Да, чуть не забыл еще одну важную деталь: лучник, который сторожит пленных, как-то странно поглядывает на меня. Порой мне кажется, что он чего-то боится, порой - что добивается каких-то льгот или благодарности. Я так и не понял, что означают его взгляды, но на всякий случай запишу может быть, потом сумею разобраться.
Пленные из Фив - это мужчина, его жена и их дочка. Когда я подошел к ним, они назвали меня "латро". Сперва я решил, что они просто считают меня разбойником или наемником, но потом понял, что украсть у них нечего, да и у кого, с другой стороны, я мог бы здесь быть наемником? Чуть позже я догадался, что Латро - это мое имя, а эти люди меня хорошо знают. Я сел рядом с ними на палубу, объяснив, что так прохладнее, и предложил принести им воды.
- Латро, ты перечитывал свой дневник? - спросил вдруг мужчина.
Я огляделся, заметил, что моя книга лежит на носу триеры, где я сидел раньше, и ответил ему, что осматривал корабль и еще ничего не успел прочесть.
Женщина тоже увидела мой свиток и испугалась:
- Латро, твою книгу ветер унесет!
- Не унесет, - успокоил я ее. - Стиль достаточно тяжелый, а я его засунул под тесемки.
- Для нас очень важно, чтобы ты поскорее прочитал свои записи, - сказал мужчина. - Вот ты предложил принести нам воды, но воды нам дали совсем недавно, и пить мы не хотим. Лучше бы ты принес сюда свою книгу. Клянусь Светлым богом, никакого вреда я ей не причиню!
Я колебался, но девочка тоже попросила:
- Пожалуйста, господин мой! - В голосе ее было что-то такое, чему противиться я не мог, и я принес книгу, и мужчина взял ее у меня и написал на внешнем листе несколько слов.
- Так делать не следует, - сказал я ему. - Разверни лист, вот так, и можно писать на его внутренней стороне. Тогда, если книгу закрыть, написанное не сотрется.
- Но ведь иногда писцы пишут и на внешней стороне листа! - возразил он. - Особенно когда хотят на что-то обратить внимание того, кто возьмет эту книгу в руки, но совсем необязательно откроет ее. Например, писец может написать здесь: "Свод законов такого-то полиса" - или что-либо подобное.
- Это верно, - согласился я. - Я об этом совсем позабыл.
- Ты очень хорошо говоришь на нашем языке, - сказал он. - А прочесть, что я написал, сможешь?
Я покачал головой:
- По-моему, я когда-то видел похожие буквы, но прочитать слова не смогу.
- Ну так напиши здесь сам, на своем языке: "Читай меня каждый день".
- А теперь раскрой книгу и сразу поймешь, кто ты такой и кто мы такие, - сказала девочка.
Приятный у нее был голосок, и я погладил ее по головке.
- Но здесь ведь так много уже написано, малышка! - Я уже достаточно развернул свиток, чтобы убедиться, что это так и есть, причем почерк был очень мелкий, писали свинцовым стилем, а не чернилами, так что буквы были серые, а не черные (*60), и разобрать их, наверное, было бы нелегко. - А может, ты сама знаешь, что здесь написано? В таком случае расскажи мне, это будет куда быстрее, чем мне читать все сначала.
- Ты должен попасть в святилище Великой Матери-богини, - торжественно сообщила мне девочка. А потом прочитала какое-то стихотворение. Закончив, она пояснила: - А вел тебя туда Пиндар.
- Пиндар - это я, - пояснил мужчина. - Жители нашего Светлого города назначили меня тебе в провожатые. Я знаю, ты сам не помнишь, но клянусь: все это правда.
Какой-то чернокожий человек, что спал на скамье вместе с гребцами, вскарабкался к нам на палубу. Мне он показался знакомым, да и выглядел он таким дружелюбным и веселым, что я улыбнулся при виде его.
Заметив мою улыбку, он торжествующе воскликнул: "Ха!", так что даже спящие гребцы беспокойно зашевелились, а те, кто бодрствовал, изумленно уставились на нас. Лучник, стороживший нас, тут же схватился за свой кинжал, висевший у него на поясе.
- Ты бы поменьше шумел, дружок! - заметил Пиндар.
Чернокожий в ответ лишь ухмыльнулся и радостно показал сперва на свое сердце, потом на мое, а потом снова на свое.
- Ты хочешь сказать, что он тебя узнает? - спросил Пиндар. - Да, возможно, ты прав. Немного помнит, похоже.
- Он что, моряк? - спросил я. - Он не похож на остальных.
- Он твой друг. Это он заботился о тебе до того, как Гилаейра, Ио и я познакомились с тобой. Может быть, ты спас ему жизнь во время сражения. Однако, что очень дурно, он заставлял тебя попрошайничать, когда я впервые тебя увидел. - Пиндар обернулся к чернокожему и сказал ему: - А ведь ты немало денег собрал тогда! Впрочем, вряд ли они у тебя сохранились.
Чернокожий покачал головой и изобразил, будто ему отрезают руку ножом и кровь льется ему в подставленную ладонь. Потом как бы пересчитал капли крови, как считают деньги, прищелкивая языком и изображая этим звон монет, которые якобы одну за другой клал на палубу. Закончив свое представление, он указал на меня. Девочка пояснила:
- Он отдал деньги тем рабам в лагере, пока ты, Пиндар, писал свои стихи и беседовал с Латро. Латро сперва убил нескольких рабов, а потом они сами решили убить его, когда доберутся до Лаконики.
- Вряд ли спартиаты позволили бы им это. Впрочем, не важно. Важнее то, что у меня было десять "сов", но их у меня отняли в Коринфе. А для нас даже Коринф был бы предпочтительнее Афин. - Пиндар вздохнул. - Ведь Фивы и Спарта - старинные враги (*61).
Когда Гиперид рассказывал мне о победе военного флота афинян над варварами, он намекнул, что я тоже, возможно, варвар; и вот теперь я спросил Пиндара, насколько серьезна вражда между его родным городом и Афинами и серьезнее ли она вражды эллинов с варварами.
- Куда серьезнее! - горько рассмеялся он. - Ты все забываешь, Латро, а потому, наверно, забыл и то, что родные братья могут быть куда более злыми врагами, чем чужие люди. Наши поля богаты, а их бедны; поэтому они издавна завидовали нам и пытались отнять наше добро силой. Затем принялись торговать. Они выращивали оливки и виноград, обменивали масло, фрукты и вино на зерно, а также делали на продажу замечательные амфоры, вазы и кувшины. А затем Хозяйка Афин, которая в делах очень практична, показала им настоящую "золотую жилу".
Глаза чернокожего широко раскрылись, он даже наклонился вперед, чтобы не пропустить ни единого слова, хотя, по-моему, понимал рассказчика не слишком хорошо.
- Они к этому времени уже были богаты, но стали еще богаче, зато мы не проявили должной мудрости и попытались присвоить то, что принадлежало им. Хотя вряд ли в нашем Светлом городе найдется хотя бы одна семья, не связанная с Афинами какими-нибудь узами, и вряд ли в Афинах есть хоть один человек - не считая иноземцев, - у которого в Фивах не было бы родственников. Итак, мы страшно ненавидим друг друга, однако эта ненависть раз в четыре года кончается - когда наши лучшие спортсмены посвящают свои успехи Зевсу-громовержцу; но стоит играм закончиться, как все начинается снова (*62). - По-моему, он хотел сердито сплюнуть, да передумал.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});