мне достойный вид и это приносит ей радость. Она круговыми движениями массировала кожу, а потом взяла расческу и принялась расчесывать мне волосы. Потом мама полила мне на голову теплую воду, добавила мыло и принялась смывать масло. Потом она вытерла мне волосы полотенцем, расчесала и заплела в тугую косу.
Мама обошла меня вокруг, склонила голову и принялась внимательно меня рассматривать.
– Вижу легкий желтый оттенок, – сказала она. – Масло работает. Беги посмотри, как там Лия.
Я провела пальцами по голове и косе.
– Спасибо, мама.
Прежде чем идти искать Лию, я забежала домой и посмотрелась в небольшое зеркало на стене. На меня смотрела юная девочка с большими миндалевидными голубыми глазами.
– Рози, – сказала я этой девочке, – ты очень красивая! Ты такая красивая!
Я крутанулась и вытянула шею, чтобы посмотреть на косу. Хм! Такая же рыжая, как всегда!
Когда я пришла на речку, Лия уже плавала. Русые волосы ее намокли, вокруг плавали листья водяных лилий. Она положила голову на большой серый камень, торчавший посреди речки, и принялась взбивать воду вокруг себя в белую пену. Ветви ивы с длинными листьями склонялись к речке, словно животные, пришедшие на водопой. Пышные зеленые кусты с белыми ягодами, словно зонтики, накрывали ветки, а узловатые корни удерживали берега. На другом берегу речки росла высокая трава. Повсюду сновали стрекозы, весело гоняясь друг за другом, словно играя в салочки. Прохладный ветерок обдувал мою шею.
– Рози, иди сюда! – позвала меня Лия.
Она сложила руки, набрала воды и плеснула мне на ноги.
– Ты не должна купаться без старшей сестры! И мама сказала, что ты должна дождаться меня!
– Она не узнает, если ты не скажешь! – засмеялась Лия.
Я сняла туфли и прыгнула в речку рядом с ней, не забывая про камни. Вода охладила мою разгоряченную кожу. Плюх!
Я даже слегка притопила Лию.
– Выходи! – скомандовала сестре.
– Вот еще! – откликнулась Лия.
Она схватила меня за плечи и попыталась утопить. Мне удалось вырваться из ее хватки, но я погрузилась в прохладную воду еще глубже. И вот уже утратила ощущение времени и пространства, вновь стала самой собой. Я всегда любила полную тишину подводного мира, открыла глаза и увидела, как вокруг меня плавают оранжевые рыбки и головастики.
– Привет, рыбки, – пробормотала я, выпуская воздух из легких. – Привет, маленькие головастики.
От губ моих поднялись пузырьки. Я вынырнула и сделала глубокий вдох.
Мы с Лией плавали и играли, пока нам хватило сил. А потом мы с трудом выбрались на берег – одежда наша отяжелела от воды и прилипала к телу. Мы легли на траву и стали греться на солнышке. Мама не любила, когда с нашей одежды на земляной пол капала вода, поэтому нужно как следует просохнуть, прежде чем отправляться домой. Я смотрела на небо, на тонкие ветви с длинными листьями над головой. Огромное дерево распростерло ветки во все стороны. Длинные, тонкие ветви свисали над водой и колебались на ветру. В траве я разглядела фиолетовые цветочки. Тонкие лавандовые лепестки окружали ярко-желтую сердцевину. Моя подружка, Река, говорила, что с помощью этого цветка можно узнать, любит ли тебя твой избранник. Я сорвала цветок.
– Лия, хочешь, я расскажу тебе секрет?
– Да!
– Только пообещай, что никому не скажешь!
– Я не скажу! Рассказывай!
– Но ты тоже должна будешь рассказать мне свой секрет.
– Хорошо, я расскажу!
– Мне кажется, я знаю, за кого хочу выйти замуж.
– Правда?! Расскажи!!!
Я покраснела, неожиданно смутившись, что произнесла это вслух.
– Он один из тех мальчиков, которые приходят завтракать.
В последнее время я часто мыла посуду в корыте, пока мальчики завтракали.
– Его зовут Яков.
– Яков? Кто это?
– Тот, рыжий.
– А, тот…
Лия улыбалась. Она одновременно и гордилась, и боялась знать такой мой секрет.
Яков по утрам приходил завтракать. Если другие мальчики буквально врывались в наш дом, то Яков вел себя гораздо спокойнее. В нем была какая-то надежность, уверенность, которая показывала, что он не нуждается в том, чтобы быть замеченным. На сцене мне нравилось двигаться и шуметь, но в обычной жизни я была тихоней, и его спокойствие привлекало меня, как лягушек привлекает вода. А кроме того, он был рыжим!
– А кто нравится тебе? – спросила я.
– Мне они все не нравятся!
– Ты должна мне сказать! Я же тебе рассказала! Ты обещала!
– Но мне никто не нравится! – смутилась Лия.
– Просто расскажи мне, Лия. Я никому не скажу.
– Ну хорошо, мне нравится Менди. Теперь ты довольна?
«Менди? Какой Менди? – подумала я. – А, тот маленький, с детским лицом».
– Лия, это так мило, – с восторгом сказала я.
Лия рассмеялась и отвернулась. Я взялась за цветок – это единственный способ узнать, любит ли меня Яков.
– Любит. Не любит. Любит, – бормотала я себе под нос, обрывая лепестки и бросая их на землю.
Сердце у меня замерло. Остался последний лепесток, и на него пришлись слова «не любит». Как такое может быть? Я бросила цветок и сорвала другой.
– Любит. Не любит. Любит. Не любит…
Я не успокоилась, пока не нашла цветок, который сказал мне заветное слово: «Любит!»
– Любит! – произнесла я, отрывая последний фиолетовый лепесток от желтой сердцевины. – Видишь? Я знала, что он меня любит!
Глава 11
Ложь говорит каждый своему ближнему;
уста льстивы, говорят от сердца притворного.
Псалтирь 11:3
Освенцим. Июнь 1944.
Я почувствовала, что кто-то открывает мне рот и что-то кладет туда. Я повела языком – это был кусочек хлеба. Я открыла глаза, чтобы посмотреть, кто меня спас, но, когда взгляд мой прояснился, человек этот уже ушел.
Я медленно поднялась. На улице стемнело. Похоже, никто не заметил, что я упала. Женщины-солдаты окружили заключенных и повели на грязный двор. Солдаты подгоняли нас дубинками. Нас построили шеренгами по пять.
– Рози! Лия! – крикнул кто-то.
Я повернулась, чтобы понять, кто нас зовет, но в темноте не смогла различить лица.
– Лия, Рози! – позвал тот же голос.
– Это Ханка! – воскликнула Лия. – Она тоже здесь!
– Ханка! – крикнула я.
Ханкой звали жену нашего дяди Давида. Дядя Давид был младшим братом мамы. Он каждый шаббос[16] приходил поиграть с нами.
– Вы тоже здесь, – сказала она, пробравшись к нам.
Мы обнялись.
– Где Давид?
– Он в другой части, вместе с мужчинами.
– А Ицхак Иехида с ним?
Ицхаком Иехидой звали сына Ханки и Давида. Ему было всего два года, но он уже поражал всех вокруг. У него были светлые, вьющиеся