Читать интересную книгу Славяно-русские древности в «Слове о полке Игореве» и «небесное» государство Платона - Леонид Гурченко

В 1183 г.[81] был уже новый митрополит, Никифор, тоже грек. Но в этом же году, 24 июля, скончался игумен Киево-Печерского монастыря Поликарп, носивший титул архимандрита. Иноки долго не могли выбрать себе игумена. Наконец игумен был избран «чудесным» образом. После долгих споров иноки решили стать на молитву перед иконой Богородицы. И во время их общей молитвы имя нового игумена было «сообщено» каждому в отдельности свыше, Самой Богородицей, как повествует об этом Киево-Печерский Патерик, а также Ипатьевская летопись. «И вот что было удивительным, – сообщает Патерик, – как едиными устами многие сказали: “Пошлем к Василию-попу на Щековицу, чтобы был он нам игуменом и правителем иноческого стада Феодосиевого монастыря Печерского”» (ПЛДР, 1980. С. 621).

В ту же неделю он был пострижен в монахи. И в присутствии епископов и игуменов всех значительных русских монастырей митрополит Никифор поставил его игуменом Киево-Печерского монастыря, также с титулом архимандрита. И во весь период управления Никифора Русской Церковью, а Василия русскими монастырями, в источниках нет сведений о конфликтах между этими двумя лицами. Следовательно, можно предположить их взаимное сотрудничество в идеологической и политической жизни Киевской Руси. Сведения о личности Василия сохранились в Послании к нему выдающегося писателя XII в., епископа Туровского Кирилла, жителя Турово-Пинского княжества. Кирилл называет Василия своим благодетелем и учителем. Он же называет его «воистину славным, великим во всем мире архимандритом», который знает обо всем, и знания его «богоразумные».

Постараемся понять это выражение: «воистину славный, великий во всем мире». Если титул «великий» обозначал игумена, то выражение из Послания Кирилла «воистину славный, великий во всем мире архимандрит» имеет силу доказательства того, что Кирилл подразумевает не титул Василия, а его исключительные качества, благодаря которым он славен не только в киевском мире, но воистину славным, великим был архимандрит во всем, должно быть, русском христианском мире, то есть известен в главных православных центрах России[82]. Наиболее привлекательные свойства Василия охарактеризованы Кириллом такими словами: «тонкоразумная душа, умом все богодухновенные книги проницающий». Такая способность тонко все понимать, а также осмысливать проницательным умом библейские книги и богословские труды, – эта способность во все времена сочеталась в человеке со словесным дарованием. И косвенные сведения о том, что Василий был искусен в писательских делах, содержатся в конце Послания к нему Кирилла Туровского. Недовольный стилем своего Послания, а точнее – тревожась о том, что стиль его Послания может показаться Василию слабым, он обращается к нему: «…разодрав, брось мои словеса – как паутина, сами раздираются: не могут быть к пользе связаны, не имея власти (силы) Святого Духа…» (Прибавления, 1851. С. 341–357). Бесспорно, это церковная традиция – ставить ни во что свои способности. Однако оценка своего стиля – писательская, и к человеку, не владеющему словом, так не обращаются. Эти заключительные слова Послания Кирилла вызовут еще больший интерес, если мы обратимся к новозаветному учению о дарах Святого Духа. «…Каждому дается проявление Духа на пользу, – сказано апостолом Павлом. – Одному дается Духом слово мудрости, другому слово знания (в славянском тексте “слово разума”)…» (1 Кор. 12, 7–8). Таким образом, мудрость и знания связаны с даром слова. Мудрость и знания предполагают разносторонние дарования в человеке. И Василий не только «умом все богодухновенные книги проницающий», но его «богоразумные» знания обо всем включали и выдающиеся дарования строителя. Об этой его стороне деятельности мы также узнаем из Послания Кирилла. Он говорит, что игумен Феодосий не успел достроить монастырскую церковь Успения Богородицы[83]. Василий же не только церковь устроил, но и создал каменную ограду вокруг монастыря. Эта стена считалась выдающимся сооружением, о ней знали современники и долго помнили потомки[84]. О существовании этой стены знали до XVII в. (Раппопорт, 1982. С. 26. № 34). В Послании Кирилла, как видим, нет прямых сведений, что Василий – выдающийся писатель, хотя о строительных его дарованиях сведения есть. Его Послание – ответ на «грамоту», письмо Василия, в котором тот вопрошает его о великом образе схимы. Но по ответу Кирилла мы также не видим, чтобы и Василий упоминал о писательских достоинствах самого Кирилла, но это не означает, что Василий не знал Кирилла как писателя. Однако для понимания всего дела нет более специальной фразы, связанной с проблемой авторства Василия в Послании Кирилла, чем такие его слова: «Василий, – пишет ему Кирилл, – (ты) вторый Феодосий, игумен Печерский, хотя не по имени, но по делам и вере». – Короче говоря, Василий не второй Феодосий, а человек, совпадающий с Феодосием. Таким образом, Кирилл настаивает на цельности двух лиц по отношению друг к другу, на принципе соответствия. И как бы мы ни были осторожны, сравнивая Феодосия и Василия, но их дела сравнить мы обязаны, потому что только так мы сможем выявить личность того и другого. И еще потому, что сам Кирилл говорит, что оба эти человека сходны по делам своим.

Вот физические дела Феодосия по его Житию, их немного, в отличие от чудес, совершенных им «верою и святостию», но дела эти очень ценны для нашего изыскания. «Блаженный отец наш Феодосий, – сообщает его Житие, – заступался за многих перед судьями и князьями, избавляя их, ибо не смел никто его ослушаться, зная праведность его и святость». – Но если Василий – второй Феодосий, то и он совершал такие же поступки. И Кирилл пишет ему: «Ты в бельцах (когда был священником на Щековице. – Л. Г.) и в иночестве (будучи игуменом Киево-Печерского монастыря. – Л. Г.) вел жизнь богоугодную и душеполезную». – Таков, видимо, отголосок дел милосердия и заступничества Василия за обижаемых.

А вот другого рода дела Феодосия. Задумал он перенести монастырь на новое место и построить большую каменную церковь, «и сам блаженный Феодосий каждый день трудился с братией, возводя храм», по словам Жития. Но Василий, как мы знаем, тоже строил и, несомненно, сам трудился с братией на строительстве каменной ограды вокруг монастыря. И в этом деле Василий оказался даже более Феодосия «возвеличенный Христом»: ибо Феодосий, начав строить церковь, скончался, пишет Кирилл, «тебе же даровал Бог не только церковь устроить, но и создать каменную ограду вокруг Лавры». Однако общественно-политический поступок Феодосия, его гнев на Святослава Ярославича, представлен как одно из главных дел в его Житии: тогда его поучения «Святым Духом кипели в устах его» (ПЛДР, 1978. С. 305–391).

В то время князья Ярославичи, Святослав и Всеволод, изгнав своего старшего брата Изяслава из Киева, пригласили Феодосия через посланного на обед к себе. Феодосий ответил, что «не прикоснется к яствам, пропитанным кровью убиенных». Долго еще укорял он их и велел передать его слова князьям. Те не вняли ему, поднялись еще раз на брата и совсем изгнали его из Русской земли, и Святослав сел на великокняжеский стол в Киеве. Феодосий стал укорять князя, посылая ему письма и осуждая его поступок перед вельможами, приходившими в монастырь, и настаивал, чтобы его слова передавали князю. Святослав не уступал. Тогда Феодосий создал целое литературное произведение: написал Святославу огромное послание, «епистолию велику зело», в которой, привлекая обширный исторический материал, а также в притчах обличал Святослава как притеснителя, убийцу и братоненавистника. «Когда же прочел князь это послание, – говорится в Житии Феодосия, – то пришел в ярость и, словно лев, рыкнув на праведного, швырнул письмо его на землю». Святослав пригрозил Феодосию заточением и смертью. Феодосий отвечал, что готов принять смерть, и по-прежнему обличал его, а затем начал со слезами уже умолять князя, чтобы вернул брату Киев. Святослав остался при своем: Киев брату не отдал. В наступившем затишье князь посетил Феодосия в монастыре, и тот перед князем, боярами и монастырской братией положил завет будущим игуменам Печерским: «подобает нам обличать вас (князей. – Л. Г.) и поучать о спасении души. А вам следует выслушивать это». Борьба с князем, видимо, подорвала силы Феодосия, потому что неоднократно собирался он, уйдя куда-нибудь, скрыться от всех в неизвестном месте и жить один. Однако уступил мольбам князя, вельмож и монастырской братии.

Василий должен был совершить равноценные дела в идеологической и политической жизни Киева, иначе не могло быть впечатляющего совпадения с Феодосием. Он должен был, исполняя завет Феодосия, выступить с обличением князей за идейные шатания и междоусобицы, а также слезно умолять их вступиться за землю Русскую, защитив ее от половецкого нарыскивания. Но как раз автор «Слова о полку Игореве» и выступает с обличением князей, он же призывает их к защите Русской земли. А если Василий и автор «Слова о полку Игореве» одно и то же лицо, то он взвалил на себя нешуточное бремя: вступился за ненавистных киевлянам О́льговичей, при этом неодобрительно отозвался о Владимире Мономахе, что он не пресекал междоусобных войн Олега Святославича («Гориславича»), не желая слышать призывов князей выступить на борьбу с ним («по вся утра уши закладаша»); а также обличил Давида Ростиславича, брата Рюрика Ростиславича, соправителя великого князя Киевского Святослава Всеволодовича, за его предательский шаг, когда он отказался помочь осажденному половцами в Переяславле князю Владимиру, когда прервал поход своих войск в составе полков Рюрика и Святослава и ушел на Дунай: «розино ся им хоботы пашут, копия поют на Дунае» – «розно им хоботы полотнищ реют, копья (Давида) поют на Дунае». Такое поведение Василия и его дела были единственным условием, при котором Кирилл мог сказать ему: (ты) «второй Феодосий, игумен Печерский… по делам» (своим).