Я лег в постель с надеждой хоть чуть-чуть поспать. Но стоило положить голову на подушку, как внезапно заревел будильник на телефоне. Выходной, на работу идти не надо, но репетиция начиналась уже через час. В общем, это и была задумка Алекса — пока у нас выходные, использовать каждую свободную минуту, начиная с раннего утра. Проклиная Алекса, я нехотя собрался и отправился в ДК.
— Ты где ночью шарахался? — первым делом спросил Игорь, разглядывая мой потрепанный вид.
— На кухне, — сонно ответил я, заваливаясь на стул. Утренняя прохлада не только не выветрила сонливость, но и наоборот — контраст температуры улицы и теплого помещения вконец разморили. А теперь еще и солнце просвечивало через открытые щели в жалюзи ранними лучами, резало и слепило глаза.
Дверь в комнату распахнулась, донеслась приглушенная музыка из наушников. Дима, пританцовывая под какой-то свой такт и смачно жуя жвачку, тасманским дьяволом из мультика впорхнул в обитель искусств и с ходу наполнил суетой спокойную утреннюю атмосферу.
— А кто это на вас такие кислые рожи надел? — с порога спросил Дима. — Я думал, щас приду, а тут мои пацаны тяжелухой балуются, аж побелка с потолка сыплется и стены содрогаются в экстазе. А под окном толпа сисятых телок автографы просит… Алекс! — вдруг запнулся Дима, его лицо приобрело страшное и удивленное выражение. — Алекс, ты чо?!..
Алекс оторвал взгляд от блокнота, над которым я провел всю ночь, недоумевающее уставился на Диму.
— Оззи Осборн порви твой баян! Алекс, ты чо творишь?! — Дима не прерывал посетивший его с самого утра словесный понос. — Алекс, зачем? Зачем ты разрушаешь мое мировоззрение? Зачем ты нарушаешь привычный мне порядок вещей? Зачем ты губишь мою судьбу?!
— Что не так?
— Ты нафига пришел вовремя? Ты что, не мог поспать до обеда, как все нормальные люди, а уже потом приходить на репетицию? Я тебя не ждал так рано, если честно. Теперь я даже не знаю, как мне поступить. Все планы на сегодня испорчены. — Комедия Димы перестала интересовать сонную команду, как не несущую в себе ничего смешного, а значит бесполезную. Басиста задело равнодушие к своей персоне, он успокоился и принялся вынимать из чехла свою гитару, провода и примочки. Зато стоило отдать Диме должное — его приход окончательно разбудил всю команду.
— Не то, не то… — бормотал Алекс, изучая мои ночные труды. — Совсем не то. Ты можешь придумать какую-нибудь легенду, историю или что-то в таком духе? Лирика и философия сейчас мало кому интересны. Любой автомеханик Вася с двадцатипятилетним стажем тебе такую лирику и философию из своей жизни задвинет, что ты лопнешь от зависти. Как автор, я имею в виду. Если пишешь лирику, надо что-то такое… общедоступное. Неразделенная любовь, например. Черствость бюрократии, глупость системы. Или там… по маме скучаешь. Все это людям понятно. Лично твои переживания, поверь, им совершенно не нужны.
Последние слова меня крайне задели. Я целую ночь просидел над блокнотом, вылил на него свою душу, а ее отпихивают, как вшивого котенка. И тут же ворвалась мысль: а если бы и не отпихивали, а взяли брезгливо-заботливыми руками, изображающими сочувствие, то мне пришлось бы терпеть их жалость.
— Тебе нужно писать не то, что считаешь нужным, а то, что хотят от тебя услышать, — продолжал Алекс, словно угадав мои мысли. — Человеку очень льстит, когда он видит подтверждение своих взглядов на мир. Это называется когнитивным резонансом. Человеку нравится, когда кто-то воет со сцены от боли неразделенной любви так же, как и он сам воет внутри себя. Когда кто-то ругает власть так же, как и он. Даже когда завидует чужим банковским счетам, но тщательно маскирует зависть за отвращением. И льстецы попадают в круг доверия. Вот, что нам нужно, — попасть в круг доверия публики. Только тогда мы достигнем каких-то высот. Люди мыслят очень плоско, для них нет понятия «между добром и злом». Как отличить добро от зла? Если кто-то действует в твоих интересах — он добрый. Если нет — он злой. Если какой-то отморозок пускает в тебя автоматную очередь — он злодей. А он считает, что злодей ты, потому как торчишь ему два ляма и отдавать пока не собираешься. Абсолютность добра и зла в понимании человека прямопропорциональна его эгоистичности: ты настолько хороший или плохой, насколько субъект твоих действий любит себя. Справедливо и обратное: любящий человек иногда кажется безразличным, так как ставит для себя приоритетом желание и волю объекта своей любви. Сам по себе человек нейтрален в этом отношении, окрас носят только постороннее суждение о нем. Но если ты нейтрален, то тебя как бы и нет: чтобы люди ощутили твою материальность, настоящесть, необходимо противопоставить их воле свою. Нужно столкнуться с чужой волей и давить, наращивать авторитет, весомость. Две воли сталкиваются и начинают мять друг друга, трансформировать, уживаться. Это клей всего общества. Если ты нейтрален, тебя не замечают. Ты не существуешь, с тобой не считаются. Ты словно монах в горах Тибета — призрак. Ты слышал хоть раз о крестовом походе на буддистов? Я тоже нет. Все потому, что они неинтересны для оппозиции — живут где-то высоко в горах и поочередно исчезают из этого мира. А нам этого не надо. Поэтому для привлечения публики самое главное — не оставить ее равнодушной: ты либо зовешь за собой, либо объявляешь им всем войну. Короче говоря, людям нужно конкретное зло и конкретное добро: какой-нибудь Темный Властелин и Добрая Фея. И если Добрая Фея нужна для привлечения публики, то Темный Властелин необходим для создания забора вокруг твоей сцены — он вызывает злость, страх, отвращение. Ты вырастешь в глазах других людей, а твоя публика почувствует себя исключительной. Нельзя быть добрым со всеми, люди не ценят искреннюю доброту — ты стелешь им красную дорожку, а они либо не замечают согнутой фигуры перед собой, либо принимают тебя за личного раба, — в глазах Алекса промелькнула печальная тень воспоминаний, и я понял, что его чувства созвучны моим. Затем он вдруг очнулся и поглядел на меня внимательным, двусмысленным взглядом. — Ты можешь не разделять эту точку зрения, но следовать ей обязан. Иначе вся наша затея бесполезна.
— И ты готов с этим смириться?
— С чем? — не понял Алекс.
— С тем, что занимаешься музыкой только ради бабла.
— Чем-то же надо зарабатывать, — пожал тот плечами. — Я понимаю, что ты сейчас думаешь, раньше и мной руководствовали подобные мысли. Тебе кажется, что искусство — это нечто сакральное, душевное, интимное, прекрасное… То, за что стыдно брать копеечку, ну, исключительно ради пропитания и погашения себестоимости культурного продукта. Такое может спороть только наивная учительница литературы в средней школе. Нет! Искусство — это развлечение! Оно им было, есть и будет! Любой знающий себе цену поэтишка торгуется за каждый свой стишок не хуже армянина на рынке. Потому что он все понимает. Искусство, вопреки всякому мнению, не способно вытащить из клоаки грехопадения: любой уважающий себя садист будет с еще большим наслаждением кромсать жертву изящным ножом в комнате, увешанной библейскими сюжетами да Винчи под органную музыку Баха. И от этого получит еще больше наслаждения. Музыка не меняет человека — она вынимает из глубины его души самые сокровенные чувства, будь то любовь или жестокость. Человек слушает музыку про себя, и от этого балдеет.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});