Второй раз за жизнь я теряю самое дорогое. Дважды не уберег то, что стоило беречь отчаяннее всего остального.
Мое все. Яна, Амилия, и наш с Яной будущий ребенок, которого теперь не будет.
Я благодарен сраной судьбе только за то, что с Яной все в порядке. Врач сказал, что срок был совсем небольшой, поэтому осложнений быть не должно, и физически она довольно быстро поправится. Физически, но не морально и духовно... Я знаю, что сейчас должен быть рядом с ней, в палате, но я, блять, просто не могу. Надо успокоиться и собрать остатки сил внутри, чтобы поддержать ее. Поэтому я выхожу на улицу и курю. Сигарету за сигаретой. А успокоение не приходит и сил будто нет.
В голове крутятся хуевые мысли, что Яне было бы гораздо лучше, если бы четыре года назад я не рассказал ей о своих чувствах, не вынудил, практически, жить с собой. Тогда сейчас она, возможно, не страдала бы там, в палате, окна которой, я знаю, выходят сюда, во внутренний двор больницы, где на холодной земле под желтеющим деревом я пытаюсь убедить себя, что все еще заслуживаю находиться с ней рядом.
Мне бы стало немного легче, если бы позвонил Карим или Зверг, и сообщили, что Северов нашелся. Я бы с таким наслаждением разбил ему е*лище, чтобы живого место не осталось. Но это еще будет. Обязательно. Никуда сучонок не денется.
А сейчас мне нужно к ней.
Страшно было услышать, что Яна потеряла ребенка. Еще страшнее подняться в палату и взглянуть абсолютной реальности в глаза. Я знаю, моя Яна сейчас бледная и заплаканная лежит на кровати, пытаясь справиться с болью. Маленькая и беззащитная. Я обещал ей безопасность, обещал всегда защищать, но не справился. Мужчине трудно принять факт собственной беспомощности и тем более вины, если с его семьей, которую он негласно клялся защищать, случается трагедия.
В палату, где лежит Яна меня провожает медсестра. Мне дают час, чтобы побыть с женой. Я осторожно открываю дверь и вижу ее именно такой, какой представлял минуту назад. Хрупкой, раздавленной, свернувшейся калачиком на постели, и тихо всхлипывающей в подушку. Молча подхожу и опускаюсь с ней рядом. Обнимаю бережно, прижав спиной к своей груди, утыкаюсь носом в волосы, вдыхаю родной запах, смешавшийся с запахом лекарств, глажу живот и шепчу, что все будет хорошо, что мы обязательно справимся.
- Я думала... ты не придешь, - произносит она тихо, икнув и шмыгнув носом.
- Как бы я мог, малыш?
Она молчит какое-то время. Плачет и шумно дышит, затем поворачивается лицом ко мне, смотрит бездонными, красными от слез глазами. Я погибаю в ее глазах. Раньше погибал от любви, сейчас еще и от боли, которая плещется в них.
- Я его потеряла, Рустам, понимаешь? Я его потеряла, - шепчет и начинает надрывно рыдать.
**********Яна плачет долго. Её рыдания стихают лишь благодаря действию успокоительного. Я обнимаю её и поглаживаю волосы, пока она не засыпает, уткнувшись носом в мою грудь. Сердце словно вырвали. Моя боль - это одно. С ней я могу справиться. С её болью справляться сложнее. Если бы я имел такую возможность, то забрал бы её себе, чтобы она никогда так больше не плакала. Лучше пусть я страдаю.
Мне не хочется оставлять её, не хочется уходить, но я понимаю, что должен уехать. Хотя деньги способны уладить многие вопросы, я даже могу попросить позволить мне остаться с женой на всю ночь, но тем не менее, мне необходимо вернуться к дочери, объяснить ей, что произошло. Карим звонил десять минут назад, сказал, что из-за суеты в доме, Амилия проснулась и теперь допытывается о том, где я и Яна. Она сильно паникует, а девочку опасно оставлять в таком состоянии. Это я уже понял.
Другу я рассказал, что Яна потеряла ребёнка, но дочь попросил не тревожить. Сам скажу. Злости на нее сейчас у меня нет никакой. Кроме себя я вообще никого больше не виню и ни на кого не злюсь. Разве что на Северова. Амилия поступила плохо, но я не думаю, что она желала кому-то зла. Тем более, она, скорее всего, даже не знала о беременности Яны. Если сорвусь на неё, то девочка сама себя начнёт обвинять. А от этого все станет только хуже. Не хочу, чтобы оставшуюся жизнь дочь проводила в кабинетах у психотерапевтов, стараясь избавиться от чувства вины.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
После разговора с Ами, мне нужно будет ещё дать указания насчёт поисков Северова и узнать у Зверга, удалось ли ещё что нарыть о его местонахождении. Достану ведь из-под земли уебка. И чем дольше буду его искать, тем сильнее будет моя ярость, когда я его найду.
Но сейчас не он главное. Яна, Амилия... Я должен уберечь их. Не смог нашего с Яной ребёнка, а их должен.
В квартиру тоже нужно будет заехать - взять кое-какие вещи для Яны и потом снова приехать сюда. Утром мы обязательно поговорим с ней. Все обсудим. Я постараюсь её успокоить, убедить, что все будет хорошо, что она ни в чем не виновата. Ей нужна моя поддержка сейчас больше, чем мне её. Она так говорила "я его потеряла", будто себя винит в этом в первую очередь, хотя должна винить меня. Я этого действительно заслуживаю.
Но на самом деле, мне страшно, что Яна может отреагировать так же, как Эдие когда-то - не захотеть меня видеть больше. Я вдруг понимаю, что боюсь её потерять даже сильнее, чем нашего ребёнка. Звучит мерзко наверное, но, блять, так и есть. Возможно, я бы мыслил иначе, если бы малыш уже родился, но на данный момент хочется только уберечь Яну от большей боли, утешить... Удержать рядом... У нас ещё обязательно будут дети. Будут, если она меня простит.
Я осторожно целую жену в лоб и укрываю одеялом. Скоро вернусь, малыш. Я скоро вернусь к тебе. Обещаю.
Поднимаюсь с кровати и осторожно иду к двери, а когда открываю её, кажется, слышу тихое "не оставляй меня". Повернувшись, вижу, что Яна все так же спит. Больше никакие слова мне не мерещатся. Наверное действительно показалось.
16 глава
Рустам
- Как она? - спрашивает Нимб, как только я перешагиваю порог их с Каримом дома. В глазах девушки тревога и растерянность. Они с Яной давно дружат, и я прекрасно понимаю, что она сильно переживает за подругу. Как и Яна когда-то переживала за нее, когда у Нимб с Каримом все только начиналось.
- Уснула. Плакала сильно. Ей нужно время.
Нимб тяжело вздыхает и проводит ладонью по волосам.
- Мы так и не ложились. Карим на кухне с бутылкой коньяка ждет тебя, - девушка сочувственно поджимает губы. - Тебе бы выпить, чтобы хоть немного успокоиться. Сам-то как?
Я отрицательно качаю головой и обхожу Нимб стороной.
- Херово. Но пить не буду. Мне сейчас трезвая голова нужна. Где Амилия, Нимб?
- Она в комнате наверху. Сильно переживает. Ей же все-таки четырнадцать, и она не глупый маленький ребенок. Прекрасно понимает, что что-то плохое происходит.
Конечно, она все понимает. Разговор нас ждет тяжелый, потому что, даже если я сейчас постараюсь сгладить острые углы, не факт, что у меня получится. Какую-то часть вины она все равно возьмет на себя. А это пиздец как хреново.
- Поговорю с ней.
- Уверен? - Нимб тревожно смотрит мне вслед, когда я поднимаюсь вверх по лестнице.
- Уверен.
- Вторая дверь справа от лестницы.
Жена друга не так хорошо меня знает. Возможно, она считает, что я могу сорваться на дочь, но я этого, конечно, не сделаю. У меня есть тот, на кого я могу потом выплеснуть злость и боль - Северов. А пока я буду удерживать эмоции, копить их, чтобы потом разом выдернуть из нутра. Мои эмоции не должны нанести вред моей семье.
Когда я вхожу в гостевую спальню, Амилия сидит на кровати, обхватив колени руками и уткнувшись в них лбом. На ней короткие пижамные шорты и футболка - очевидно, Нимб одолжила. Я замечаю на ноге дочери пластырь, подхожу ближе, сажусь на край кровати и дотрагиваюсь до ноги пальцами.
- Где успела пораниться? - спрашиваю тихо.
Девочка вскидывает голову и впивается тяжелым взглядом в мои глаза.
- Я... вчера утром поранилась дома. Случайно... Ты приехал... А где Яна? Что случилось? Кто-нибудь мне объяснит наконец?!