Читать интересную книгу Валтасар - Михаил Ишков

Нур-Син с опасливым любопытством глянул на Луринду. Очень даже не дурнушка!.. Удовлетворенный личиком и станом навязываемой ему невесты, он сразу повеселел, почувствовал себя свободнее. Девушку в свою очередь бросило в краску. Она опустила покрытую праздничной шалью голову.

Писец пригласил гостей проследовать за ним. Луринду некоторое время шла, опустив голову, однако уже через несколько шагов окружающие сказочные красоты, роскошь, пестрота и монументальность, так естественно уживавшиеся в гнезде, построенном великим Навуходоносором, захватили ее. Она решительно вскинула голову, чуть откинула шаль.

Первой диковинкой, вызвавшей ее изумленное восклицание, оказались изваяния крылатых быков, выставленных перед центральным входом в тронный зал.

Быки были огромны, с человеческими головами и шествовали они в разные стороны. На головах круглые, ступенчатые шапки, лица набелены, бороды начернены и завиты в удивительно изящно нарезанные мраморные локоны. Немые стражи молча взирали на замерших в почтительном благоговении людишек смотрели строго, поверх голов. Взгляд их огромных, цвета морской волны, выточенных из драгоценной бирюзы очей был пронзителен и всеведущ. Казалось, стоит им опустить головы и пронзить взглядом печень всякого черноголового, посмевшего приблизиться к поселившейся здесь царственности, как им тут же откроются все подлые мыслишки, ворочающиеся в его утробе.

— Эти ангелы-хранители охраняли покой самого Ашшурбанапала,[36] — заметив взгляд Луринду, сообщил Нур-Син.

Девушка вновь опустила голову. Нур-Син замолчал, и Хашдайя, давно знакомый с Нур-Сином, правда, шапочно, чтобы восстановить разговор, спросил.

— Это то самое место, где восседал великий Навуходоносор?

Хранитель музея кивнул и указал на три монументальных арочных прохода, ведущих в тронный зал.

— Центральный проем, самый высокий, — объяснил он, — предназначен для родственников и друзей царя. Во время церемоний на ступенях обычно занимают места низшие чины, сопровождающие наместников провинций и высшую воинскую и служилую знать; они не имеют доступа в тронный зал. Правый проход предназначен для союзных властителей, левый для поверженных царей и клиентов Вавилонии.

Главный двор и тронный зал представляли собой единый ансамбль, здесь всегда было вольно погуливать свежему воздуху. Проходы между открытым пространством и собственно залом, заключенным под крышу, никогда не запирались. Здесь было при виде чего затаить дыхание — по весне на главном дворе, внутренние стены которого были украшены помрачающими рассудок рисунками, нанесенными на цветные глазурованные кирпичи, скапливалось столько света и целебных дурманящих ароматов, что у тех, кому впервые довелось увидать подобное чудо, начинала кружиться голова.

Между величественными, оконтуренными резным мрамором проходами вырисовывались исполинские деревья: справа — дарующая жизнь хулуппу с позолоченными ивовыми листочками и собранной из драгоценных камней пальметтой наверху; слева — могучий кедр, по преданию когда-то срубленный Гильгамешем в отрогах Ливанских гор и доставленный в Вавилон из Урука. Кедровая хвоя — скопище радужных, посверкивающих на солнце нитей, — а также изгибистые ветви — даже ствол! — были усыпаны плодами, отведав которые человек обретал мудрость.[37] В средней части ствола древа жизни была выложена фигура илу, охранявшего нынешнего правителя, а на стволе кедра, вместо отцовской, теперь красовалась ламассу — богиня-покровительница Амель-Мардука. Первого благословлял на служение Амелю бог писцов и хранитель таблиц судьбы Набу, вторую осеняла волшебным жезлом сильная Иштар, изображенная в образе Царпаниту, супруги Мардука. На груди у богини висела накладная пластина, представлявший собой рогатый серп месяца с вписанным в него солнечным, перечеркнутым крестом кругом и восьмиугольными звездами — символами трепетной Венеры — поверху. Дерева, проходы, весь обширный, пропитанный голубовато-золотистым сиянием двор охраняли шествующие в разные стороны золотые львы.

Рахим-Подставь спину и его спутники пересекли парадный двор и добрались до крепостных ворот, отделявших центральную часть комплекса от дворцового парка. Весь этот недолгий путь Нур-Син то и дело поглядывал на Луринду, и чем дольше засматривался на заранее ненавистную, нежданную, навязываемую ему невесту, тем больше она нравилась ему.

У матери Нур-Син слыл за любимчика, за что в раннем детстве нередко получал нагоняи от отца и подзатыльники от старших братьев. Ему позволялось больше, чем старшим братьям, тем более что сразу стало ясно — воином ему не быть. Вовсе не по причине телесной немощи — Нур-Син с малолетства отличался крепким телосложением и хорошим здоровьем. Беда в том, что он являлся четвертым сыном и отец не обязан был числить его своим наследником. Четвертый сын мог получить кое-какую собственность только по доброй воле отца и не в ущерб другим братьям. В армии ему нельзя было рассчитывать на достойную карьеру — Набузардану необходимо было трех старших пристроить. К тому же низкий армейский чин для сына такого знатного человека, каким являлся Набузардан, граничил с ущемлением чести. Для Нур-Сина было выбрано гражданское поприще, здесь, после смерти дяди, перед ним открывалась перспектива стать жрецом-экономом Эсагилы. Должность была очень доходная и почетная, однако мечтать о ней, по мнению молодого человека, бесполезно: дядя был далеко не стар, и, хотя у него рождались исключительно девочки, повелением Иштар и ее божественного супруга Таммуза, жена дяди вполне могла разродиться наследником. К тому же, чтобы стать экономом, необходимо было пройти все ступени храмовой иерархии, послужить пасису,[38] толкователем снов, провидцем, добиться поста сангу, что само по себе претило Нур-Сину, любимому ученику Бел-Ибни. Было в этих церемониях, гаданиях, предсказаниях и в самих служителях, обслуживающих эти церемонии, что-то лицемерно-пустое. Здесь довлела форма. Нелепой, после объяснений учителя, казалась попытка предсказывать будущее, основываясь на разглядывании внутренностей животных или на наблюдениях за полетом птиц. Старик Бел-Ибни объяснял, что пророчество — дар, а не повод для зарабатывания на хлеб насущный. Тайны грядущего могли открыть только звезды, только их размеренный, неспешный ход мог дать ответ, что ожидает человека, рожденного в тот или иной месяц, в тот или иной день и час, под сенью той или иной звезды.

Нур-Син выбрал службу при дворце. Отец поместил его в канцелярию Набонида. Тот, побеседовав с юношей, определил его на должность писца-хранителя царского собрания диковинок, добытых в многочисленных походах, а также даров, присланных и присылаемых в Вавилон со всех концов верхнего мира. Эта должность считалась малопочетной, неприбыльной, слишком хлопотной для сынков крупных вельмож, к тому же требовавшая от исполнителя знания чужих языков, отечественных летописей, описывающих деяния предков, а также историю соседних царств, но для Нур-Сина это место оказалось тем райским уголком, о котором он мечтал в эддубе.

До того момента, как этот коротконогий, худющий, лысый, с простовато-пронырливым личиком, Рахим-Подставь спину появился в их доме, молодому человеку казалось, что жизнь налаживается. Днями его ждали редкости центрального дворца — ценности, собранные здесь, по мнению Бел-Ибни, были не соизмеримы с грудами золота и самоцветов, бессчетными слитками серебра, олова и железа, хранившимися в царской сокровищнице. Каждый из собранных в музее предметов был по-своему красив, пропитан мудростью, у каждого была своя тайна. Пытаться проникнуть в нее, разобраться в сделанной на древнем языке надписи, постичь смысл, скрытый в том или ином изображении — это ли не наслаждение для пытливого, молодого ума!

Ночи он проводил с приятелями, пил темное пиво, случалось, заглядывал в веселые дома, где во все глаза следил за знойными танцовщицами, порой задерживался там до утра — одним словом, вел себя примерно. Весть о скорой женитьбе прозвучала для него как гром с ясного неба. Согласия Нур-Сина, никто не спрашивал, в этом тоже читался знак беды, ухмылка злого духа, одолевшего доброго илану. По всему выходило, что брести по жизни ему придется с довеском из низких шушану.

Дальше больше, мать, не одобряя выбора невесты, рассорилась с отцом, а незрелые финики, как говорили в Вавилоне, посыпались ему на голову. Гугалла решительно потребовала от младшего сына, чтобы тот отказался от позорящего их семью супружества. Иначе, пригрозила она, ты будешь лишен моей нежности. Нур-Син тут же смекнул — и имущества тоже. Это был серьезный довод против женитьбы, но как перечить отцу?

Месяц спустя Набузардан объявил, что на праздник урожая намечены смотрины. Даже Гугалла в те дни боялась перечить мужу, тот с каждым днем становился все мрачнее. Все дольше залеживался в беседке, жизнь вел уединенную, никого не принимал (к нему, правда, никто и не напрашивался в гости), исключая этого несносного Рахима-Подставь спину, (будь он проклят, посланец Нергала!). Изредка его навещал приезжавший в город Нериглиссар, которому тоже пришлось судиться в Вавилоне.