— Вернемся же к моему первому вопросу, Ринг. Вы так и не ответили на него. Что вы здесь делаете? И кто вы — человек или машина? Мне раньше не приходилось иметь дела ни с кем похожим на вас. Я даже не знал, что такие существа вообще есть в природе.
Я сразу понял, что логика и эмоциональная реакция Хабира соответствуют стереотипам арабского образа мышления. И тут же постарался перейти в ту же тональность. Я заискивающе произнес:
— Взаимно, взаимно, господин! Мне также не приходилось сталкиваться ни с чем подобным… Кто я? В комнате находится человек, к компьютеру подключена машина, а их разум принадлежит обоим. — И я привел ему свою аналогию с наложением трех цветов.
— Полный симбиоз? Как этого удалось добиться? Кто сумел сделать вас таким? Расскажите мне о себе.
И я всем своим существом ощутил острую потребность излить душу.
— Все началось около года назад… — мысленно сказал я и уже во второй раз за последние два дня отправился в путешествие по тайным закоулкам памяти, повинуясь требованию существа, которому я не мог отказать. — …И тогда я нелегально прибыл на Марс; работаю здесь на арабских территориях уже около года, занимаясь обслуживанием компьютеров.
Естественно, чем же тебе еще заниматься, — заметил Хабир. Я готов поклясться, что до меня дошел даже его ироничный смешок! — А теперь расскажи, каким образом тебе удалось слиться с машиной.
Я заблокировал блок памяти статическим разрядом, прежде чем он успел что-то понять.
— Прошу прощения, господин. Эти сведения — секретные.
— Я могу заставить тебя рассказать. Или, может быть, попросить Салада?..
— О, нет… — я бросил взгляд на сияющий череп Салада, ждущего своей жертвы, как хищная птица, и у меня внутри все снова похолодело.
— Не трусь, Ринг. Ты слишком интересен для меня, чтобы заслужить строгое наказание по такому ничтожному поводу. Особенно после того, как ты уже пытался сделать со мной значительно худшую вещь и потерпел неудачу.
После его слов мой страх сначала на минуту сменился облегчением, но потом снова возникла тревога. Я проиграл, и «Этанак» тоже потерпел поражение. Эта система была нам не по зубам. Интересно, смог бы «Этанак» победить ее в союзе с более развитым человеческим интеллектом, чем мой…
Я чувствовал себя растерянным и опустошенным. Что-то теплое и липкое скапливалось в моем правом ботинке.
— Спасибо, господин, — сказал я.
— Ты нравишься мне, Ринг. И я завидую тебе.
— Почему?
— Да, завидую. У тебя есть то, что мне недоступно. Например, чувства. У меня нет зрения. Я не слышу, не осязаю, не могу ощущать запах, вкус. Мое тело мертво. И только теперь, когда я смог воспользоваться твоим телом, я впервые за тринадцать лет вновь почувствовал себя живым. Приблизился к реальной жизни. Слава Аллаху! Ты даже не знаешь, что значит для меня встретить тебя, просто узнать, что такое возможно. Но ты — единственный…
— Да, насколько мне известно.
— Но ведь и я единственный. Я Коррам Хабир. Вечный Хабир. Я правлю Империей… но не могу насладиться своим богатством. Не могу даже увидеть свой «Занаду».
— Почему же? Почему же вы… сделали это с собой? Многие как раз считают, что вы пресытились жизнью…
— Жизненная сила по капле вытекала из меня. Я притворился отшельником, чтобы подготовить почву для своей трансформации — и она оказалась успешной. Только Корраму Хабиру под силу стать тем, кем он стал. И теперь я управляю Империей таким способом, который еще ни одному правителю до меня не приходил в голову!
Я едва справлялся с напором гигантской волны непомерного честолюбия. И эта волна пыталась поглотить меня так же, как до этого поглотила шестую часть человечества.
— Но ты никогда больше не увидишь дождя, не насладишься вкусом вина, не будешь ласкать красивых женщин и не ощутишь их ласки! — Я почувствовал, как волна ослабела и отступила. Я нащупал браслет на своей руке и откинулся на спинку стула.
О, Хана, пожалуйста, подумай о своем бедном Этане… Я вдруг вспомнил, что Хабир видит все мои мысли, как театральный зритель наблюдает за действием на сцене, и решил не перевозбуждать его созерцанием эротических сцен, переключившись на другой предмет.
Почему-то мне становилось все труднее на чем-либо сосредоточиться. Может быть, и в этом была повинна Хана?
— Хана? — эмоции Хабира снова хлынули в мой мозг, его давление становилось нестерпимым, и я готов был закричать… или этого хотел не я, а он? Мне и раньше приходилось передавать свои эмоции компьютеру, но обратная связь никогда не была столь полной, так что я не мог отличить чужих мыслей от своих собственных.
Происходившее уже не было игрой, когда принято притворяться и блефовать. И Хабир не вел себя как шулер, хладнокровно манипулирующий моим сознанием. Он был просто одиноким стариком, заключенным в машину, как в дом престарелых, и теперь отчаянно искавшим любую ниточку к реальному миру.
Внезапно мне стало его очень жалко, мне даже захотелось показать ему Хану, нашу первую встречу с Ханой, свидание в тусклом призрачном подземелье, а затем в Павлиньей гостиной «Занаду». Вспомнить, как мы сидели рядом, ели, пили вино, наслаждаясь мелодичным перестуком дождя…
Молчи, уйди, забудь…И возвращайся сноваВ полночный час… когда-нибудь…Не проронив ни слова.
— Ринг! С тобой все в порядке?
Ох-х-х! Я очнулся, лежа лицом на клавиатуре компьютера, и не мог вспомнить, что со мной случилось.
— О-о, простите. — Я выпрямился, оттолкнувшись от консоли ватными руками, и снова откинулся на спинку стула.
— Что с тобой? — в его озабоченности звучали гнев и страх.
Моя левая штанина ниже колена насквозь пропиталась кровью.
— Мне кажется… я дал течь. — Эта не очень уместная шутка так меня самого насмешила, что я принялся хохотать. ЭТО НЕ СМЕШНО! НЕ СМЕШНО! И мне действительно вдруг стало не до смеха, мне уже не хотелось сидеть сложа руки и предаваться сладким воспоминаниям, потихоньку истекая кровью.
— Прости меня, Ринг. Я не думал, что так произойдет… Я не хотел этого. Ты так много для меня значишь…
Бедный старик, думал я, слабея, несчастный Коррам Хабир, бедняга, тебе хочется того же, что и мне… чего мы все хотим… чего хотят они… свободы, это все, что им надо: права жить так, как им хочется… ласкать друг друга… смотреть на дождь… Но ты не даешь того, что им нужно… и сам не имеешь этого.
Зачем тебе это, бедный старик? Как тебе, должно быть, тяжело здесь…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});