Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нет сомнений в том, что лучше отдать деньги, чем, еще даже не попав на зону, заработать сомнительный авторитет. Расписки отправляются на волю типам, похожим на Перца, после чего типы переправляют часть полученной суммы на зону или в СИЗО «мастерам картежной игры», а остальное забирают в качестве процентов. Таких расписок гуляют по воле тысячи, у Перца их было около трех десятков. Плюс отданные на «разбор» фирмы со всем инвентарем да заложенные там же, в СИЗО, квартиры. Так что, по подсчетам Перца, на балансе его еще не существующего фонда находилось никак не меньше пяти-шести миллионов рублей. Однако расписками сыт не будешь. Работа по превращению изжеванных «маляв», направленных женам и родственникам из тюрьмы, в реальные, хрустящие деньги требует времени и нервов. Опять же – как снять со счета фирмы деньги, если тебя ищут днем с огнем, да еще и с собаками? «Здрасте, я Перец. Переведите-ка на мое имя пятьдесят тысяч долларов».
Так что приходится пока таскаться с этой макулатурой под мышкой, как с писаной торбой.
Перец подъехал к месту встречи с покупательницей на полчаса раньше не потому, что волновался или нервничал. Ему просто нечем было заняться. По всем известным ему адресам уже находилась милиция, а все бывшие красавицы, еще недавно принимавшие его с великой радостью, дали от ворот поворот. Причина тому была одна – временная нетрудоспособность.
Оставалась Анюта. Она была последней в списке возможных вариантов временного прибежища. Рисковать тут не имело смысла.
Перец сначала даже не понял, что происходит. Дверь его «десятки» распахнулась, и его выволокли несколько пар натренированных рук. Все произошло настолько неожиданно, что мысль об обрезе, продолжавшем находиться за поясом, посетила его лишь тогда, когда его запихнули в огромный микроавтобус «Форд». В таких обычно ездят съемочные группы или иностранные делегации. Пытаясь понять, что происходит, Перец быстро окинул взглядом всех присутствующих.
А затем разволновался уже по-настоящему. Его очень нетрадиционным способом пригласили для беседы с самым отмороженным таджиком Тернова – владельцем более полусотни торговых точек по продаже цветов. Муса Ташхабатов. «Крыша» Анюты. Он занимался поиском «охраняемого объекта» уже долгих три месяца.
– Ты только не говори, что ты не Витя Перченков, – сразу как-то нехорошо попросил Ташхабатов, более известный под кличкой Урюк.
– Не буду, – пообещал Перец.
– А то я тебе голову оторву, – запоздало и нелогично пригрозил Урюк, жалея, что не сделал этого сразу.
– Ладно, – согласился Витя.
– «Ладно» ты жене своей скажешь, понял?
– Понял.
Витя в течение первых пяти секунд беседы действительно понял, зачем он понадобился Урюку. То, что директор городского рынка Анюта увлеклась пареньком с отмороженным взглядом по кличке Перец, для многих уже не было тайной.
– Витя, ты знаешь, какие я несу убытки? – Урюку было очень трудно ворочать сто двадцать килограммов своего веса на переднем сиденье, но важность вопроса была настолько велика, что он откинул спинку и сейчас разговаривал с Перцем почти лежа.
– Нет.
На этот раз Перец слукавил. Ему очень хорошо была известна причина стремительного обнищания гражданина Ташхабатова.
Однако через минуту, после четвертого удара по почкам, он назвал и адрес, по которому находится Анюта Повелкова, и условный стук, на который она без колебаний открывает дверь. Урюк быстро поднял сиденье и дал команду «вперед». Очевидно, желание «охранять» Анюту у него было настолько сильно, что он рвался к ней даже тогда, когда она от него убегала.
Витю Перца выкинули из микроавтобуса, пригрозив кастрацией, если его обнаружат на продовольственном рынке. Угроза была запоздалой, поэтому Перченков с сожалением думал лишь об одном: о тех шубах, которые ему не увидеть уже никогда. Вместе с Анютой Урюк выметет из ее квартиры все, что имеет материальную ценность.
– Господи, вы правда из прокуратуры? – уже в десятый раз спрашивала Анюта. – Я едва с ума не сошла.
– А кого вы боитесь больше прокуратуры? – удивился Пащенко.
– Знаете, когда ваш приятель вымыл руки и завел речь о включенном счетчике…
Десять минут ушло на выяснение обстоятельств, испортивших жизнь госпоже Повелковой. Она рассказывала свою горькую историю взахлеб, нервно смеясь, словно все страшное для нее уже позади. Она хохотала, и Антону даже не верилось, что буквально четверть часа назад он пытался отпоить эту женщину абсентом.
Когда Повелкова ответила на все вопросы, Струге и Пащенко уселись на диван и стали ждать условного стука в дверь.
– Он точно вечером придет? – полюбопытствовал, листая «XXL», Пащенко.
– Да откуда я знаю? – Анюта выглядела уставшей. – Он что, муж мне? Так, потаскун. А сейчас и потаскать его не за что…
Вадим переглянулся со Струге. Сегодня целый день люди говорили им правду.
– Анна, а Перченков не рассказывал тебе об уголовном деле, которое у него находится? – Антон, развалившись на кожаном диване, лениво перебирал клавиши на «лентяйке». – У него с собой папка какая-нибудь была?
– Нет, только этот баул с шубами. Но перед тем как уйти, он вынул один мешок и унес собой.
– Это напоминало толстую папку? – попытался навести полупьяную женщину на правильный ответ Пащенко.
– Мешок может напоминать папку? – Оказывается, она была не так уж пьяна. – Если папка и была, то она была в мешке. А с каких это пор Перцу менты стали доверять на руки уголовные дела?
Антон прокашлялся и выключил телевизор.
– Ты бы чайку, что ли, приготовила, голубушка?
Дойти до кухни Анюта не успела. В коридоре послышался стук, от которого она побледнела и прижала ладони к горящим от алкоголя щекам.
– Это Перец…
Струге сам не мог понять тех чувств, что одолели его в тот момент, когда Повелкова пошла открывать дверь Перцу. Это было и приближающееся облегчение от того, что рассыпавшийся было карточный домик, выстраиваемый годами, вновь обретает свои знакомые очертания, и боязнь того, что Перченков через минуту произнесет фразу, которая лишь добавит мучений. «Я сжег дело, – скажет Перец. – В этой квартире. А пепел смыл в унитаз».
– В любом случае, – Пащенко сидел рядом с Антоном на диване и не сводил с друга глаз, – это все, что можно сделать. Зато ты не будешь потом убивать себя за то, что не исправил все тогда, когда это было возможно.
Повелкова уже впускала Перца в квартиру. Единственное, что беспокоило – ощущение, что Перченков заявился не один. И потом: Анюта дверь открыла, а вот звука закрываемого замка слышно не было.
– Она не предупредит его? – заволновался прокурор.
Струге поморщился:
– Ей неприятностей с братвой хватает. Перец – не тот субъект, из-за которого нормальная баба рисковать будет. Повелковой еще с ментами недоразумений не хватало…
Но тут в комнату, в которой сидели и ждали появления Перца, спиной вперед вошла Анюта. Вид у нее был такой, словно перед ней двигался не Витя Перченков, а уссурийский тигр. На самом деле тигра, конечно, не было – его роль исполнял Урюк, очень хорошо знакомый Пащенко. Гражданин Ташхабатов надвигался на Анюту, держа перед ее лицом ладонь с разведенными пальцами. Он еще не видел мужчин, сидящих на диване, но те уже очень хорошо видели его.
– Я тебе, сука, сейчас… – Урюк уже хотел приложиться к макияжу Анюты, но тут наконец заметил Пащенко и Струге. Судья для Ташхабатова был никем, а вот транспортный прокурор, возбуждающий в отношении него уголовные дела раз в год, был знаком очень хорошо. Именно поэтому, когда он встретился с Пащенко взглядом, свою фразу он закончил не совсем так, как намечал. – …С Восьмым мартом поздравлять буду. С праздником, Анюта Валентиновна, дорогая…
– Международный женский день уже миновал, Ташхабатов, – сообщил Пащенко. – Пасха на носу. Ну-ка заводи сюда своих чернооких цветочниц и присядь. Разговоры разговаривать будем.
– Вадим Иванович, здравствуйте. Я и не знал, что вы здесь будете. Я бы коньяка ящик прихватил. Дорогой гость у Анюты…
Черные, как чугунки, подчиненные Урюка в недоумении топтались в двух комнатах. С дивана ситуацией «рулил» не Муса, а какой-то бледнолицый в свитере. Конкуренты по выколачиванию долга?
– Где Перец? – спросил Струге, вставая с дивана.
Урюк взглянул на Пащенко, пытаясь найти объяснения столь дерзкого поведения незнакомого ему человека.
– Он еще хуже, – подтвердил полномочия друга Вадим.
– Перец остался у «Сибирской розы», уважаемый, – осторожно объяснил Ташхабатов. – Я спросил, где живет уважаемая Анюта Валентиновна – ее нет на рынке, люди беспокоятся, может, лекарств каких нужно, денег… Перец сказал, что у Анюты Валентиновны все в порядке, приболела немного, чужого душевного тепла ей не хватает…
– Врет он все! – вскричала пьяненькая Анюта. – Они меня убивать приехали!