Читать интересную книгу Популярная музыка из Виттулы - Микаель Ниеми

— На, выбери себе тёлку, Ниила! Из журнала, которая твоя?

Тут у него перехватило дух. Он упал на стул, вздохнул и подался вперед словно немощный — застенчивые турнедальцы часто ведут себя так, когда им надо исповедаться. Ниила прокашлялся и глотнул воздуха, прежде чем к нему вернулся дар речи.

— Бабушка… — сказал он и умолк.

— А что с ней такое? — я решил помочь ему.

— Она… она умерла…

— Ну, знаю, так то ж давно было.

— Она вернулась!

Теперь, когда джинн был выпущен из бутылки, глухим и скрипучим голосом Ниила выложил остальное. Чем дальше рассказывал Ниила, тем страшнее становилось мне.

Бабушка начала являться. После трехлетнего отсутствия она вернулась в свой старый дом. И хотя похоронили ее со всеми лестадианскими почестями, земля ее не приняла.

В первый раз она явилась Нииле расплывчатым пятном, вроде тех светлых крапинок, что видны в уголках глаз. Потом Ниила стал чувствовать слабое дуновение, будто кто-то дышал на него. Со временем призрак принял более отчетливую форму, увеличился и даже стал издавать звуки. Постепенно старуха заняла свое привычное место в семье. Расплывшаяся и разбитая, она вперевалку спускалась с чердака на негнущихся ногах. Вечерами частенько садилась ужинать, месила картошку и морковь в остатках супа, превращая их в серую кашу, после чего всасывала ее с громким хлюпающим звуком. Смрад от нее шел — не передать. Сладкий запах женского пота вперемешку с затхлыми ароматами загробного мира.

Удивительно, но похоже, что привидение видел только Ниила. Однажды старуха прямо посреди кухни ловила мух, давила их желтыми ногтями и бросала в горшок с мясом, стоявший на столе. Все кроме Ниилы с аппетитом продолжали есть.

Ниила жил в комнате на верхнем этаже вместе со старшим братом Юханом. У брата из-за быстрого роста болели мышцы, поэтому ему нужно было много спать. Спал Юхан по-мужицки — глубоко и с храпом. Ниила же наоборот просыпался от малейшего шороха.

И вот однажды Ниила уснул крепким сном. Это был очень крепкий сон, — повторил он, слегка покраснев, и я понял, что ему снилось. Тогда-то, посреди сладостных грез, раздался сигнал тревоги — Ниила моментально распахнул глаза.

Над ним нависла старуха. Ее щеки исказились от безумной ярости, беззубый рот был открыт и изрыгал беззвучные ругательства, едкая слюна капала Нииле прямо на лицо. Ниила вскрикнул так громко, что Юхан перестал храпеть и повернулся на бок. Но видение уже пропало.

Вот и сегодня ночью бабка снова разбудила Ниилу. В этот раз она пыталась задушить его своими когтями. Когти были, как сталь. Она обхватила Ниилину шею, но в руках у нее не было силы. Насмерть перепуганный Ниила сумел отбиться от старухи. Он закрылся в туалете и просидел там до утра с зажженным светом и финкой для защиты. Слышал, как кто-то возится с замком, видел, как фосфоресцирующий газ начал просачиваться сквозь щель в полу. Но Ниила побрызгал горячей водой, и газ исчез.

Ниила расстегнул ворот рубахи. Вкруг его шеи шел багровый рубец, будто кто-то пытался затянуть на ней веревку. Это было похоже на отморожение, полоска отмирающей кожи.

Я слушал Ниилу, и меня охватывало всё большее беспокойство. Когда он умолк, я хотел было что-то сказать, успокоить его, ободрить. Но у меня не вышло. Лицо у Ниилы было вялым и безжизненным, он был похож на старика.

— В голове не укладывается, — пробормотал я.

Голова Ниилы задрожала еще сильнее. Он вытащил пластинку «Битлз» и отдал ее мне. Сказал, пусть пока полежит у меня, других ценностей у Ниилы не было.

Я сказал ему, чтоб он молчал, но сам чувствовал, как его страх передается мне. Страх поднимался от ног. Я вскочил.

— Будешь спать у меня.

— Спать? — Ниила прошептал это слово так, как будто оно не имело смысла.

Я сказал, что это единственная возможность. Когда все лягут спать, Ниила вылезет из окна, спустится по пожарной лестнице и проведет ночь у меня. Потом на рассвете, когда станет безопасно, он сможет вернуться домой. Родителям говорить необязательно. Если только сами не справимся.

Потом надо будет взять лопаты, пойти на церковное кладбище в Паялу, раскопать могилу и вогнать сосновый кол в сердце проклятой ведьмы.

Так как телевизора у Ниилы не было, он не имел даже общего представления об охоте на ведьм и потому отказался от моего предложения. Я сам понимал, что дело это муторное, даже если провернуть его сейчас, во время белых ночей.

Оставалось одно. Мы оба знали, что рано или поздно кто-нибудь из нас заикнется об этом. Первым решился я.

— Надо идти к Русси-Юсси.

Ниила побледнел. Зажмурился. Взялся за шею так, словно сунул голову в петлю.

Русси-Юсси был одним из последних настоящих турнедальских коробейников и самым страшным человеком во всей округе. Это был сутулый старик, напоминавший ворону, скукоженный, как прошлогодний картофель, щеки покрыты бурыми пятнами. Горбатый нос, похожий на клюв, кусты сросшихся бровей, губы большие, алые и влажные, как у девушки. Он был желчен и насмешлив, прозорлив и мстителен. Люди избегали его.

Поставив дорожную картонку на багажник, это пугало колесило по всей округе на дамском велосипеде. Ломилось в чужие кухни словно представитель власти, вываливало на кухонные столы шнурки, цепи, лосьоны, пуговицы, платки, лезвия, катушки, крысоловки. На самом дне картонки, в специальном отделении, лежал особый товар: собственно, из-за этого товара Русси-Юсси и был нужным и даже желанным гостем. Это были баночки с жидким коричневым снадобьем, которое по-турнедальски называется нопат. Экстракт имел свойство пробуждать сексуальное влечение даже у самых обветшалых старух, лечить самые запущенные дедовские недуги. Ходили слухи, что Русси-Юсси настаивает капли на каком-то особом сорте грибов, которые добывает на севере Финляндии и которые, судя по рассказам очевидцев, содержат изрядную долю галлюциногенов.

Родился Юсси в самом конце прошлого века в Финляндии, которая тогда была российской провинцией. Он был внебрачным сыном дворовой девки и помещика. Мать привила ему ненависть к знати и помещикам, которые безнаказанно пользовали свою прислугу. В 1918 году еще отроком Юсси участвовал в гражданской войне на стороне красных. После поражения он, как и многие товарищи по несчастью, бежал в новорожденное светлое царство рабочих под названием СССР. Всего с десяток лет спустя начал зверствовать Сталин, и, поскольку каждый иностранец был как минимум шпион, Юсси был схвачен и направлен в сибирский трудлаг. Здесь он повстречал финских и турнедальских коммунистов, которые пытались убедить себя и собратьев, что все они — жертвы чудовищной ошибки, что еще чуть-чуть — и Отец Народов товарищ Сталин прозреет в своей мудрости, и что их в любой момент должны отпустить, принести им торжественные извинения и воздать почести.

Среди заключенных был один старый лопарь с Кольского полуострова. Еще до поимки он отощал с голодухи, поскольку саамские поселения были преобразованы в колхозы. Но Сталина он не ругал, хотя и не был сторонником чистки. Бедолага чувствовал, что близится его конец, и, так как спал на одних нарах с Юсси, ему-то и решил он открыться. Бормоча на смеси саамского, финского и русского, старик поведал Юсси о таинственных силах и чудесах. О заживлении язв и исцелении безумных, о стадах оленей, чудесно спасшихся от волков. Есть слова. Есть глаза, которые будто два яичка путешествуют по воздуху, пока пастух отдыхает на привале. И еще есть кровь, которая втекает обратно в рану, а от раны остается только белый рубец. Короче, есть возможность выбраться отсюда.

Долгими морозными ночами старик учил Юсси, как надо бежать и как спасти древнюю премудрость от неизвестного будущего, где эта премудрость несомненно понадобится.

— Как помру, — хрипел старец, — снеси меня в сугроб. Да жди, как закоченею — небось, не долго ждать — жди, как промерзну наскрозь. А тогда отломи-ка ты мой левый мизинец. В нем сокрыта моя сила. Отломи ты палец да глотай его, пока не взяла тебя охрана.

Вскоре после этого разговора старик скончался. Был он такой тощий, что, когда Юсси потряс его, громыхнули кости. Юсси сделал так, как велел старик — вынес его на сибирскую стужу. С хрустом отломил грязный мизинец, быстро запихнул его в рот и проглотил. И с той поры никогда уж не был прежним.

Юсси дождался апрельского вечера, когда весна уже боролась с зимой. Он выбрал удачное время: наст был еще прочный и проходимый. Дождавшись, когда охранники по обыкновению станут пить водку и вести задушевные беседы, Юсси пустился в бега. Для этого он обратился женщиной. И вот она вышла. Стояла посреди двора — грязная, оборванная, но прекрасная. Она намеренно постучалась к охранникам. Одурманные ее сладкими речами, они сцепились меж собой, пока кулаки и губы их не превратились в кровавое месиво. Теперь дорога была свободна. Так, с двумя сухарями и обломком ножа начала она свой бесконечный путь в Финляндию.