– Сестра Арджентина тоже молода, хороша собой, и мужа у нее нет. Но никто не говорит, что она шлюха.
– Но она же монахиня! – ахнула старуха.
– Тетя Ильзе, ты не хочешь сказать мне правду, – Карин была разочарована, ей казалось, что ее предали.
Старуха поставила на место ведро с молоком. Солнце было уже на закате, на небе заблистал лунный серп. Они вошли в дом, и старая женщина заговорила с девочкой, вкладывая в свои слова всю искренность, на какую была способна:
– Твоя мать – женщина темпераментная, – она откинула со лба прядь волос, упавшую на глаза.
– Что значит «темпераментная»? – Вечно у взрослых находились какие-то слова, смысла которых она не понимала.
– Такая, которая любит жизнь.
– Но мы же тоже любим жизнь, тетя Ильзе.
Против этого нечего было возразить. До чего же трудно объяснять некоторые простые вещи!
– Твоя мать любит общество, – она села и притянула к себе Карин. Последние лучи солнца играли на деревянной стене. – Когда твоя мать приехала сюда из Валь-Пустерии, – принялась рассказывать Ильзе, – она была девчонкой, чуть побольше, чем ты сейчас. Но тогда были другие времена. Больше было бедности.
– Почему все всегда говорят, что в прошлом было больше бедности? – с любопытством прервала ее Карин.
– Твоя мать голодала, – не обращая внимания на вопрос, продолжала старуха. – И не только пища была ей нужна, она истосковалась по любви. Она нашла работу в гостинице у Винтерхолеров. А потом выросла, стала красивой девушкой и решила, что случайные встречи с мужчинами – это и есть любовь.
– А на самом деле что такое любовь?
Умеет же эта девчонка поставить ее в неловкое положение!
– Может быть, это сказка, которую мне рассказали много лет назад, – добрые старушечьи глаза улыбнулись далекому воспоминанию.
– Тетя Ильзе, почему мама больше не работает в гостинице у Винтерхолеров?
– Потому что живет в Риме.
– А почему она живет в Риме?
– Не знаю, Schatzi. Она сама как-нибудь тебе расскажет, если захочет.
– Я тебя люблю, тетя Ильзе.
– Конечно, воробушек, – старуха и девочка обнялись с нежностью.
И вот теперь Карин видела свою мать, эту беспокойную и темпераментную женщину, с ее весьма сомнительной по способу выражения любовью к жизни, в объятиях незнакомца на разогретой солнцем июньской траве. И в душе девочки росло и крепло жестокое чувство, имени которого она не знала, больше всего похожее на ненависть.
* * *
В обеденном зале отеля «Вигилийох» ужинали при свечах, заливавших теплым и зыбким светом белоснежные скатерти. Посетители обменивались улыбками, официанты и девушки в тирольских костюмах сновали между столиками, обслуживая гостей под звон бокалов и серебряных приборов, под негромкий шум вежливых и веселых голосов. В широких окнах виднелось звездное ночное небо, и вдалеке рисовался величественный силуэт Доломитовых Альп.
Укрытая темнотой, Карин не спускала глаз с окон, жадно впитывая через стекло все это великолепие, казавшееся ей высшим проявлением роскоши. Низкое здание с покатой крышей, вплотную примыкавшее к скале, с длинными деревянными галереями, украшенными цветами, и оконными ставнями с глазком в форме сердца, представлялось Карин таинственным, притягательным и недоступным местом, чем-то вроде замка фей.
После захода солнца никто не мог подняться на гору Сан-Виджилио или спуститься с нее из-за отсутствия дорог: фуникулер служил единственным средством транспорта, преодолевавшим подъем в полторы тысячи метров за семь минут. В восемь вечера он закрывался. Здесь не было автомобилей, мотоциклов, музыкальных автоматов, телевидения и кинематографа, здесь царило одно лишь загадочное и глубокое молчание горных вершин. Среди лесов, за зданием гостиницы, располагалось несколько прекрасных вилл, выстроенных в тирольском стиле, да тут и там были разбросаны старые фермы.
Карин знала все секреты горы Сан-Виджилио и прекрасно умела прятаться. Оставаясь невидимой, она наблюдала за великолепным спектаклем, проходившим по ту сторону широких окон. Она также поняла разницу между наблюдением и подглядыванием, когда наконец заметила свою мать в сопровождении человека, приехавшего с ней из города.
Мартина уже успела сменить наряд; теперь на ней была блузка в цветочек и широкая, бирюзового цвета юбка. Маленькой Карин она представлялась самой элегантной женщиной на свете. На нем был темно-синий клубный пиджак, вигоневые брюки, бежевый хлопковый свитер под горло. На левой руке поблескивал, бросаясь в глаза, перстень с черным плоским камнем. Они обменивались словами и улыбками, на белой скатерти выделялись их сплетенные в счастливом пожатии пальцы. Иногда Мартина оглядывалась по сторонам, словно желая убедиться, что находится именно в том месте, где за много лет до этого была в услужении. Среди состоятельных посетителей, которые могли себе позволить остановиться в отеле «Вигилийох», она выделялась своей красотой.
На подносах подавали крупных форелей с горячим картофелем под соусом из золотистого расплавленного масла и нежного майонеза. У Карин потекли слюнки. Нечасто ей доводилось отведать этого изысканного блюда и, уж конечно, не в такой роскошной обстановке. Она вгляделась в тонкий хрустальный бокал, который ее мать подносила к губам, и увидела в нем отблески золотистого нефрита. Вино имело тот же оттенок, что и Apfelsaft [20], стаканом которого как-то угостил ее Хайни, хозяин гостиницы, за то, что она умудрилась найти в густой траве, на краю бассейна, оброненные им наручные часы.
Почувствовав на плече чье-то горячее дыхание, она испуганно обернулась, однако, увидев собаку, успокоилась и улыбнулась.
– Привет, Берри, – прошептала она.
Крупный сенбернар добродушно и любовно лизнул ей руку. Берри был местной достопримечательностью, но для нее он был прежде всего товарищем по играм. Зимой он бегал за ней до самого перевала, а когда она неслась сломя голову с горы на санках, мчался следом, заливаясь радостным лаем, играючи опрокидывал ее навзничь, и они, обнявшись, кубарем катались по пушистому снегу у подножия фуникулера.
– Мы одни, Берри, – сказала Карин. Она протянула руку, погладила в темноте теплую морду, и пес заскулил от удовольствия. Она улеглась на землю рядом с ним, обняла его и заплакала тихо и горько, как плачут взрослые.
В ГОРОДЕ
– Неужели тебе здесь не нравится? – Мартина была возмущена равнодушием и враждебностью дочери по отношению к новой обстановке, которая ей самой казалась несравненно красивей и богаче, чем убогая старая ферма на горе Сан-Виджилио.
– Здесь очень красиво.
Карин еще не научилась лгать, но уже понимала, что полная откровенность приносит больше неприятностей, чем преимуществ. В городе ей понравились магазины, люди, сидевшие за столиками кафе на площади Вальтер, но все это вызывало у нее лишь поверхностный интерес случайного посетителя. Насколько больше понравились бы ей мельком увиденные чудеса, если бы только, рассмотрев их поближе и налюбовавшись всласть, она могла вернуться домой! Увы, возвращаться пришлось в большую квартиру на Лаубенштрассе в старинном центре Больцано. Карин, привыкшей к вольным просторам, казалось, что она здесь задохнется.