— Но зачем метить младенцев? Для чего это Темной Владычице?
Конова пожал плечами.
— Никто не знает, кроме Нее, а Она не говорит. Все, что я знаю, так это то, что мне и прочим железным эльфам выпала такая вот карта. И мы старались разыграть ее как можно лучше.
— Ну а мне выпала другая карта. — Висина запустила руки под его замшевую рубаху, коснувшись боков. — Возможно, я сумею несколько изменить ваш взгляд на мир…
Конова изумленно поднял бровь, однако промолчал. Хотя ее пальцы ощупывали ребра с предельной осторожностью, тело все равно пронзала боль.
— Эй, женщина, потише! — наконец не выдержал он. — У меня там и так все переломано.
Вытащив руки из-под рубахи, девушка принялась копаться в своей холщовой сумочке.
— Ваше имя Хир Уль-Освин. Оно звучит как калагрийское.
— Одно из славнейших имен в Калагрийской империи! — Конова поерзал в седле, силясь подстроиться под ритмичные движения лошади. — Лейтенант Освин в битве при ущелье Якат с отрядом всего из двухсот бойцов удерживал войско в тысячу орков. Это произошло сто лет назад, во времена пограничных войн.
— А что, в истории империи были времена, когда она не вела пограничных войн? — съязвила Висина.
Конова проигнорировал шпильку.
— Орки могли обойти ущелье и захватить небольшую заставу, которую охранял лейтенант со своими людьми, но Освин вынудил этих лохматых уродов вступить в бой и перебил их всех!
— Вынудил? Как это — вынудил? — Подбородок девушки лег на его правое плечо.
— До того как вступить в армию, Освин был драматургом. И лучше всего ему удавались забавные стишки, которые он вставлял в свои пьесы. Впрочем, вы ведь дочь великого Алмака Текоя! Боюсь, они не для ваших деликатных ушей.
Конова мог бы поклясться, что ее щека вспыхнула.
— Мои уши будут получше ваших!
— Ах, сударыня, вы задели меня за живое!
Висина отодвинулась и снова закопошилась в сумочке.
— Ладно, рассказывайте, что за стишки такие!
Конова опять попытался устроиться поудобнее.
— Сейчас. — Он задумался. — Как же там было…
Раз с дружком баловалась колдунья,Недовольна осталась ведунья,И заместо прибораВшила враз мандрагоруРазлюбезному наша шалунья.
Висина оставила свое занятие.
— Что, и все? И вот из-за этого орки полезли в драку?
Конова покачал головой.
— Нет, конечно! У Освина таких в запасе имелась целая куча. Ну и прочих оскорблений.
— Кстати, мандрагора никакими особыми магическими свойствами не обладает, чтоб вы знали, — заметила Висина. — Так что непонятно, откуда у колдуньи вообще взялась эта мандрагора.
— Ну, это просто, ну, вроде как шутка.
— Несмешная какая-то шутка… А-а! Поняла! — воскликнула Висина, хлопнув его по руке. — Вы взяли себе его имя, потому что он совершенно неостроумный, такой же как и вы, да?
Конова попытался вспомнить, что конкретно ему так не нравилось в лесу, но все равно не вспомнил. Как же там было хорошо! Тихо, одиноко.
— Нет, сударыня. Я взял себе его имя, потому что Освин пошел ва-банк. Он выступил против превосходящих сил противника, не имея при себе ничего, кроме своего меча и своего остроумия. К тому же мне все равно нужно было какое-то имя. Эльфы, которые оставляют свое племя и которых отвер… которые решили не вступать в Недремлющую стражу, вынуждены отказываться от своего пульхта — имени из снов.
— Нет, ну правда же не смешно! — продолжала девушка, явно пропустившая мимо ушей все его объяснения. — Поднимите-ка руки!
В воздухе разлился густой аромат, одновременно удушливый и кислый.
— Эй, вы чего делать собрались? — насторожился он, но тем не менее послушался.
Мгновением позже на грудь ему шлепнулась мокрая и холодная масса. Эльф скосил глаза вниз, сквозь широкий ворот рубахи. Висина облепляла его сломанные ребра какими-то листьями, вымазанными чем-то вроде бурой смолы.
— Полегче там, — буркнул Конова, хотя ощущение оказалось на редкость приятным. — У вас умелые руки, — добавил он, прикрыв глаза.
Боль понемногу отступала.
— Я вообще умелая, — ответила девушка, плотнее прижимая листья к коже.
Влажный компресс внезапно сделался горячим, эльф тут же вспотел. Дыхание замедлилось, и он почувствовал, как валится с лошади.
— Что такое… — успел выдавить Стремительный Дракон прежде, чем госпожа Текой подхватила его и усадила обратно, словно ее спутник весил не больше младенца.
Воздух вокруг задрожал, перед глазами все поплыло, а мышцы сделались жидкими, точно вода. В следующую секунду Конова оказался на лугу новорожденных волчьих дубов. Следовательно, он видел сон, и это обстоятельство расстроило его до чрезвычайности. «Я и так знаю, что будет дальше!» — запротестовал эльф. Собственный разум подводил его, вынуждая заново переживать первое в жизни крупное унижение. Конова попытался ускорить события в надежде быстрее промотать неприятную сцену и перейти к чему-нибудь другому, однако вставшая перед глазами картина меняться и не думала.
Смирившись с неизбежным, эльф вышел на середину луга новорожденных, касаясь юных дубков, что наперегонки тянулись к небу. Солнце стояло в зените, однако с каждым шагом воздух делался заметно холоднее. Трава под ногами начинала похрустывать. «Странно», — подумал Конова. День его собственного пребывания на лугу сохранился в памяти как довольно теплый, а теперь, куда ни глянь, все подернулось инеем. Большинству деревьев, уже достаточно взрослых, мороз не мог причинить особого вреда, но один крохотный волчий дубок бессильно клонился к земле. Листья на нем успели почернеть.
Конова заспешил было к юному созданию, но остановился как вкопанный. Деревце отливало серебром. Серебристые волчьи дубы рождались чрезвычайно редко, далеко не каждое десятилетие, причем обходилось их появление на свет весьма недешево. Но ведь в тот день никаких серебристых дубов там не было! Едва он вспомнил об этом, на лугу появилась эльфийка. Юная и прекрасная, она направилась прямиком к несчастному заморышу. В ее глазах сияла любовь к деревцу, а взгляд наполняла забота. Конова различил внутри себя тоненький перепуганный голосок, моливший о помощи. Голос деревца. Растение умирало.
Эльф пошатнулся, ошеломленный мощью, звучавшей в слабом, еле слышном зове. Растение жаждало жить, ему хотелось запустить корни глубоко в землю и вознести ветви высоко в небеса. Конова никогда прежде не ощущал такой страстной, непреодолимой жажды жизни.
На лугу появились и другие эльфы, однако сразу стало ясно: их, в отличие от юной эльфийки, совершенно не тревожат мольбы серебристого волчьего дуба.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});