— Черт возьми! У меня снова болит спина, а завтра лететь в Лондон, а потом в Париж. Мне необходимо выспаться и надеяться, что все пройдет само собой. Спокойной ночи, Даная.
Легко поцеловав ее в рыжие завитушки на лбу, он с трудом поднялся по ступенькам и исчез в больших двойных дверях дома.
Даная неуверенно потопталась на тротуаре. Она и сама толком не знала, чего ожидала, но только не этого.
У них был такой откровенный разговор, они провели вечер вдвоем, разговаривали о жизни… или, скорее, о ее жизни. И вдруг он вот так ушел, даже ничего не сказал на прощание.
Остановив такси, она в унынии села в него. Брахман просто использовал ее, чтобы убить пару вечерних часов. Он улетает на неделю и, надо думать, к своему возвращению забудет об этом вечере.
Но она ошибалась.
Когда Брахман вернулся, он приказал, чтобы наняли новую девушку для роли Пятницы вместо Данаи, а ей стал доверять более ответственную работу. Он даже разрешил ей стоять рядом с ним, чтобы она могла наблюдать, как он делает свои снимки, но он никогда не вспоминал тот вечер, который они провели вместе.
Когда первый и второй помощники Брахмана, ссорясь в очередной раз, разругались окончательно и второй помощник уволился, Даная заняла его место. Именно тогда она решила, что настало время заняться своей внешностью.
Критически разглядывая себя в зеркале, она увидела перед собой усталую двадцатидвухлетнюю девушку, слишком худую для роста пять футов семь дюймов, с бледной, почти прозрачной кожей, которая объяснялась ее рыжими волосами. Однако абсолютно рыжими их нельзя было назвать. Может быть, они были медными? Но цвет был какой-то не такой, и волосы слишком вились. После мытья каштановым шампунем ее длинные волосы заблестели приглушенными оттенками меди, а во время работы она стала носить на лбу ленту, как теннисистка, чтобы они не лезли в глаза. Она недаром два года крутилась рядом со всеми этими манекенщицами и начинающими кинозвездами и научилась некоторым хитростям, свойственным этим профессиям. Теперь, вспомнив о них, она накладывала желтые и янтарные тени на веки и прятала темные круги под глазами светлым тоном крем-пудры. Она умеренно пользовалась терракотовыми румянами, а губы стала покрывать блеском.
До сих пор она всегда носила джинсы и свитер, но понимала, что с одеждой будет сложнее всего на фоне всех этих моделей и знаменитостей, в их шикарных и дорогих нарядах. Она неделями бегала по маленьким магазинчикам Манхэттена, пока наконец не решила, что ей нужен строгий стиль. У нее будет что-то вроде униформы — черные брюки, белая блузка, черный свитер и широкий мягкий черный кожаный пиджак на холодную погоду, когда ей придется отправляться по делам. Она позволила себе лишь одну уступку — ее белые блузки будут всегда шелковые.
С удовлетворением она оглядела свой новый образ в зеркале. На этот раз перед ней стояла очень высокая девушка, выглядевшая пропорционально благодаря своей необыкновенной стройности и длинным ногам. Блестящая белая блузка оттеняла ее бледную кожу, и ее глаза с тенями казались дымчато-серого цвета. На крупном прямом носу были едва заметные веснушки.
Довольная собой, она улыбнулась своему отражению. Она почувствовала в этот момент, что добилась своего. Это была Даная Лоренс — фотограф. Именно этого она хотела.
Хотя Брахман никак не отреагировал на ее новый облик, Даная знала, что он заметил. В последующие месяцы он все больше и больше занимал ее в студии; его клиенты начали узнавать ее и дружески приветствовали, приходя в студию.
Рик Валмонт, первый ассистент Брахмана, ревниво следил за Данаей, как коршун, готовый каждую секунду вцепиться в нее. Его раздражали успехи Данаи и частые похвалы Брахмана. Он делал все, чтобы осложнить ее жизнь. Он первым кидался приветствовать клиентов, входящих в студию, оттесняя их от Данаи, в чьи обязанности входило встретить их и провести к Брахману. Он сам отводил их в костюмерную и звал к ним гримера и парикмахера. Валмонт делал все, чтобы она и близко не подходила к их клиентам, надеясь, что покинув студию, они будут помнить его. Валмонт делал это в расчете на будущее. И когда придет подходящий момент, он попытается испортить ее отношения с Брахманом.
В тот день, когда он должен был отправиться в Европу, чтобы фотографировать с Брахманом коллекцию одежды, Валмонт попал в аварию. Он возвращался из магазина фототоваров, когда его такси врезалось в другое на пересечении Пятой авеню с Четырнадцатой улицей. Новые лампы с двойной спиралью были разбиты, равно как и нос и правая рука Валмонта. Даная толком не смогла понять, какая потеря больше огорчила Брахмана, хотя она и подозревала, что это были лампы. И она была с ним совершенно согласна, потому что Брахман был мастером своего дела и достигал вершин своего мастерства благодаря последнему слову техники.
Отослав новую девушку, которая теперь готовила чай вместо Данаи, с различными поручениями в город, Брахман носился по студии, выкрикивая указания Данае. Она звонила, не переставая, в магазины, чтобы прислали замену разбитым лампам, взяла на себя все обязанности, которых были вагон и маленькая тележка, входившие в компетенцию Валмонта.
Брахман был просто невозможен!
— Звоните в Париж, — приказывал он. — Договоритесь, чтобы я занял свой обычный номер в «Криллоне». И пусть они закажут билеты на шесть часов в четверг на Вольтера. И пока вы будете это делать, проверьте, забронирована ли гостиница в Милане, — не доверяю этим агентам из бюро путешествий с тех пор, как один из них забыл о разнице во времени и забронировал мне номер на ту ночь, когда я еще не приехал, и оставил меня, Брахмана, без номера на всю неделю в городе, переполненном потенциальными клиентами и журналистами! Да, еще одно! Даная, свяжитесь с моим портным в Париже — он шьет для меня рубашки, номер в телефонной книге, скажите ему, что я смогу заехать к нему и выбрать материал десятого числа. Да, позвоните уж и Лоббсу в Лондон относительно туфель для меня. Еще позвоните моему врачу и попросите, чтобы он меня срочно принял. Я должен видеть его немедленно. У меня снова болит спина.
К половине пятого ухо Данаи горело от долгих телефонных разговоров, а сама она была измучена попытками объясниться на французском и итальянском с нетерпеливыми операторами и иностранными консьержками. В этот момент она услышала крик Брахмана из студии:
— Где мой чай, Даная? Уже давно пора…
И ни слова о том, что ей пришлось столько работать. Ни слова благодарности за то, что она выполнила все его поручения.
Кипя от гнева, она приготовила чай и осторожно понесла поднос в студию на верхнем этаже.