и выбежал из квартиры как был – в порванной грязной футболке и весь мокрый, ведь так и не переоделся.
– Нос! Мой но-ос… – доносилось с кухни вперемешку с ругательствами. Нос Лёшки оказался свёрнут в сторону. Лёха ползал по полу в остатках битой посуды, продуктов и поломанной табуретки, не находя в себе сил подняться. Его поверженный защитник валялся рядом с выбитым глазом и несколькими зубами. А баба Лёля только и видела, как хлопнула за Пашкой дверь, отскочив и тут же распахнувшись снова.
– Что за щенок, а? Кого уродили! – крикнула она вслед, но догонять, понятное дело, не стала.
Дружный вечер алкоголиков был испорчен, кухня разгромлена; а Пашка нёсся по улице и единственным его желанием было вдруг провалиться в канализационный люк или внезапно встретиться с капотом автомобиля – так чтобы раз, и сразу темнота.
Но никто ему по дороге не попался. И пристанищем вновь стала средняя школа № 587 – как и прежде, она встретила его пустынным холлом и затхлым воздухом тёмных коридоров.
В учительском туалете он сунул голову под кран и немного пришёл в себя. Опасливо глянул в зеркало, но увидел там только приукрашенную несколькими ссадинами собственную уставшую физиономию. Значит, сознание ему пока не изменило.
– Это тебе на расходы, не давай бабке, – лениво сказал ему отец перед отъездом, протянув замызганный конверт. Естественно, пока мать не видела. И выглядело это как откуп, чтобы он дал им свалить. Словно он мог запретить это! Ну да Пашка не протестовал. Пускай катятся ко всем чертям. Только от отца какая-то помощь. И вот она – размазана теперь по кухонному полу!
Что дальше? Страхи обитают у нас в голове. Если им нет там места, то нет им места и в реальности. Павел и думать забыл про сторожа, а к запаху привык. Да и недавний ветер немного продул здание. Кроме того, теперь, когда завхоз уехал, можно было приоткрыть для лучшего проветривания окна, что он и сделал. И неторопливо прошёлся по тихой, сумеречной столовой, где лавки были закинуты вверх ногами на столы. Мимо отключённых витрин-холодильников, где в учебный сезон продавали заветренный салат оливье и залитое желтоватым майонезом яйцо, но которые он бы проглотил в два счёта; мимо молчаливых умывальников, где всегда кто-нибудь толпился, а плакаты призывали к чистоте; и мимо фенов для рук, грустно повесивших шнуры-штекеры, вытащенные из розеток, как хвосты. Прошёлся и сел за учительский стол, где вместо лавок были стулья, и посмотрел за огромные окна, за которыми тихо шелестела влажная зелень. В столовой было мёртво, неуютно.
10
Пару лет назад как-то по весне в скверик, что перед школой, приехал трактор и начал что-то ковырять. Забегали люди-активисты, что сразу было понятно по их рвению, а так же учительница истории Антонина Порфирьевна, выскакивая из школы и сверкая на фоне ещё чёрной земли своим красно-клетчатым пончо, больше похожим на плед. Сначала думали, что это коммунальная авария, но трактор ковырял в хаотичном порядке, то тут – то там, перепахав весь сквер, и подобрался уже вплотную к школе, когда на баррикады вышли завхоз и директор и стало понятно, что дело тут в другом.
– Наверно, клад ищут! Там что-нибудь зарыто! – бытовало мнение в младших и средних классах, старшие же наблюдали за всем этим без особого интереса. Зато Антонина Порфирьева бегала крайне возбуждённой, её красное пончо так и развивалось по коридорам; на уроках она стала сбивчива, хотя и так не славилась последовательностью, но на прямой вопрос, что там ищут, не отвечала.
Само собой, истина скоро выплыла наружу: трактор искал захоронения по протекции какого-то чересчур рьяного активиста-археолога. Забавный это был дядечка: невысокий, плотный, на коротких ножках, в круглых очках словно бы без диоптрий и с чёрной оправой, с жидкой бородёнкой и вечно надутым лицом. Антонина Порфирьевна, дама не малого роста, в своём красно-клетчатом пончо выглядела рядом с ним как фламинго по сравнению с птицей-киви. Дядечка всегда носил какие-то бумаги, часто захаживал к директору и быстрее всех бегал за трактором, указывая, где копать. Как-то раз Белка и Хомяк проследили за ним: не найдя Галину Алексеевну на месте (а к такой тактике директор прибегала довольно часто для избавления от назойливых посетителей), дядечка отправился к завхозу, чей кабинет тоже был на первом этаже, рядом с кладовой. Как поняли ребята, притаившись у двери, Николаю Петровичу пришлось выдержать не шуточную атаку.
– Об этом не может быть и речи! – как мог отбивался завхоз, на что в ответ слышал назидательное и очень настойчивое бормотание:
– Вы не понимаете! Николай Петрович, самое главное как раз под школой!
– И что? Хотите загнать туда трактор?
– Ну что вы! Возьмём лопаты…
– Подвал забит хламом, и, кроме того, там бетонный пол! Я не позволю вам портить здание. Достаточно того, что вы чуть не расковыряли фундамент!
– Да поймите же вы…
Однако завхоз категорически понимать не хотел и рекомендовал обратиться к директору. Но и это не дало результатов: через несколько дней трактор и дядя-археолог покинули школьную территорию, причём последний из них в грозной форме обещал вернуться с постановлением градостроительного комитета. А первый оставил перепаханный сквер, который потом кое-как разровняли силами учеников на субботниках, проводимых в ту весну каждую субботу. И ни один, ни второй не вернулся. На этом бы и закончилась история неведомого нарушителя школьного покоя, однако газета «Метро» вновь внесла лепту в просвещение жителей: в ней появилась статья, рассказавшая, что школа стоит на древнем захоронении народности «чудь» и что разорение этого захоронения недопустимо, хотя и было сделано ещё во время Первой мировой, то есть за долго до строительства школы. Чуть позже Антонина Порфирьевна дополнила школьные умы сведениями, что здесь якобы была гробница и теперь она находится глубоко под школой, но как же она может там находится, если недалеко пролегает ветка метро, а совсем рядом – теплотрасса. Из чего все сделали вывод, что она и сама толком не знает. Антонина Порфирьевна была женщина советского воспитания и крайне рационализаторского склада ума, а потому ту часть статьи, где говорилось о каком-то заклятии, она отказалась комментировать вовсе. Но именно эта часть – что стоит только в школе случиться смерти, и эта могучая, неведомая сила будет разбужена и медленно, но верно начнёт своё проявление, так чтобы в дальнейшем заполучить ещё больше жертв – именно эта часть размытыми газетными страницами проплывала в сознании Павла, когда набрякшая на потолке капля сорвалась и разбилась