Читать интересную книгу Время не ждёт - Ваграм Апресян

— Шурочка, это ты? А я думал уж не увижу тебя больше!

Спутники «Шурочки» переглянулись, многозначительно заулыбались. Они знали его как «Григория Ивановича» и поняли, что папаша «ляпнул». Александр поднял на них глаза, покраснел, а потом побледнел. Михаил Александрович и сам испугался, сообразив, что в порыве родительских чувств забыл об осторожности. Ведь всюду рыскали шпики. Все присутствующие повернули головы, недоуменно глядя на толстого, кряжистого человека в форме действительного статского советника с орлами на плечах.

— Странный толстячок, не правда ли? — шепнул господин рядом сидящей даме. Дама согласилась с господином.

На станции Райвола Михаилу Александровичу надо было выходить. Он поманил пальцем сына. Александр извинился, сказал, что едет дальше. Куда? Еще раз извинился: он не может сказать. Впрочем, пусть отец не волнуется, он скоро вернется.

В вагоне мог оказаться шпик и увязаться за Игнатьевым и его спутниками. Для предосторожности пришлось отложить поездку к месту их вызова — Перкиярви — на день. Через день они приехали на эту станцию и пошли лесной стежкой в сторону от железной дороги. Широкие лапы сосен тяжело обвисли под толстым слоем снега. Заденешь ненароком, обдаст тебя снегом, «лапа» с хрустом вскинется кверху. Снегу было много, и это радовало Игнатьева, наметившего санные перевозки.

Несколько дней назад Буренин передал ему через знакомого: «Приготовьтесь к получению большого количества». Незадолго перед этим в шхерах Финского залива застрял иностранный пароход «Джон Графтон», груженный оружием. Команда не сумела снять корабль с камней, покинула его и взорвала. Взрыв получился неудачный, в воду погрузилась только часть судна. Много хорошо упакованного оружия и патронов осталось в уцелевшей части парохода, а еще больше было выброшено в море. Финские рыбаки таскали по ночам ящики из трюмов и вылавливали их из моря. Буренин объехал прибрежные районы и скупил у населения оружие и патроны. Теперь он ждал Игнатьева в Перкиярви на одной из конспиративных дач. Когда Игнатьев со спутниками вошел к нему, Буренин встал и встретил ею восторженными словами.

— Вы понимаете, «Григорий Иванович», сколько наловили эти рыбаки даров моря!..

— Мои спутники вам не поверят, что я «Григорий Иванович», — отец «выдал» меня, — перебил Игнатьев и рассказал о случае в вагоне.

— Не страшно... Так вот, у нас винтовки «Росса», «винчестеры», «манлихеры», «маузеры», — такая удача, как в сказке... А вы все подготовили?

— По-моему все, «Герман Федорович», по пять вагонов золы прибыло в Райвола, Уси-Кирка и в Перкиярви.

— Нет, вы подумайте, как мы богатеем, — не унимался Буренин. — То, что мы раздобыли, — капля, всего лишь частичка того, что добывается по всей России. Партия, в случае необходимости, сможет вооружить целые пролетарские полки. Девятое января больше не повторится, ибо на выстрелы теперь народ ответит выстрелами... Саней много подготовили?

Игнатьев доложил, что заарендовано у разных крестьян пятнадцать дровней для перевозки удобрения. Возницами приставлены к ним рабочие Выборгской стороны и Сестрорецка.

— Надежные? — спросил Буренин.

— Можете быть совершенно спокойны.

— Вы, «Григорий Иванович», молодец насчет организации, быстро все сделали... И «Петр» молодец. Он сумел переправить через германскую границу партию — и большую партию — револьверов... Грузиться будем ночью, а на рассвете тронемся в путь.

— Думаю ночью передать десяток винтовок железнодорожникам. Я договорился об этом с проводником Усатенко, — сказал Игнатьев. — Он несколько раз возил оружие в Питер — человек наш.

— Что ж, и это хорошо.

Ночью Игнатьев встретился с худощавым, небольшого роста человеком лет двадцати шести. Это был Усатенко. Он молча взял два «винчестера» в разобранном виде, спрятал под шубой и ушел, обещав прислать остальных. Еще пять железнодорожников явились в эту ночь к «Григорию Ивановичу».

... С трех станций потянулись дровни по шоссейным дорогам. Это была обычная картина, когда «Король золы» рано утром поднимал сани в путь на Ахиярви. А теперь, когда самое время подвозить удобрение, медлить нельзя. Весна-то ведь на носу! Крестьяне хотят еще по снегу вывезти золу в поле, чтобы к весне тающий снег мог бы размягчить удобрение и пропитать им влажную, податливую почву. А разве Игнатьев не понимает этого? Еще как понимает-то!

Он и Буренин ехали из Перкиярви на санях, отстав на версту от дровней, идущих впереди. Погода выдалась безветренная, ясная, с морозцем, слегка пощипывающим за уши. На платформе станции маячил полусонный усатый жандарм. Зябко поеживаясь, он смотрел скучными глазами на едущих и зевал, широко открыв большой редкозубый рот.

Друг каких мало

Проработав вместе несколько месяцев. Буренин и Игнатьев расстались. Случилось это при следующих обстоятельствах.

В Финляндии жил Максим Горький, с которого полиция не спускала глаз. Чтобы обмануть бдительность шпиков и совершить необходимые нелегальные поездки, Алексей Максимович иногда переодевался в костюм охотника или в какую-либо иную «чужую» одежду. Члены. Боевой группы — «Герман Федорович» и «Андрей Андреевич» — поддерживали с Горьким связь, содействуя его конспиративным делам. Однажды в морозный февральский день «Андрей Андреевич» сказал Игнатьеву что Горькому нужна на несколько дней «внушительная» шуба. Игнатьев предложил меховую шубу и шапку отца. На следующий день Горький уже примерял шубу Михаила Александровича. В плечах она оказалась очень хороша, а в длину — никуда не годна. Полы ее едва доходили до колен писателя. Алексей Максимович посмотрел в маленькое зеркало, рассмеялся и вернул шубу Игнатьеву, извинившись за беспокойство. Так состоялось знакомство Горького с Игнатьевым. Они встретились еще дважды, а в марте Алексей Максимович вместе с Бурениным уехал в Америку. По поручению партии Буренин должен был сопутствовать Горькому и помочь ему в организации публичных выступлений, сбор от которых поступит в партийную кассу.

В Боевой группе «Германа Федоровича» заменил «Андрей Андреевич» — Сагредо. Крепко сложенный украинец. с черными густыми волосами и синими глазами, студент-медик Сагредо пользовался большим уважением среди: своих товарищей. Он с полуслова понимал мысль, быстро и верно ориентировался в любой, даже самой сложной, обстановке, умел выбраться из самых затруднительных, положений. Находчивый «Андрей Андреевич» подсказывал своим друзьям многообразные приемы конспирации, особенно женщинам, менее «подозрительным» для шпиков. С наступлением лета Боевая группа несколько изменила способы перевозок оружия, но не ослабила их: темпов.

...Теплый летний день: По платформе станции прогуливается молодая дама с большой красной розой в руках. Паровоз протяжно гудит. Дама хватается за поручни вагона. Видя, как тяжело ей стать на ступеньку, жандармский полковник галантно берет ее за локоть и подсаживает. «Мерси», — говорит она, краснея. Вдыхая крепкий запах недорогих духов, полковник недвусмысленно улыбается ей: «Зачем женщине в положении так обливаться духами»? Мимо поезда мелькают фонари, станционные часы, название станции — «Белоостров».

Точно так же, как дама с розой, ехали в других поездах две другие надушенные молодые дамы. Будь все они вместе, досужий человек, пожалуй, мог бы задуматься, отчего они так подозрительно полны и до тошноты надушены? Но они едут врозь, чтобы не обращать на себя внимание любопытных глаз. Сойдя на Финляндском вокзале с поездов в разное время, они направляются в разные районы города: первая на Васильевский остров,вторая — черненькая, быстроглазая — на Петербургскую сторону, третья — самая маленькая — за Невскую заставу. Но не всегда эти три полные дамы, оказавшиеся на самом деле изящными девушками, избегают друг друга. Они встречаются в разных местах, а по вечерам — изредка на Съезжинской улице в доме быстроглазой. «Даму» с розой зовут «Магда», черненькую — «Ольга», маленькую — «Соня». В прихожей «Магда» и «Соня» тщательно осматривали себя перед зеркалом, затем входили в комнату, где их ждала хозяйка дома. Здесь бывали Игнатьев и Сагредо. Приходил также курчавый шатен и весельчак «Илья», которого Игнатьев устроил на работу в лабораторию отца под настоящим его именем — Иван Иванович Березин. Магистру ветеринарных наук, начавшему микроскопическое исследование свиного мяса, впервые осуществляемого в России, нужен был помощник, и Березин ему понравился.

Гости садились на диван и на стулья, а «Ольга» — за пианино. Черноволосая, смуглолицая, с ровными белоснежно сверкающими зубами, быстроглазая хохотунья, она была подвижна и в работе, и в движениях, и в речи. «Ольга» отлично играла и пела, танцевала, умела рассеять скуку, оживлять общество своим заразительным весельем.

Придя в очередной раз в гости к Ольге Каниной, Игнатьев попросил ее исполнить песню о тысячелетии России — «На самом кургане». Остальные гости поддержали Игнатьева, но Канину не нужно было и просить. Она дня не могла прожить без музыки, а при гостях охотно исполняла все, что просили. Чуть запрокинув голову, Канина запела под собственный аккомпанемент чистым сопрано: