тесно, что умудрилась подбить брата на бунт против него, утопить весь род в крови, потерять графский титул и оказаться в ссылке с запретом на выезд с Камчатки до конца жизни. Вот только ушли на перерождение и дед, и отец нынешнего императора, а она продолжала жить.
Глядя на эту женщину, Дмитрий Фёдорович задумался, а какова была истинная причина для личного участия деда императора в том карательном походе? Уж не попытка ли силой заполучить себе любовницу?
Безопасник тряхнул головой, прогоняя ненужные мысли.
— Для начала спешу сообщить, что указом Его Императорского Величества от вчерашнего числа ваша ссылка прекращена. Вам даровано помилование.
Если Дмитрий Фёдорович и ожидал какой-нибудь реакции, то явно не такой.
— Это же в какое дерьмо надо было вляпаться, чтобы даже мне амнистию объявили? — хмыкнула Лавиния, благодарно принимая предложенную Медведевым руку. — Дай-ка угадаю, вам кто-то из заграничных царьков войну объявил, а у них земельщики покруче ваших карманных будут?
Дмитрий Фёдорович скрипнул зубами, ибо эта несносная женщина была недалека от истины.
— Что вы, Лавиния Кальдовна, мы — мирная страна, и войны нам не грозят.
«Во всяком случае пока», — добавил про себя безопасник.
— Тогда с чего бы вдруг такая щедрость?
Аристократка уселась в служебный автомобиль с гербом Медведевых и выжидательно уставилась на своего собеседника.
— Нашей службе нужна ваша помощь, — через силу выдавил из себя главную просьбу Дмитрий Фёдорович. — На территории империи пропал Михельс Исбьерн, князь Рюгена…
— И полновесная девятка магии земли с потенциалом до полной десятки, — закончила за него фразу Лавиния, — а у вас концы искать некому.
Она скупо улыбнулась, но вот взгляд не смог скрыть торжества и самодовольства. По-видимому, она планировала выжать максимум из этой ситуации. И Медведев не ошибся в своих прогнозах.
— И что мне за это будет? — с ехидной улыбочкой принялась торговаться сильнейшая магичка земли в империи.
— А разве амнистии и отмены домашнего ареста недостаточно? — делано удивился Дмитрий Фёдорович.
— Бросьте, без этих условностей вам пришлось бы меня силой сковыривать с Шивелуча. Когда это в последний раз попытался сделать дед нынешнего императора, то ушёл несолоно хлебавши и ограничился обвинением в мятеже, лишением титула и домашним арестом. Его внучок изначально поступил умнее, но это не означает, что у меня короткая память.
Медведев мысленно выругался, он подозревал, что торговаться с обиженной женщиной — изначально проигрышная затея, но всё же питал надежды, что время несколько смягчило нрав женщины. Зря. Была бы его воля, он ни за что не стал обращаться к Вулкановой, но некоторый сор из избы лучше не выносить.
— Император готов наградить ваш род графским титулом, в случае успешного сотрудничества.
— Не наградить, а восстановить в графском достоинстве, — холодно отчеканила Лавиния, сверкнув глазами.
— Да, какая к чёрту разница? — взорвался безопасник. — Что вы к словам цепляетесь? Согласны или нет?
— Большая! — рыкнула женщина, отчего брусчатка под колёсами автомобиля пошла волнами, и водитель чуть не потерял управление. — Мне не нужна подачка, я удовлетворюсь лишь официальным опровержением и аннулированием указа давно почившего императора с признанием неправоты этого старого козла!
— Вы же понимаете, что слово императорской крови нерушимо? — попытался было воззвать к разуму женщины Дмитрий Фёдорович.
— А мне плевать, это я вам нужна, а не вы мне! Я без вас ещё столько же проживу счастливо! А вот вы не факт!
* * *
Лодка плавно скользила по волнам на удивление спокойного моря. В ноябре в период штормов такая погода была сродни чуду. Старый кормчий уверенно держал курс к скалистому берегу, виднеющемуся вдалеке сквозь туман.
— Даже море ради тебя успокоилось, — с улыбкой отвечала Исико, поглаживая ладонь дочери. Тэймэй вымучено смотрела на мать и изо всех сил старалась придать лицу более радостное выражение, но выходило из рук вон плохо. Каждое покачивание рыбацкой лодки на волнах отдавалось спазмами в желудке. Запах йода вызывал стойкое желание вернуть завтрак, а уж ничем не выводимый аромат свежей рыбы и вовсе будто измывался над бедной девушкой.
«О, Инари, ну почему так быстро и так тяжело? Неужели нельзя было как-то смягчить? Как я буду бороться за главенство в клане? Как скрывать? Как не навредить?» — мысли одна за другой метались в голове девушки, но она продолжала улыбаться, машинально отмечая бедные одежды матери, давным-давно залатанные шелка, перевязи старых бинтов на её теле и обильный слой белил.
— Дорогая, я искала тебя, не сомневайся! — твердила Исико, — и день, и ночь я следила за гобеленом, изучала твою нить и молилась богине, чтобы та не исчезла.
Руки у Тэймэй подрагивали от слабости, и, в конце концов, она не выдержала и вывернула свой завтрак, склонившись за борт.
— Дорогая, что с тобой? Тебе плохо? Мы вернёмся домой, и я прикажу подать твой любимый суп из водорослей! Помнишь, как ты обожала его в детстве? — мать ворковала, а у Тэймэй от воспоминаний о супе желудок снова попросился наружу.
— Не стоит беспокоиться, достаточно будет рисового молока, — попыталась было отказаться от традиционной кухни Тэймэй. — Всё же годы на чужбине сказались на моих вкусовых привычках.
— Не говори глупостей, дорогая! — отмахнулась Исико. — Там у тебя не было выбора, а мудрость нашего великого предка гласит: «Когда ты тайно пребываешь в стане врага, ты не будешь думать ни о еде, ни об удобствах, ни об удовольствиях. Ты будешь сосредоточен на победе». Так и у тебя просто не было выбора, ты выживала годами, чтобы вернуться и занять своё место по праву силы и праву крови! — мать поглаживала ладони Тэймэй и продолжала ворковать. — Теперь я позабочусь о тебе, всё будет как и прежде, моя маленькая кицуне! Годы лишений позади. Исико всё подготовила! Я верила, что ты вернёшься! Флот князя Меказики уже ждёт нас, чтобы сопроводить в храм богини! Под его покровительством нам не нужно будет бояться Ацунаго и Акиро. Наш род сможет занять достойное место в его клане, а он станет справедливым и разящим мечом, главой нашего рода, которого будут любить люди и бояться враги.
Мать ещё что-то щебетала, но даже сквозь дурман и слабость Тэймэй смогла вычленить главное. Её пообещали то ли в жёны, то ли в наложницы одному из жесточайших даймё в империи возрастом старше её покойного отца,