Читать интересную книгу Записки пилота «Свинтопруля» - Александр Шевчук

Высоту не набираем. Наконец в наушниках раздаётся голос штурмана: «Зато я дольше всех продержался!», и истерично добавляет: «Садись ты, ради бога, быстрее!!!». Как говорится, любой каприз за ваши деньги. Сели. Протопав по грузовой кабине, четвёртый любитель свежих сливок выпрыгнул в дверь. Ждём-с! Дождались. Дверь захлопнулась. Штурман в своей кабине. Можно зависать.

Слава богу, до буровой больше никаких посадок производить не пришлось.

На буровой поставили балок, и пока дожидались, чтобы притащили «паук», на борт поднялся бурмастер и пробурчал: « Чтой-то вы долго летели? Я звонил на подбазу. Сказали, что вертолёт давно уже взлетел и идёт сюда!». Пришлось объяснить, что ветер встречный (а он и правда встречный) и балок шёл исключительно плохо. Раскачивался, крутился, поэтому пришлось несколько раз приткнуться в тундре, чтобы успокоить груз. Так тоже можно иногда делать.

Обратный путь проходил над знакомыми местами, где героический путь экипажа был отмечен его нерукотворными следами. Эти балбесы уже ржали над штурманом: «Безориентирная местность, безориентирная….. Глянь, сколько мы ориентиров оставили, чтобы ты не заблудился, навигатор!».

За ужином, на всякий случай, мои орлы пили крепкий чай с сухарями и доставали претензиями повариху, на что она отвечала: «Ничего не знаю. Сливки свежие. Я сама их пила и ничего со мной не было! Вот так!». И вы знаете, я ей верю! Она баба крепкая. А со слабым здоровьем моего экипажа с диетическими молочными продуктами перед полётами – лучше завязывать. Тем более что из-за этих приключений мы налетали почти на полчаса больше с подвеской. А учитывая стоимость лётного часа МИ-6 – это был самый дорогой платный туалет в мире. О чём я не преминул сказать вечером экипажу за бильярдным столом. На что получил ответ: «Тебе хорошо гундеть, ты компот из сухофруктов пил!».

«Себе, для памяти»

Что только не приходилось возить.

Внутри фюзеляжа:

Люди (пассажиры, вахта);

Продукты (колбаса, водка, яйца, оленина, сыр, масло, молоко, сливки, сметана, шампанское, мука, сахар, вода, тушёнка, консервы, картофель, лук, капуста, конфеты, сигареты, папиросы, спички, соль, компоты, огурцы, помидоры, клубника, черешня, апельсины, мандарины, яблоки) – всё это в коробках, мешках, тюках, ящиках, сетках, связками, в бидонах, банках, бочках;

Железки всякие: электромоторы, аккумуляторы, шестерни, буровые долота, изоляторы, кабеля на катушках, провода и проволоку на бобинах, гвозди, болты, крепёж всякий;

Ширпотреб: обувь, одежду, телевизоры, холодильники, стиральные машины, посуду, мебель;

Бочки с машинным маслом, соляркой, бензином, химреагентами, взрывчатку, патроны, детонаторы, шнур огнепроводный, мешки с цементом, песком, клеем КМЦ;

Доски, брус, оргалит, железо листовое, гипсокартон, фанера, бутыли с кислотой, лекарства, тюки с сеном и тюки утеплителя, маленькие дизеля и электростанции;

Всякую технику, гусеничную и колёсную: автомобили легковые и грузовые, пожарная машина ЗИЛ-131, гусеничные тягачи ГАЗ-71, вездеходы колёсные, лодки моторные, моторы к ним, сети рыбацкие, пьяных рыбаков и рыбу в придачу;

Емкости с солярой, огнетушители, баллоны с пропаном и со сжатым воздухом;

И апофеоз: коровы на откорм (молодые) и с откорма (уже упитанные) – на пол грузовой кабины клали солому, ставили переднюю загородку (намертво) и заднюю (сдвижную). Коров загоняли между ними, а в полёте они ходили по – маленькому и по – большому. Ночевали мы в селе в селе Харьяха, спали на нарах, топили печку, от холода принимали немного спирта с вечера. Поэтому, когда наш экипаж появлялся в столовой аэропорта Усинск (куда мы садились на дозаправку), то трех-четырёх дневная щетина плюс запах керосина, навоза, коровьей мочи, лёгкого перегара и курева – это производило неизгладимое впечатление на стюардесс и экипажи московских «тушек» (ТУ-134) и сыктывкарских АН-24. А когда я приходил домой после полётов, то жена моя, Татьяна, говорила: «То, что от тебя керосином после работы пахнет, это понятно – ты лётчик, а вот, когда от тебя воняет навозом – это настораживает». А что же ты хочешь, дорогая моя, что возим – тем и пахнем.

«На внешней подвеске»

Дрова (доски, горбыль, брус, брёвна, хлысты – это стволы деревьев без веток);

Трубы (начиная от НКТ, это самые тонкие, но зато самый тяжёлый погонный метр, и далее все эти ЛБТ, СБТ, УБТ, турбобуры, винтобуры, обсадные колонны, трубы магистральных нефте и газопроводов);

Ёмкости 2,5,6,8,10,14,18,50,75 и 200 кубометров, кислотные, водяные, лягушки, торпеды, ракеты, луноходы (пустые и с кислотой, нефтью, мазутом, солярой и водой;

Дизеля, дизельные электростанции (очень разные);

Компрессора воздушные, большие и маленькие;

Опоры ЛЭП (бетонные карандаши и металлические, в сборе и по частям);

Подпятники, траверсы, катушки проводов, тальканаты;

Привенторы, элеваторы, крюкоблоки, пригрузы, лебёдки, гидроключи, роторы, насосы, грязевые шланги, смесители (7 тонн), тампонажные агрегаты, квадраты (труба 30 метров квадратного сечения) с вертлюгом;

Трактора, собранные и разобранные (гусеничные и колёсные), трелёвочники, тягачи, ступени ракет, обмоточные машины (две части, каждая размером с двухэтажный дом);

Части буровых вышек, водобурные установки, кислородные баллоны;

Цемент, химреагент (в мешках, гамаках, на поддонах);

Балки (геологи, бранденбурги, бочки-домики, котлобаки, бани);

Контейнера (большие и малые) и морские;

Повреждённые воздушные суда (вертолёты МИ-2, МИ-8).

Вроде всё!?

«Бычки в томате»

«Первая – во здравие, вторая – для души,

третья – для веселия, четвёртая – во пьянство»

народная мудрость

Сейчас, когда мне почти пятьдесят три года, я вспоминаю эту историю со смехом. Когда я её рассказываю, если придётся к слову, своим коллегам и друзьям вертолётчикам, они смеются. А тогда – тридцать три года назад, мне было не до смеха. Одним словом стыд и срам.

Только окончил училище, переучился на тяжёлый вертолёт МИ-6, и в качестве второго пилота успел отлетать около полугода. Поскольку нас, таких вторых пилотов было больше, чем свободных командиров, для выравнивания налёта часов, командир эскадрильи перебрасывал меня из экипажа в экипаж. Чтобы я не остался без налёта – то в одном экипаже полетаю месяц, то два в другом. Так я поближе знакомился с людьми в эскадрилье (в нашем первом звене), привыкал к ним, они ко мне. Постепенно втягивался в работу вертолётчика, и она мне нравилась всё больше.

И вот второй месяц заканчивается, как я летаю вторым пилотом в экипаже Леонида Владимировича Маслуна. Опытнейший лётчик, пилот первого класса. Плотная высокая фигура, чуть сгорбленная (как у всех профессиональных вертолётчиков), великолепная седая шевелюра, весёлый взгляд, загорелое лицо. Штурман – Геннадий Николаевич Фотиев. Великолепный профессионал. Как говорится – штурман от бога. Небольшого роста, плотный, круглый. Быстрые круглые глаза, смотрят насмешливо, но всегда поможет, расскажет, объяснит, если что непонятно по штурманской части. Бортмеханик – Виктор Павлович Хаткин. Это вообще – живая легенда. Ходячая энциклопедия авиации. Первую пенсию заработал в военной авиации, вторую в аэрофлоте. Машину знает досконально. Сколько же он рассказал о вертолёте, чего только не показал, не объяснил всякие тонкости.

А как он читал наизусть «Евгения Онегина» – авиационного! Это поэма об авиации, написанная в послевоенные годы каким-то авиатехником, то ли на Дальнем Востоке, то ли в Забайкалье.

Экипаж, бывало, играет после полётов (в командировке) в карты, а я сижу рядом и записываю под диктовку Виктора Павловича эту поэму. Иногда он сбивается, вспоминает нужную строку и отвлекается от карт. Экипаж бурчит: «Саня! Отстань со своей поэмой. Не отвлекай человека от карт!». Я возмущаюсь: «Да вы что?! Обалдели! Карты были и будут, а вот если Палыч не продиктует – так эти стихи канут в лету и никто о них не вспомнит!». (Записал, таки, всю поэму на листочках, она хранится где-то в моих бумагах в шкафу. Дай бог памяти, найти).

Бортрадист-бортоператор – Виктор Павлович Батманов. Круглое, открытое лицо, хитрые глаза с прищуром. Весь экипаж намного старше меня, особенно бортмеханик и командир. Хотя Леонид Владимирович много моложе бортмеханика. Оба седые, загорелые, только бортмеханик более сухощав и подтянут, несмотря на возраст.

Вот в таком славном экипаже я летал и набирался опыта в ту далёкую осень 1979 года. Полёты, полёты, полёты. Но и в них наступает перерыв. Впереди три дня выходных. Комэск дал роздых экипажу. И вот, после полётов стоим перед аэропортом, перед тем, как разойтись по домам. Всё, как в анекдоте: «Кто первым сказал – ну что?». Видимо мысль, употребить с устатку, возникла одновременно в нескольких головах. Что пить, понятно – водку. Закуску купили в магазине. А вот где – это проблема! У того жена строгая, у этого дети дома шалят. И тут я – жизнерадостный такой. У меня же в общаге комната трёхместная и мои два соседа в отпуске на месяц.