Игорь кивнул.
— Надо было заранее включить фильтры видеоприемников, — обронил он.
— Конечно, заранее, — пробормотал Кленов и умолк.
Он снова погрузился в изучение пустого экрана, по временам слегка трогал рукоятки настройки. Игорь вздохнул и вышел из рубки. Белый широкий коридор — не коридор, а зал для прогулок — вел мимо кают, которых, в сущности, не было: за их тонкими переборками стояли только могучие генераторы дельта-поля. Это из-за них он потратил столько усилий, чтобы попасть именно на корабль Кленова. Старейшего. Дело стоит того. Самые сильные на Земле дельта-генераторы. А старик опять замолчал. Надолго, наверное… Когда-то и он неустанно искал новое — и находил. Чем бы заняться до очередного включения генераторов?
Игорь взял в каюте две ракетки и вернулся в рубку через салон. Телефон в салоне молчал. Старомодный телефон, без экрана. Старик привык к такому.
В рубке старик сидел в кресле. Он напевал что-то старинное. Пел он плохо, голос его хрипел, но, наверное, ему нравилось слышать себя. Игорь шумно защелкнул дверь — Кленов не обернулся. Экран освещал его лоб, рассеченный поперечной морщиной, старомодный воротничок в вырезе комбинезона, гладко выбритые щеки. Игорь вспомнил, что еще не успел подстричься. Собственно, он не очень-то хорошо разбирался в настройке бытового комбайна, да комбайн, наверное, и не умел стричь, как принято теперь.
— Старейший, в коридоре можно чудесно сыграть в теннис. Пойдемте, а? На Земле я играл каждый вечер.
Старик не удостоил его ответом, только изумленно поднял брови. Молодой вздохнул, уселся на стульчик у фильмотеки и медленно придвинул к себе каталог.
— Надо уметь ждать, — внезапно заговорил Кленов. — Вот я умею ждать. Что вы знаете о Журавлях Вселенной? Ничего? Да, ничего, но гораздо больше, чем знал в то время кто-нибудь из нас, ибо вы знаете, что они существуют, мы же этого не знали.
«Согдиана» превратилась в излучение. Это был не первый случай взрыва корабля в пространстве, но единственный когда кому-то удалось наблюдать такой взрыв. Причины взрывов были неизвестны — ведь и тогда уже не бывало случаев чтобы механизмы отказывали в работе. Вспомните — ах, да, вы не можете этого помнить, но я могу, — что полеты к иным системам были разрешены только тогда, когда первая проблема звездоплавания была решена.
— Скорость, — вставил Игорь. Он не мог удержаться, чтобы не вставить слово.
— Почему скорость? Это сейчас, а я говорю о том, что было тогда. Тогда первой проблемой называли проблему абсолютной надежности. Так вот, ученые предположили наличие в пространстве локальных полей неизвестного происхождения, которые своим воздействием парализовали работу защитных полей двигателей и контейнеров с АВ — антивеществом. А после «Согдианы» стало ясно, что это — дельта-поле.
— Это была ваша гипотеза… — сказал Игорь.
— Молодежь так часто путает меня с моими собратьями. Сочиняют легенды. Тогда я не был настоящим ученым. Я только испытывал «Джордано». А эта гипотеза в общем виде возникла еще раньше. Одним словом, когда глаза мои снова смогли воспринимать что-либо, смотреть было уже не на что. И вот тогда я увидел их.
Вы видели, как летят журавли? Клином, не так ли? Впрочем, вы могли этого и не видеть, ведь журавлей на Земле сейчас мало — болот нет. Давеча вы сказали про журавлей просто так, для красного словца. Так вот, журавли летят клином. И я увидел на экранах клин.
Старик умолк. Земные журавли — осенняя прозрачная желтизна, седые от заморозков луга и крылатый клин в высоте, каждый раз уносящий с собою что-то большое — год жизни. Земля нашей юности, Земля, которой больше нет, но которая все приходит и приходит в снах и сжимает грудь сладкой тоской. Странно: не только вся маленькая Земля известна тебе — поездил, изъездил всю, и в пространстве ты давно — дома, и на другие планеты ступала нога, но родиной остается маленький клочок Земли, Земли нашей юности, и родными — земные журавли в небе…
— Да, многие птицы летят клином, — сказал Игорь. — Это описано уже очень давно. Итак, вы увидели на экранах клин…
— Собственно, это было несколько не так, — уточнил Старейший. — Я не увидел ничего, заметил только, что вдруг исчезли некоторые звезды. Потом они появились опять. Чем было вызвано это затмение, я не знал. Но, честное слово, мне показалось, что само пространство в месте взрыва разорвалось на клочки и теперь медленно склеивалось. Скажу откровенно, я не удивился бы, если бы это оказалось действительно так, хотя сама мысль о том, что пространство может рваться, была нелепа. Я не удивился бы потому, что почувствовал: это было прикосновение к чему-то новому, неизвестному, таинственному… Знаете, бывает такое ощущение… Хотя вы, наверное, не знаете.
— Я знаю, — проговорил Игорь. — Я знаю…
Он знал. Стоит тебе зайти в лабораторию любого из твоих друзей, знакомых или незнакомых, и по возбужденным лицам, по счастливым глазам, видящим что-то, чего не видят другие, ты понимаешь: они прикоснулись к неизвестному. Земля — тебе знакома еще такая малая часть ее, но она видится тебе вся, Земля с ее возможностью уйти в работу без отдыха и отдыхать, работая, и каждый день кончиками пальцев хоть чуточку касаться будущего и всем телом чувствовать его полет, — Земля моего будущего, я знаю…
— Ну, допустим, вы знаете. Но это и все, что я увидел. Ни через видеоприемники, ни в инфракрасном диапазоне я не смог увидеть ничего, кроме этого кратковременного, почти мгновенного затемнения некоторых звезд. Потом я снова запустил двигатели, обошел весь район катастрофы и, ничего не обнаружив, направился домой. И только там, обрабатывая записи дельтавизоров, на которые в полете я не обратил внимания потому, что, по моим соображениям, они никак не могли мне помочь в данном случае, — обрабатывая их записи, я рассмотрел Журавлей.
Это были широкие черные полотнища — абсолютно черные, они, очевидно, поглощали всю энергию, падавшую на них, и поэтому видеть их было нельзя: они ничего не отражали, ни кванта. Только дельтавизоры увидели их; возможно, они испускают дельта-кванты.
Абсолютно черными были они, и как бы двухмерными — казалось, они совсем не обладали толщиной. Площадь каждого из них была десятки, а может быть, и сотни квадратных метров, а может быть, и тысячи — точнее определить дельтавизоры не смогли, не дали даже порядка величины. И они летели клином; впрочем, может быть, конусом, но дельтавизоры тогда не давали стереоизображения. По их записям мы на Земле сделали фильм. Мы — я и товарищи по Московскому Звездному — смотрели его множество раз, пытаясь понять, что же такое эти полотнища, застилавшие звезды. Удалось определить их скорость; оказалось, что они летели с ускорением. Установили и направление их полета, но, поскольку скорость была переменной, орбиту вычислить не удалось. Это было все.