Всеми владело особое настроение, какое бывает, наверное, только в канун Рождества: ощущение светлого чуда, происходящего где-то совсем рядом.
У Патриции такого ощущения не было. Напротив, ее поташнивало всякий раз, когда она замечала нежности, которыми обменивались Алекс и Кэтрин. Когда Эрик попытался с ней заговорить, она ответила ему что-то такое, от чего тетя Кэт завела разговор о том, какие мужчины нежные существа и как их отпугивает женская жестокость.
В остальном Патриция держалась подчеркнуто уверенно и весело: всем улыбалась и с энтузиазмом ковыряла вилкой в тарелке. Есть до сих пор не хотелось, и в свете последних событий аппетит совсем пропал, но нужно было отдать должное стараниям хозяйки дома.
— Я буду встречать Новый год здесь, — бросила Патриция как бы между делом.
— Вот здорово, милая! — искренне обрадовался отец.
— Но на пару дней мне нужно слетать домой. Неотложные дела.
Поднялась волна общественного возмущения: как можно, в Рождество…
— Я же встретила праздник месте со всеми! — пожала плечами Патриция. И рассказала в лицах историю про дом с привидениями.
Все смеялись вместе с ней.
Ровно в полночь поспешили наверх — разбирать подарки.
В свертках «Для Патриции» нашлись: большой ежедневник в обложке из тисненой красной кожи от «Эрмес», золотой браслет, платье из шифона и что-то там еще. Она с деланым весельем открывала коробки и не запоминала, что там. Какие-то нужные и красивые вещи или бессмысленные безделушки. Не важно.
Она держала в руках кашемировый шарф цвета топленого молока и уже знала, что это от Эрика. В тон пальто. Теплый, чтобы не простудилась снова. Какая фальшивая забота!
Он смотрел на нее вопросительно: понравилось или нет? Она равнодушно кивнула. Он опустил глаза.
Добравшись наконец до своей комнаты, Патриция расплакалась. От напряжения, усталости и досады. Ведь все могло бы быть так хорошо… если бы было по-настоящему!
В дверь постучали: негромко, но решительно.
Патриция сделала вид, что не слышит. Сняла туфли, прошла в ванную и включила воду. Она принимает ванну. Занята. Не нужны сейчас никакие посетители, разговоры, глупости…
— Патриция, можно войти? — Это был Эрик.
Она закрылась в ванной, сняла платье и встала под душ. По лицу ее текли струйки воды, подкрашенной косметикой: тушь, тени, пудра. На пол душевой кабинки, позвякивая, падали маленькие шпильки со стразами — остатки прически. Патриция просто стояла под струями горячей воды и ждала, когда с нее смоет все плохое, что было за день. Становилось легче, но только чуть-чуть. Поняв, что полное облегчение ей подарит только месть или — на время — таблетка снотворного, Патриция выключила воду, завернулась в полотенце и вышла.
Эрик ее ждал. Сидел в кресле, закинув ногу на ногу, и барабанил пальцами по колену — нервничал.
— Разве я приглашала тебя войти? — холодно поинтересовалась она.
— Какая муха тебя укусила? — Он проигнорировал ее вопрос.
— О чем это ты?
— В тебе все изменилось сегодня. Что произошло?
Патриции стоило большого труда не высказать ему все.
— Ничего нового. Ты просто меня такой еще не знал. — Она постаралась придать своим словам оттенок легкой угрозы.
— Я могу чем-то тебе помочь?
Этот вопрос ее почти обезоружил. Почти — но не совсем. Помочь… Пожалуй. Совершить публичное самоубийство, признав вину.
Она пожала плечами. Эрик молчал, но не уходил. Патриция отвернулась. Повисшее в воздухе напряжение казалось осязаемым. Между ней и Эриком проскакивали электрические разряды, и она поняла вдруг, что это лишь отчасти — злость.
Желание.
Она не думала сейчас, что на лице больше нет косметики, а мокрые волосы не уложены в прическу. Патрицию беспокоило другое. Ее тело скрыто под единственным куском махровой ткани. Если его сорвать — ничего не останется. Только обнаженная кожа, которая горит в присутствии этого мужчины.
Как же, должно быть, он ласкает женщину…
Она вспомнила пластику его рук и безволосую смуглую грудь — то, что сегодня утром (как давно это было!) опалило ее огнем.
— Ты уйдешь? Или мне закричать? — уточнила Патриция.
Он встал и приблизился к ней.
— Пат…
Патриция с силой сжала челюсти. На скулах заходили желваки — странно для женщины. Ее побелевшие ноздри трепетали. От него пахло горьковатым одеколоном, но тонкое обоняние самки-хищницы улавливало нотки пота, разгоряченной кожи… Патриции впервые в жизни стало страшно от присутствия мужчины, потому что он — сильнее. Она не смотрела ему в глаза, видела только, как пульсирует жилка на шее.
Она встретилась с ним взглядом. Какая буря отражается в его светлых, с оттенком морской воды, глазах!
— Кричи, если хочешь, — прошептал он.
Патриция поняла, что если сейчас даст слабину, то окажется в его объятиях, он сплавит свое тело с ее, опрокинет на спину и овладеет ею прямо здесь, на ковре. И ей это понравится, она будет счастлива, она будет вонзать в его спину свои кроваво-красные ногти и прижиматься зубами к его плечу, чтобы не кричать от страсти и наслаждения.
Он спит с другой женщиной. С очаровашкой Кэтрин. Спит и прикрывается ухаживаниями за Патрицией. Лжет. Не любит. Может быть, хочет, но тем хуже для него. Идиот. Она ему не поддастся! Не отдастся. Ни за что.
Она зарычала. Он не двинулся с места.
— Вон из моей комнаты, — прошипела Патриция. Ее сотрясала дрожь, но она этого не замечала.
За мгновение до того, как отвернуться, она заметила, как расширились его глаза, будто от пощечины. Он стремительно вышел из комнаты — всего три или четыре широких шага. Хлопнула дверь.
Патриции показалось, что дверь эта ударила ее по затылку. Из глаз потекли слезы неутоленного желания и горечи. Она протяжно всхлипнула и совсем без сил опустилась на кровать.
Рождественское утро было сереньким, блеклым, как вода, в которую опустили измазанную в черной акварели кисточку. Еще не мутная, но и уже не чистая. Патриция честно пролежала в постели всю ночь, натянув одеяло до подбородка. Заснула она, когда небо стало светлеть, а светает зимой поздно.
Ночью она думала о том, что проще всего было бы улететь сегодня — и не взять обратный билет, остаться в Вашингтоне, где все спокойно, где выстроена крепость ее жизни с надежными стенами и большим количеством артиллерийских орудий. Забыть о существовании Эрика Уайза и не поехать на свадьбу Алекса. Предлог можно выдумать какой угодно, с воображением у нее никогда не было проблем.
Мама и папа расстроятся, но, если она вернется и выведет Кэтрин и Эрика на чистую воду, они расстроятся гораздо больше.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});