— То есть, может быть, сейчас Оуэнс готов скорее погибнуть, чем обеспечить успех нашей миссии? Поэтому он и нервничает?
— О, нет. Ваше предположение не выдерживает ни малейшей критики. Чисто теоретически я еще могу предположить, что Оуэнс способен отдать жизнь ради каких-то высоких идеалов, но я и мысли не допускаю, что он пожертвует престижем своего судна, обрекая его на неудачу в ходе такой знаменательной миссии.
— То есть, вы думаете, что мы можем вычеркнуть Оуэнса из списка подозреваемых и забыть, что в его власти свернуть не в ту сторону на нужном перекрестке.
Микаэлс тихонько засмеялся и на его лунообразном лице появилось добродушное выражение.
— Конечно. Но я побился об заклад, что Картер подозревает всех и каждого из нас... Поэтому-то вы и оказались на борту.
— Даже Дюваля? — спросил Грант.
— А почему бы и нет? Любой может быть с Другой Стороны. Не из-за денег, скорее всего: я не сомневаюсь, что никого из нас так просто не купить; скажем, из-за идеалистических ошибок. Например, миниатюризация первым делом рассматривается как оружие войны, и многие решительно против такого аспекта ее использования. Заявление, затрагивающее эту тему, со многими подписями было направлено Президенту несколько месяцев назад; в нем высказывалось требование прекратить гонку средств уничтожения при помощи миниатюризации, выработать общую с другими нациями программу использования ее возможностей для мирных исследований в биологии и, главным образом, в медицине.
— Кто участвовал в этом движении?
— Очень многие. Дюваль — один из самых страстных и неукротимых его лидеров. Да я сам подписал это обращение. И могу заверить, что все, кто поставили подписи, были настроены совершенно серьезно. Как и я, от чего не собираюсь отказываться. Нетрудно доказать, что если изобретение Бенеса, позволяющее неограниченно увеличивать срок миниатюризации, сработает, опасность войны и всеобщего уничтожения возрастет в огромной мере. В таком случае, можно предположить, что Дюваль или я предпочли бы увидеть Бенеса мертвым до того, как он заговорит. Что касается меня, я решительно отвергаю такие мотивы. Во всяком случае, они носят экстремистский характер. Самой большой проблемой в общении с Дювалем являются неприятные черты его характера. Многие совершенно серьезно готовы подозревать его в чем угодно.
Микаэлс поерзал на сидении.
— И еще эта девушка здесь.
— Она тоже подписывала?
— Нет, заявление было от имени старшего научного персонала. Но с какой стати ей тут быть?
— Потому что Дюваль настаивал. И мы все при этом присутствовали.
— Да, но почему именно он была предметом столь настоятельных требований? Она молода и достаточно привлекательна. Он на двадцать лет старше ее и не проявляем к ней никакого интереса — как и к любому другому человеческому существу. То ли она в самом деле искренне предана Дювалю, то ли она отправилась с ним в силу каких-то других, политических, причин?
— Вы ревнуете, доктор Микаэлс? — спросил Грант.
Удивленно посмотрев на него, Микаэлс медленно расплылся в улыбке.
— Знаете, мне никогда не приходила в голову такая мысль. Но не исключено. Я не старше Дюваля, и если ее в самом деле интересуют люди старшего поколения, мне было бы куда приятнее, чтобы она предпочла меня... Но если даже принимать во внимание мою необъективность, есть более чем достаточно причин интересоваться ее мотивами.
Улыбка сползла с лица Микаэлса, и он опять погрузился в мрачную серьезность.
— И кроме того, безопасность нашего судна зависит не только от нас, но и от тех, кто снаружи ведет нас и контролирует. Полковник Рейд подписал бы это письмо с таким же удовольствием, как и любой из нас, но, как военный человек, он не участвует в политической деятельности. Однако, хотя его имени нет под заявлением, он его поддерживает от всей души. Он и с Картером ссорился из-за этого. А раньше они были хорошими друзьями.
— Плохи дела, — сказал Грант.
— Да взять самого Картера. Убежденный параноик. На этой работе стрессы могут выбить из седла самого здорового человека. И, уверяю вас, нет ни одного человека, который бы не предполагая, что Картер слегка сдвинулся...
— Вы тоже так думаете?
Микаэлс развел руками.
— Нет. Конечно, нет. Я же говорил вам — наш разговор носит скорее терапевтический характер. Или вы предпочитаете, чтобы я сидел рядом с вами, обливаясь потом, и тихонько стонал?
— Пожалуй, что нет, — согласился Грант. — Так что, будьте любезны, продолжайте. Пока я вас слушаю, у меня нет времени паниковать. Похоже, что вы всех упомянули.
— Отнюдь. Я специально оставил под конец того, кто вызывает меньше подозрений. Общепринятым правилом является, что виновным оказывается тот, на кого меньше всего могут пасть подозрения. Вы так не считаете?
— Совершенно верно, — сказал Грант. — Так кто же наименее подозрительная личность? Или надо ждать, пока тут не прогремит выстрел и вы не рухнете на пол прежде, чем успеете сообщить мне имя врага?
— Никто вроде не собирается брать меня на прицел, — сказал Микаэлс. — И, думаю, времени у меня хватит. Меньше всего подозрений, конечно, вызываете вы, Грант. Кому можно доверять больше, чем проверенному в делах агенту, которому поручено обеспечить успех миссии судна? Вам в самом деле можно доверять, Грант?
— Не уверен. Вам приходится полагаться только на мои слова, а многого ли они стоят?
— Именно так. Вам доводилось бывать на Другой Стороне в роли правонарушителя, преодолевая многие сложные препятствия, вам довелось испытать куда больше, чем любому из членов нашей команды. Предположим, что тем или иным образом Им удалось вас подкупить.
— Вполне возможно, — не проявляя никаких эмоций, сказал Грант. — но все же я доставил сюда Бенеса в целости и сохранности.
— Что вы сделали, может быть, зная, что о нем позаботятся на следующем этапе, выведя вас из-под подозрений, а это позволит вам и в дальнейшем исполнять свои обязанности, вот как, например, сейчас.
— Думаю, что вы отвечаете за свои слова, — сказал Грант.
Но Микаэлс покачал головой.
— Нет, не отвечаю. И мне очень жаль, что мысли начинают приобретать агрессивный и оскорбительный характер. — Почесав нос, он добавил: — Мне бы хотелось, чтобы они приступили к миниатюризации. Тогда уже у меня не будет времени ломать себе голову.
Грант забеспокоился. Добродушное выражение, как мертвая кожа, сползло с лица Микаэлса и он застыл в напряженном ожидании. — Как дела, капитан? — подал он голос.
— Все готово, — с металлической хрипотцой ответил Оуэнс.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});