Читать интересную книгу Мертвые девушки - Хорхе Ибаргуэнгойтиа

— Ей так плохо, что пришлось опять отвезти ее в больницу.

Мария дель Кармен говорит, что несколько дней верила словам Калаверы.

2

О событиях предыдущих суток Тичо рассказывает, что связал столы, поставил их там, где велела Калавера, и попросил разрешения поработать. (После закрытия «Прекрасного Мехико» Баладро не платили Тичо, поэтому ему пришлось сдельно работать грузчиком.)

Он говорит, что пошел на склад братьев Барахас и там перетаскивал коробки с помидорами, пакеты с чили и мешки с картошкой в сухие помещения из тех, где капало с потолка; что в два часа сделал перерыв, сходил через дорогу на рынок, съел кукурузную лепешку с потрохами, вернулся на склад и таскал мешки; что в восемь часов управляющий, наконец, остался доволен и заплатил ему обещанные двадцать песо.

Говорит, что, вернувшись вечером в казино, не нашел никого, кому мог бы сообщить о своем возвращении (то есть ни Калаверы, ни сестер Баладро), заглянул в кухню, увидел, что еды нет, и отправился к себе, в угольный чулан. Рухнул на койку и уснул.

Тичо говорит:

Не знаю, сколько было времени, когда я проснулся. В дверях стояла Калавера с керосиновой лампой в руке. «Калаверита!» — говорю, и хотел задрать ей юбку. Но она не захотела. Сказала только: «Пойдем». И ушла. Я думал, она зовет меня поесть, и пошел за ней, но вместо кухни она привела меня во двор, остановилась и говорит:

— Пойди возьми в чулане кирку и лопату.

Когда она увидела, что я несу инструмент, то повернулась и пошла, а я — за ней. Свет был только от лампы, ничего не видать, только юбку Калаверы. Мы пришли на задний двор, в дальний угол (северо-западный), она поставила лампу на землю и говорит:

— Работать будешь тихонько.

(Она велела ему выкопать прямоугольную яму, два шага в длину, один в ширину, такой глубины, чтобы края доставали ему до подмышек, если стоять на дне. Дав указания, Калавера ушла в дом. Тичо быстро копал яму в мягком грунте, но, когда кирка стала ударяться о камни, из дома вышли Арканхела и Калавера и велели ему прекратить работу.) Яма получилась не более метра глубиной. Тичо продолжает:

Сеньора Арканхела сказала:

— Оставь, как есть. Будет хуже, если разбудишь соседей.

Калавера отвела меня на кухню, накормила яичницей, налила кружку чая из апельсиновых листьев и плеснула в нее малость спиртного. Я опять: «Калаверита!», но она опять не захотела, так что я вернулся в чулан и лег спать.

Проснулся я, когда начало светать. Калавера стояла в дверях с керосиновой лампой. Я опять говорю: «Калаверита!», но она вырвалась и сказала: «Пойдем».

Мы пришли в дальний конец заднего двора. Я заметил, что кто-то закидал мою яму землей до половины.

— Закопай яму до конца, — сказала Калавера. — И утрамбуй бревном. Если останется лишняя земля, — слушай меня хорошенько! — разбросаешь ее лопатой по двору так, чтобы никто не заметил, что здесь была яма.

Я сделал, как велено. Когда Калавера увидела, что яма засыпана, земля утоптана, а та, что осталась, разбросана по всему двору, был уже день. Она отвела меня на кухню и приготовила мне шкварки. Пока я ел, зашла одна девушка и спросила, как себя чувствует Бланка. Калавера ответила, что Бланка так плоха, что ее опять пришлось отвезти в больницу. Тогда я понял, чем занимался всю ночь.

3

Говорит капитан Бедойя:

День семнадцатое июля я помню, как сейчас, потому что была сплошная суета. Майор Марин — он привозит нам жалованье — опоздал на два дня и приехал в казарму Консепсьон-де-Руис в тот же час, что и грузовик с фуражом, который мы ждали двадцатого. (Дальше он объясняет, что разгрузка задержалась, потому что по регламенту личный состав должен построиться на плацу и пройти смотр прежде, чем получит жалованье.) Капитан выбежал из части, чтобы успеть на телеграф до закрытия отдела денежных переводов. (Капитан Бедойя отправил перевод, пятьдесят песо, на имя девочки Кармелиты Бедойя, своей дочери, сопроводив его текстом: ПОЗДРАВЛЕНИЯ ОТ ПАПОЧКИ ПО СЛУЧАЮ ИМЕНИН. На переводе указан адрес — улица в Ацкапосалько. Своей жене, которую тоже зовут Кармен, капитан не отправил ничего — ни подарка на именины, ни записки. Заметьте, что капитан, имея счет в банке, предпочел дождаться майора Марина с двухнедельным жалованьем и в результате отправил дочери подарок с опозданием на день.) С телеграфа, продолжает Бедойя, я поехал к Серафине.

Я нашел ее в столовой, ее знобило, и она была явно не в себе. Я спросил, что случилось, и она сказала, что день был очень трудный, что Бланке стало совсем плохо. Она заметно нервничала, поэтому я распрощался и ушел, поужинал в гостинице «Гомес», а ночевал у себя в части. На следующий день Серафина сказала, что им пришлось отвезти Бланку в больницу.

— Надеюсь, в городскую, — сказал я.

Она сказала, что, конечно, в городскую.

Капитан Бедойя всегда считал безумием, что сестры Баладро тратят деньги на Бланку. Когда ее положили в санаторий доктора Менесеса, многие слышали его комментарий:

— Выброшенные деньги. Возможно, эта женщина сможет ходить, но никто не вернет ей нормальное лицо, а кому нужна проститутка, на которую страшно смотреть?

Когда больную привезли в казино «Дансон», Серафина не рассказывала об этом капитану до тех пор, пока однажды он не вышел на задний двор и не увидел в корыте под лимонным деревом парализованную Бланку.

— Это что такое? — говорят, спросил он у стоявших рядом работниц.

Они ответили, что это Бланка. Тогда капитан сказал:

— Она ни на что больше не годится. Вам нужно позвать Тичо, и пусть отнесет эту женщину ночью на свалку, где ее сожрут собаки.

(Видимо, из-за этих слов Серафина предпочла не рассказывать капитану о реальной участи Бланки.)

Говорит капитан:

Однажды ночью в начале августа, когда мы были в постели, и уже стемнело, Серафина сказала, что теряет надежду снова открыть дело. Я обрадовался: наконец-то она стала соображать, потому что я эту надежду потерял давно. Но мне не пришло в голову спросить, что подтолкнуло ее к такому выводу.

На следующее утро я проснулся в хорошем настроении, надел кальсоны и рубаху и вышел на галерею подышать свежим воздухом. День был безоблачный, как во время засухи. Я взглянул на небо и увидел грифов. Их было два, они кружили на месте, и, казалось, прямо у меня над головой.

Клянусь вам, я — атеист, но мне стало так погано на душе, что я перекрестился.

4

Фрагмент очной ставки Ауроры Баутисты и Эустикио Натеры (он же — Тичо):

Аурора Баутиста:

— Ведь было однажды такое, что ты вошел в дом с мешком угля на спине, а донья Арканхела тебе сказала: «Срежь ветку акации и распугай этих тварей на заднем дворе». Разве не говорила она тебе этого?

Тичо:

— Не помню такого.

Аурора Баутиста:

— А не помнишь, как ты срезал в кустах большущую ветку, пошел туда, где сидели грифы, прогнал их, а они покружили-покружили, да и сели обратно?

Тичо:

— Я в своей жизни много раз распугивал грифов. Не знаю, какой из этих случаев ты хочешь, чтоб я вспомнил.

Аурора Баутиста:

— Тот случай, когда донья Серафина вышла из себя, достала пистолет, дала тебе и сказала: «Застрели их», а сеньора Арканхела появилась в коридоре и говорит: «Вы что, всю округу хотите перепугать?». Не помнишь этого?

Тичо:

— Наверно, это был не я.

Аурора Баутиста:

— А не ты был на кухне с Калаверой, Лус Марией и со мной, когда вошел капитан Бедойя, попросил ковш воды, выпил и говорит: «Не понимаю, откуда прет такая вонища», а Калавера ему ответила: «На соседнем дворе собака сдохла»? Не ты сидел при этом и ел лепешку?

(На этот и следующие вопросы Ауроры Баутисты Тичо отвечает уклончиво.)

— Не было такого, что ты пришел с жестяной банкой, а донья Арканхела тебя спросила, «сколько ты отдал за бензин»?

— Не помнишь, как в эту же ночь достал лопату и кирку и копал на заднем дворе?

…а потом разжег костер, и костер горел долго, а на следующее утро в воздухе стояла вонь?

Тичо:

— Мне кажется, что тебе все это приснилось. Никогда такого не было.

XII. Четырнадцатое сентября

1

Четырнадцатого сентября 1963 года сестры Баладро встретились с сеньором Сиренио Пантохой, хозяином публичных домов в Халосте, чтобы обсудить продажу оставшихся пятнадцати женщин. Это решение свидетельствует о том, что они потеряли надежду открыть свое заведение.

Встреча произошла в Педронесе, в кафе-мороженом «Сибирь», в одиннадцать утра. Сестры Баладро очень старались, чтобы дон Сиренио не догадался, что они живут в казино «Дансон» — прошлую сделку, когда тому же сеньору были проданы одиннадцать женщин, заключили на скамейке в Тополиной аллее в Педронесе, — возможно, не учитывая, что проданные женщины тоже посвящены в их секрет.

Похоже, во второй раз дон Сиренио решил выторговать более выгодные условия, ведь это сестры пришли к нему с предложением, а не он к ним, как было в первый раз. Сославшись на недавние крупные расходы, он предложил по триста песо за каждую женщину. Сестры Баладро отвергли это предложение и сделали вид, что оскорблены и уходят. Дон Сиренио предложил четыреста. Сестры не стали уходить и продолжили торг. Когда дон Сиренио назвал цифру «шестьсот», они готовы были согласиться, но утро уже прошло, и они решили встретиться еще раз.