Ложечка выпала из моих пальцев, громко звякнув о фаянс тарелочки. Ирка посмотрела на меня с легким испугом. Она-то знает о моей суровой рабской доле бесправного литературного негра.
– Даже не знаю, что сказать по этому поводу, – пробормотала я.
Я чувствовала себя польщенной и раздосадованной одновременно. Не кричать же, бия себя в грудь: «Это я! Я пишу про того суперагента, а не Пит мать его Блейк!»
– Так, о литературе как-нибудь в другой раз побеседуем. – Ирка взяла бразды правления в свои руки. – Сейчас про бабуленцию договорим, про Марфу Ивановну то есть. В котором часу она от вас удалилась?
– Около десяти.
– Что ж, большое спасибо за уделенное нам время. – Я встала и потянула подругу из-за стола. – Идем, я и так знаю, что было дальше.
– Что?! – воскликнули Ирка и Боря с одинаковым интересом.
– Марфинька направилась не к себе домой, а в пышечную, где встретилась с тетей Идой и подарила ей тот самый браслет.
– То есть имеет смысл поискать камеры на пути от пышечной до ее дома? – сделала правильный вывод подруга. – Ладно, пошли в пышечную, я там еще не была. – Она снова ущипнула себя за бочок, а потом махнула рукой.
Самоотверженная наша.
Пышечная на Большой Конюшенной – популярное городское кафе в советском стиле, где можно купить традиционные пончики, в Питере почему-то называемые пышками, а также кофе и чай. Это заведение очень любят туристы и, как ни странно, наши старушки-подружки Марфа Ивановна и Ираида Львовна. Не знаю, чем их так привлекает незатейливая забегаловка формата «махровый совок». Ностальгия у них, наверное, по временам далекой молодости.
Нам с Иркой повезло – очереди в пышечную не было. Случается, что хвост желающих совершить гастрономический экскурс в историю тянется на полквартала.
– Какая прелесть! – войдя и оглядевшись, умилилась Ирка.
В этот момент дородная тетка в белом халатике и кружевной наколке как раз рявкнула грозным басом: «Кто с картами, очередь не занимайте, терминал сломался, оплата только наличными!»
– У тебя есть наличка? – с беспокойством спросила я подругу.
Могла и не спрашивать!
– Есть доллары, евро и рубли – наши и белорусские, – доложила Ирка и вытащила из сумки пухлую косметичку, заменяющую ей кошелек. Она поймала мой ошеломленный взгляд и пояснила: – Что ты так смотришь? Да, я подготовилась! Ленобласть граничит с Финляндией, и Польша рядом, там евро, а в Беларуси – их рубли!
– А Америка у нас где? Зачем доллары?
– На всякий пожарный случай! – отчеканила подруга и, порывшись в своем денюжнике (понравилось мне это выразительное словечко интуриста Уоррена), вынула пятисотку. – Хватит?
– Вполне, цены тут демократичные. – Я рывком продвинулась к кассе, поскольку не все стоявшие в очереди перед нами оказались так же запасливы, как моя подруга, и вынужденно отступили перед лицом необходимости платить бумажными деньгами.
– Кофе больше нет! – гаркнула буфетчица и брякнула половник в опустевшую кастрюлю, из которой разливала по стеклянным стаканам бурую жидкость.
– И слава богу, – пробормотала я.
Что-что, а кофе в советском общепите был отвратительный.
Пончики же оказались вполне ничего. Мы взяли сразу дюжину, чтобы как следует распробовать, и переместились за столик, мокрый от того, что по нему только что проехалась влажная тряпка.
– Чего-то еще не хватает, – озираясь, пробормотала Ирка.
– Чего же? – Я критически осмотрела натюрморт из присыпанных сахарной пудрой жирных коричневых пончиков (ой, извините, пышек!), граненых стаканов с оседающими в янтарной жидкости крупными чаинками и подставки с бумажными салфетками, экономно нарезанными треугольничками.
– Не на столе, а вообще. – Подруга помахала рукой, не то разгоняя ароматизированный кухонным чадом воздух, не то щупая что-то невидимое.
Как по сигналу, рядом с нашим столиком материализовалась бабка в таком же, как у узника стеклянной будки Бори, синем халате. Плюхнув на пол сочащуюся влагой тряпку на швабре, она потребовала:
– Ноги уберите, не намоешь за вами, ходют тут, топчут…
Ирка просветлела челом и победно щелкнула пальцами поднятой руки:
– Вот оно! Теперь даже Станиславский поверил бы: это правильный советский общепит!
Умиротворенная, она впилась зубами в пончик.
Некоторое время мы вдумчиво дегустировали фирменное блюдо, потом Ирка вытянула ноги, которые спрятала под стул по требованию бабки-поломойки, пошевелила стопами и пожаловалась:
– Ноги болят. Давно я столько пешком не ходила, отвыкла. – Она запила этот печальный факт чаем и развила свою мысль: – Думаешь, Марфинька отсюда до дома на своих двоих топала?
– Думаю, нам есть кого об этом спросить, – ответила я и достала смартфон, чтобы позвонить тетушке.
Она могла знать, воспользовалась ли Марфинька после ухода из пончико-пышечной общественным транспортом. Наверняка старушки-подружки вместе вышли. Но тетя Ида на мой звонок почему-то не ответила, хотя утром говорила, что выходить из дома не собирается. Я выждала пару минут, позвонила еще раз – с тем же нулевым результатом – и встревожилась.
– Вернемся домой? – правильно поняла мое беспокойство Ирка.
– Старый человек, ты же понимаешь. – Я виновато развела руками. – Вдруг плохо стало…
– Тогда поспешим, – не стала спорить подруга.
Мы ускоренно завершили трапезу и пошли к метро.
В вагоне я перебирала ногами, как застоявшийся конь, по улице потом почти бежала, а у самого дома, когда мы уже гулко протопали под аркой и вырулили во двор-колодец, вдруг притормозила.
– А это что за садовый гном? В модном монохромном цвете? – Ирка