— Полагаю, мистер Уилл?
— Уилл. Да, просто Уилл. Привет.
— Меня зовут Дадли Смол Том. Очень рад с вами познакомиться, — с трудом переводя дыхание, произносит он.
Смол Том (то есть Маленький Том), как нетрудно догадаться, был хрупким, невысоким человеком, однако чуб, зачесанный назад в стиле звезд рок-н-ролла, существенно добавлял ему рост. Его бодрость, заразительная улыбка и непрерывный смех превращали самые обыденные дела в увлекательное занятие. Будучи самоутвержденным капелланом, он организовывал и проводил церковные службы в отсутствии викария, приезжавшего лишь раз в месяц для того, чтобы причастить прихожан и погладить детишек по голове. Светский проповедник, или катехист, по его же собственным словам, он осуществлял свои функции с такой энергией, что воскресные службы превращались в нечто большее, нежели обычная проповедь. Он разыгрывал яркое театральное представление. Его певучая речь, страстные призывы «помолимся» и бесконечное разнообразие церковного гардероба, который его жена усердно покрывала вышивкой, могли вдохнуть жизнь в любую церковь в самые трудные времена.
Мы идем по дорожке, и он спрашивает, понравилась ли мне служба. «Да-да», — заверяю его я.
— У нас меланезийская церковь, одна из разновидностей англиканской. Думаю, вы принадлежите именно к этой церкви, мистер Уилл?
Я заверяю его в своей лояльности.
— Нас познакомил с Господом епископ Паттесон в 1866 году, но какой-то житель Соломоновых островов убил его. И я очень сожалею об этом, — скорбно добавляет он. — Раньше очень многие любили есть людей. Очень плохо.
Смол Том окидывает меня быстрым взглядом. Конечно, я с ним согласен: просто ужас какой-то.
— Черный — плохой человек.
— О, нет-нет… Я хочу сказать…
У меня нет ни малейшего представления, как на это реагировать, однако многие мои прежние убеждения подвергаются испытанию. К счастью, Дадли Смол Том уже полностью погружается в историю меланезийской церкви.
Начиная с середины XIX века сюда регулярно приезжали миссионеры самых разнообразных христианских конфессий, стремившиеся обратить в свою веру язычников. Островитяне к тому времени раскусили уловки белых, появившихся здесь несколькими годами ранее, — это были работорговцы, которые цинично заманивали жителей на борт своих кораблей с помощью зеркал, безделушек и выпивки. Потом они запирали островитян в трюмах и отвозили их на плантации сахарного тростника в Северную Австралию. Поэтому островитяне стойко защищали свои дома и привычный образ жизни от всех приезжих, включая тех, кто носил на себе крест. Как правило, они просто убивали и съедали их. На протяжении многих лет этот способ противостояния доказывал свою действенность, и миссионеры самых разных конфессий сходились во мнении, что во всем Тихоокеанском бассейне самые твердолобые — именно обитатели Соломоновых островов.
Однако в конечном итоге им удалось наставить местных жителей на путь истинный, и в тот самый момент, когда епископ Паттесон укротил последнее дикое племя, его убили копьем. Съели ли его после этого, неизвестно, и мне показалось делом недипломатичным наводить справки. Однако его смерть оказалась не напрасной, ибо обитатели Соломоновых островов стали одними из самых убежденных христиан.
На этом интересном месте в историческом экскурсе перед нами возник Стэнли, который, как выясняется, является сыном Маленького Тома. Он несет ведро для бритья, и его отец, что-то бормоча себе под нос, удаляется.
Как раз в тот момент, когда я занимаюсь поисками пропущенной невыбритой щетины, Смол Том возвращается с женщиной — волосы у нее аккуратно заплетены, лицо и грудь покрыты спиральной татуировкой. В руках она держит тарелку и миску, которые ставит на стол передо мной.
— Май Эллен, — шепчет она, опустив глаза.
— Хорошая жена для меня! — с гордым видом восклицает Дадли Смол Том. — И прекрасная кухарка для мистера Уильяма!
Она была моей непосредственной соседкой и, поскольку у меня отсутствовала собственная кухня, предложила готовить мне в обмен на английские кулинарные рецепты, которые я помнил со времен курса «Приготовление пищи в экстремальных условиях», преподававшегося в университете.
К сожалению, тогда меня мало интересовало кулинарное искусство, куда больше привлекала соседка по студенческому общежитию, обладавшая видеоприставкой, а также судя по звукам, доносившимся через тонкую перегородку, секс-драйвом. И главным ингредиентом в нашей пище, приготовление которой, увы, не сопровождалось ничем необычным, оставались консервированные болонские спагетти.
И все же мне предстояло провести множество счастливых часов в закопченной от дыма кухне Эллен, где она хлопотала над огнем. После того как мы наносили последние штрихи, готовя «типично английское» жаркое из ямса (сладкой картошки) и скаровой рыбы или восхитительные оладьи из кальмаров, Эллен принималась отлавливать жителей деревни, проходивших мимо дома, и заставляла их попробовать блюдо, прямо как диккенсовская сиделка. Пока они жевали, она внимательно вглядывалась в выражения лиц, чтобы определить реакцию дегустаторов. Как правило, это было изумление.
Эллен — женщина весьма привлекательная, заботящаяся о своей внешности, несмотря на то ли восьмерых, то ли десятерых своих детей, которых она регулярно бранила за испачканную одежду, грязные руки, за принесенную в дом живую рыбу. Полагаю, таков удел всех матерей.
Однако за ее строгостью скрывалось прекрасное чувство юмора, и ей страшно нравилось подтрунивать надо мной и укорять за забывчивость и некомпетентность. Порой она вздымала руки и заявляла, что ужина не будет и горячей воды тоже. И только оказавшись на ступенях своего дома, она разражалась смехом, уткнувшись в колени и обхватив их руками, при виде моего наигранного отчаяния.
Эллен с интересом наблюдала за тем, как я ем, а Смол Том засыпал меня вопросами о жизни в Европе, которые варьировали от конкретных «Что такое поезд?» до самых фантастических «Как вы справляетесь с дикими львами в своих садах?». На этот счет я его быстро успокоил, хотя и вынужден был добавить, что погода редко позволяла мне прогуливаться по окрестностям.
— Мне как-то говорили, что в консервированном мясе содержится человечина. Это правда, мистер Уилл? — изнемогая от любопытства, спрашивал Смол Том.
Лично я не слышал о том, чтобы подобные сведения широко анонсировались, однако, живя в мире, управляемом гигантами пищевой промышленности, ничему нельзя было удивляться. Поэтому мне ничего не оставалось, как признаться в своей неосведомленности. На что Смол Том лишь кивнул с непроницаемым видом.