Читать интересную книгу Русский транзит 2 - Вячеслав Барковский

Дверь открылась, и в камеру с грязной ухмылочкой ввалился еще один, лет сорока, ХУДОЙ и маленький человек.

— Здорово, Чика, чего опять к нам? — недовольно спросил кто-то из сокамерников.

— А ты будто не рад меня видеть снова? — отозвался Чика, ощерившись. Передние зубы у Чики в целом отсутствовали. Лишь кое-где из красных десен сиротливо выглядывали почерневшие обломки, словно печные трубы на пепелище…

— Ты же нас, как мух, уже всех высосал, — сказал кто-то.

— Еще не всех, с прибавленьецем вас! — гнусно захохотал Чика.

— Парня-то не трожь, он по недоразумению. А этот — полутруп: из него менты отбивную сделали!

— Вот и хорошо, значит, готовенький. Я люблю с пылу с жару, готовеньких. Но ежели вы так за него беспокоитесь, то я, конечно, исключаю его из списка. Так, кто у нас сегодня донор, чья очередь? — Чика оглядел камеру.

Все сидели на своих местах, либо опустив голову, либо смотря в сторону.

— Я так понимаю, что никто сегодня не желает безвозмездно отдать свою кровь узнику усиленного режима?

Все напряженно молчали.

— Молчите? Ну и ладно. Значит, добровольцев нет. Тебя, дядя, как зовут-то? — обратился Чика к Юрьеву. — Анатолий? Толя значит… Толян! Вот что, Толян, я в этих учреждениях живу всю свою сознательную жизнь. Меня мамаша прямо в тюрягу подбросила, чтобы с малолетства жизнь нюхал, и с тех пор я — сын режима. Понял? Ну вот. Посмотри на меня — таким меня сделала тюрьма; здоровье свое я оставил на одной очень важной для родины комсомольской стройке. Питание здесь — сам понимаешь, не хватает калорий. Ты, кстати, в наших краях впервые? Ага… Ну так вот. Братва здешняя взяла надо мной, как над ветераном строек социализма и туберкулезником, шефство — поит меня собственной кровью, вскармливает значит. Почему, спросишь? Да нет, им меня не жалко — они меня не любят… Но ведь им еще в зону идти, а там закон — тайга. Там меня все знают и ценят. И если я на кого-нибудь из них здесь обижусь, то, сам понимаешь, там у него совсем нехорошо получится… Ты ведь, дядя, старичка замочил по пьянке, так что как раз в наши края угодишь. А там я тебе первый кореш буду — все хорошее припомню… Видишь, я даже не предлагаю тебе сыграть, а у нас ведь здесь только на «так» или на «просто так» играют, и, значит, тебе всяко выходит дырочка… Ну давай, давай, дядя, я у тебя тут на руке чикну и попью малость калорий…

Чика даже засмеялся от удовольствия — так ему понравился собственный рассказ. Он порылся где-то в куртке и извлек маленький кусочек бритвы.

Юрьеву было уже все равно. Он лежал, отвернув голову в сторону от гогочущего урки и плакал.

— Оставь его в покое! — крикнул Максим.

— Это кто это там пискнул? А? Вы сто тут без меня мысей развели? зашепелявил Чика, поворачиваясь к подростку. — Ты, паренек, нехоросо поступаесь старсим указываесь! Придется стать твоим отцом, поучить тебя немноско, — Чика пошел прямо на Максима, разведя руки в стороны, как бы искренне не понимая, в чем дело.

Максим, побледнев, поднялся с табурета. Остановившись от подростка на расстоянии вытянутой руки, Чика кривыми пальцами левой руки схватил Максима за подбородок, словно стараясь получше рассмотреть его. Максим не шевелился и смотрев на урку исподлобья.

Чика театрально поднял правую руку… и тут же полетел на камерников, опрокинув одного из них с табурета.

— А, падла! — завизжал поднявшийся с пола Чика, у которого изо рта хлынула кровь. — Ты — покойник!

Но он так и не смог больше дотронуться до подростка. Максим выбросил навстречу прыгнувшему Чике сжатый кулак и вновь опрокинул Урку. Все в камере встали со своих мест и попятились к стене, освобождая пространство для драки.

На этот раз Чика поднялся с трудом; глаза его бегали, он явно не понимал, что с ним сейчас произошло. Чика был в нокдауне. Больше он не кричал. Улыбаясь, он стал задирать штанину, не отрывая глаз от Максима. Из грязного носка выглядывала заточенная железка…

— Ну, фантик, — начал было пришедший в себя Чика, но подросток не дал ему закончить. Длинным крюком левой в голову он сначала посадил Чику на пол, а потом, не давая опомниться, нанес ему, встав на одно колено, сокрушительный боковой справа, вложив в него весь вес своего тренированного тела… Чика вытянулся на полу у ног камерников, не проявляя признаков жизни.

— Он убил его, — сказал кто-то с явным облегчением. — Ну, парень, ну, дает!

— Помолчи, — сказал его сосед, — теперь он нас всех за пацана изведет. Рано радуешься…

Тем временем Максим вытащил у Чики его железку и, положив ее в карман, подошел к Юрьеву, который уже сидел на кровати.

— Спасибо, Максим, — сказал Юрьев. — Но боюсь, что он теперь не успокоится.

— Если не успокоится, я его успокою. Я ему всю голову отобью. Знаете, он ведь тут действительно у всех кровь пил, как вампир какой-то. И все пугает, что на зоне разберутся со всеми недовольными, что он авторитет.

Чику тем временем подняли с пола и уложили на соседние нары. Чика постанывал и шевелил губами.

К Юрьеву и Максиму подошел один из сокамерников.

— Зря ты, парень, так сделал. Теперь он, пока не убьет тебя, не успокоится. Ведь для него это — позор. Ребенок авторитета избил. Придумай что-нибудь, но только убирайся отсюда поскорее… Скажи, что ты такого натворил, что тебя сюда поместили? Ограбил кого-нибудь или убил?

— Да никого я не грабил. Шел вечером по улице с тренировки. Подошли двое и ни с того ни с сего стали меня бить. Ну, я начал защищаться, как мог. Мужики были здоровые, но ничего со мною сделать не смогли. Вдруг ментовоз и менты с пушками. Тех сразу отпустили: они ментам наплели, что это я на них напал. Ну а меня сюда привезли, даже домой не дали позвонить. Бабулька, наверное, всю ночь не спала…

— И только потому тебя к нам определили? Не ври, парень, здесь хулиганы не сидят, — сказал сокамерник и отошел.

— А меня сюда за убийство посадили, — с горькой усмешкой сказал Юрьев.

— Вы кого-то убили?

— Нет, никого я не убивал. После того как мы с моим товарищем вышли от вас, чтобы позвонить из машины, на меня напали и сильно избили. Кредиторы, должок требовали. Ну да это отдельный разговор. Привезли меня потом в больницу, глаз и скулу заклеили, хотели укол успокоительный сделать и оставить до утра в больнице, но я вырвался и пошел к вашему вахтеру Петру Фомичу. Всю ночь шел… А у вахтера кто-то до меня побывал, так что я его уже мертвым застал. Влез в окно — он на первом этаже жил, — думал, спит, а у него на виске ссадина, и чайник выкипает. Сел я на табурет, а тут в окно милиционер с пистолетом лезет… Когда привезли сюда, все признание из меня выбивали, хотели, чтобы убийство старика на себя взял. Так выбивали, что чуть душу не выбили.

— А что вы такого особенного хотели узнать у вахтера?

— Может, вахтер знал, куда Игорь пошел или кого видел с ним…

— Куда он пошел, вернее, поехал, думаю, никто не знает. Но я видел того человека, который за ним приехал. Правда, только сбоку.

— Ты видел его? А что же ты не сказал вчера, когда мы тебя расспрашивали?

— Тренер запретил. Сказал, чтоб мы не ввязывались, потому что Игорь добровольно уехал, никто его не тянул и это не наше дело.

— Максим, опиши мне его — того человека, — Юрьев даже вскочил на ноги, забыв о боли в груди.

— Ну, он был такой…

Дверь в камеру внезапно отворилась, и на пороге появились сержант с рядовым.

— Востриков, что ж ты лежишь пластом, народ совсем не воспитываешь? — не скрывая, своего удивления, спросил Чику ухмыляющийся, сержант.

— Утомился, начальник. Ну ничего, до вечера помечтаю, а ближе к ночи воспитанием займусь. Тут у тебя, начальник, все какие-то бешеные сидят, слов добрых не понимают.

— В ночную, значит, пойдешь? А ты хлопчика нашего часом не испортил раньше времени? — сержант гадко заржал и продолжал, уже; обращаясь к Максиму. — Эй, хулиган, вставай, пойдем модельную стрижку делать, чтоб ты у нас, когда к мамке придешь, соответствовал! а то больно чуб у тебя кудрявый. Вещички свои прихвати. Максим повернулся к Юрьеву — Юрьев умоляюще глядя на Максима, тянул его за рукав.

— Какой он был, какой? — шептал Юрьев.

— А ты, доходяга, чего вцепился в паренька? Ему совсем в другую сторону. Или тоже хочешь модельную? — продолжал веселиться сержант. — У тебя же и так мало? Ну давай, за компанию.

— Большое спасибо, — сказал Юрьев и как можно теснее прижался к Максиму, чтобы его, чего доброго, не оставили в камере.

Сержант с рядовым вели Юрьева и Максима по коридору.

Внезапно навстречу им вышел усатый сержант — тот самый водитель, который вместе с майором вез Юрьева сюда с квартиры вахтер и потом во время допроса так старательно прикладывался к нему сапогами.

Куда вы их ведете? — недовольно спросил он конвой.

Постричь, побрить… Пацана отпускают, а этот сам напросился: чует, наверное, что надолго теперь.