Подняв с земли фонтан гравия, Томазо припарковал «феррари» и повел Данаю через старинный дворик к небольшому ресторанчику. В большом кирпичном камине горели длинные поленья, а с кухни доносились приятные аппетитные запахи. Когда они сели за столик, к ним поспешил улыбающийся хозяин, держа в руках любимое вино Томазо.
— Вы должны сесть здесь, — сказал Томазо, пододвигая стул Данаи поближе к себе, — чтобы на ваши волосы падал свет. У вас такие красивые волосы… темно-медные, с оттенком терракоты.
Смущенная его оценивающим взглядом, она отвела глаза.
— А вы знаете, почему я заметил вас на приеме? Потому что вы отличаетесь от других. Нет, не только одеждой, мое внимание привлекли ваши глаза. Вы совсем не завидовали этим женщинам в бриллиантах, когда делали фотографии; вы не завидовали ни их дорогим мехам, ни их богатым мужьям. Подозреваю, что больше всего вас интересовало одно — их успех. И в ваших глазах я прочел желание тоже добиться успеха, carina. Скажите мне, я прав? Еще я вас хочу предупредить, добавил он, сжимая своей смуглой рукой ее пальцы. — Никогда не открывайте Брахману своих амбиций. Этот человек — эгоманьяк. — Он нахмурился, стараясь подобрать нужное выражение в английском. — Иначе он тут же схватит вас за ухо и выставит за дверь.
Они весело посмеялись вместе, как будто образ Данаи, которую Брахман держит за ухо, был самым смешным в мире, но она знала, что он был абсолютно прав.
— Тем не менее, — продолжал он, — вы не должны терять время даром.
Даная хихикнула, подавившись вином рубинового цвета.
— Вам надо начинать прямо сейчас, если вы хотите добиться успеха на следующий год. Вытаскивайте-ка ваш фотоаппарат и начинайте делать мои фотографии. Томазо Альери ест, Томазо пьет, Томазо разговаривает с хозяином своего любимого ресторанчика. Томазо рядом с молодым фотографом Данаей Лоренс — не пахнет ли здесь новым романом?
Продолжая посмеиваться, он стал придумывать заголовки к ее фотографиям.
— Говорю вам, Даная, вы смогли бы завтра же продать эти фотографии в «Огги», «Пипл» или «Пари-матч» и тогда сразу бы стали знамениты.
— Вы хотите сказать, — у нее перехватило дыхание, — вы действительно позволили бы мне сделать ваши фотографии и продать их?
— Итальянцы делают это все время, — пожал он плечами. — А почему не поступить точно так же и вам, мой новый друг?
Закрыв глаза, он застонал от удовольствия, когда хозяин ресторана поставил перед ним дымящееся блюдо с трюфелями, и Даная, еще не веря, что ей могло так повезти, схватилась за камеру.
— Позже мы можем поехать ко мне домой, — сказал он. — Вы будете первым фотографом, который сделает снимки молодого талантливого модельера в его квартире, в домашней обстановке, так сказать. Вот это уж точно обеспечит вам успех, и ваши фотографии купит любой итальянский журнал.
Она разочарованно опустила камеру. Так вот чего он добивался с самого начала!
— К вам домой? — спросила она тихо.
— А почему бы и нет, carina? — Он улыбнулся ей, как если бы предлагал ей самую обычную вещь на свете.
Во время еды Даная обдумывала свои дальнейшие действия. Если Томазо будет вести себя прилично, может случиться, что она и не откажет ему… хотя об этом она Брахману не расскажет. А если будет вести себя неприлично? Тогда ей придется как-то выходить из положения, но и в этом случае она ничего не собиралась рассказывать Брахману.
* * *
Апартаменты Томазо занимали два верхних этажа старого палаццо, стоявшего на холме и обращенного на огни Рима. Как только Даная вернулась с бокалом шампанского с террасы, где любовалась видом, она незаметно оказалась на большом бархатном диване в его объятиях. Когда его губы приблизились к ее губам, Даная подумала, целуется ли сейчас Брахман со своей девушкой в драгоценных камнях и красной блузке и происходит ли это на широкой двуспальной кровати его огромного номера в «Хасслере»?
— Я не хотел заманивать вас сюда обманом, птичка-невеличка, — прошептал Томазо. — Вы должны сделать сначала свои фотографии.
Собрав свои чувства в кулак, она схватила фотоаппарат. Обойдя его квартиру, Даная усадила Томазо напротив настенной фрески в стиле Помпеи, которую, как он с гордостью сообщил ей, создал сам, и сфотографировала его высокомерный профиль. Потом она сделала снимок его узкой железной кровати, которая по-военному была застелена одним одеялом, правда, одеяло было из кашемира терракотового цвета.
— Оно подходит к цвету ваших волос, — шепнул Томазо, целуя ее шею, когда она наклонилась к нему с фотоаппаратом. — Вы прямо созданы для этой комнаты, она вам подходит по цвету, особенно кровать.
Не замечая соблазна в глазах Томазо, она пересадила его на кухню, нашпигованную самым новейшим оборудованием и выдержанную в черных тонах, потом в его библиотеку с отделанными деревом стенами. Она сфотографировала его кабинет, где стоял его рабочий стол, заваленный кусками материи, эскизами и записями. Его ателье и демонстрационный зал находились в городе, но он рассказал ей, что самые лучшие идеи приходили ему в голову по ночам и он часто работал здесь один, пока, как и сейчас, рассвет не освещал красивые крыши домов Рима. Они постояли на террасе, наблюдая, как небо из бледно-розового превращалось в золотистое и как первые лучи солнца озаряли шпили домов и переливались всеми цветами радуги на куполах соборов.
— Итак, carina, — сказал он, целуя ей руку, — вы сделали достаточно снимков.
— Вы оказались очень щедрым и потратили на меня столько времени, — пробормотала Даная, спрашивая себя, как ей выйти из этого положения достойно. Его поцелуи, которые ночью казались замечательными, в свете приближающегося дня уже не были заманчивыми. — У меня самолет на Париж в восемь часов утра. Я должна ехать и уложить вещи.
— Да, конечно, — со вздохом согласился он. — Птички-невелички всегда возвращаются в свои гнезда, не так ли? — Он нежно поцеловал ее в губы и добавил: — Было очень приятно, великий фотограф Даная Лоренс, провести с вами время. Гораздо приятнее, чем прием… правда, могло быть еще лучше. — Он пожал плечами. — Но, может быть, в следующий раз?
Его белый «феррари» быстро ехал по утренним улицам Рима. Поцеловав ее на прощание, он высадил Данаю около отеля и уехал. Она смотрела, как его машина завернула за угол, не веря, что все это ей не приснилось. Но потом вспомнила, что у нее есть фотографии Томазо, которые доказывают, что все было наяву.
Когда самолет французской авиакомпании уже подлетал к Парижу, Даная пыталась пробиться через ватную пелену усталости. Брахман обращался к ней, и она, открыв глаза, посмотрела на него пустым взглядом.