле шестисотого «Мерседеса», припаркованного прямо на тротуаре, перед витриной магазина велосипедов. Выглядел Авихаиль хрупким – другого слова и не подобрать. Невысокий, темноглазый, темноволосый, кожа светлая, с голубыми прожилками вен. Одет в простую белую футболку. Он сидел и пил свой кофе.
Я направился к нему, но путь мне преградил один из телохранителей:
– Вы куда?
– Мне надо с ним поговорить.
– Он пьет кофе. Может человек спокойно выпить кофе?
– Скажите ему, что я охранял жену Кляйнмана.
Он посмотрел на меня с интересом, отошел к Авихаилю, поговорил с ним и вернулся.
– Он говорит, чтобы ты валил отсюда, пока тебе не наподдали.
У меня вдруг снова заныли ребра. Как и все остальные части тела. Я осмотрелся и увидел на подъездной дорожке кирпич. Взял его, сделал три шага вперед и швырнул кирпич в окно «Мерседеса», после чего сел на тротуар рядом с машиной. Они не станут бить меня здесь – слишком много свидетелей. Окно разлетелось вдребезги, и наступила полная тишина. Все взгляды были обращены на меня. Телохранитель, с которым я разговаривал, двинулся ко мне, но Авихаиль жестом