Читать интересную книгу Не потонем! - Николай Курьянчик

Помощник пулей слетел вниз, но продолжение он чувствовал спинным мозгом:

— …иначе вечно останетесь помощником. И никаких переводов, никакой вам Москвы, никакого Ленинграда…

Чужое горе — двойная радость, но не всегда. Помощник был неплохим мужиком и на целых три года старше самых закоренелых пультовиков. Надо выручать.

Дело в том, что у вахтенных офицеров и механиков-пультовиков шел извечный спор — кто умнее, кто нужнее и т. д. Мол, ни один вахтенный офицер не сможет научиться управлять реактором, а им — раз плюнуть, и штурманские дела осилят, если захотят. Короче, в результате все «Справочники вахтенного офицера» оказались на Пульте ГЭУ. Нет, это не воровство и не «подляна». Просто в подводном положении вахтенные офицеры обходят лодку, заходят, естественно, на Пульт, пьют там вкусный чай и нормально забывают там свои справочники. А тем что — оставили, значит, так нужен…

Командир группы автоматики взял первый же попавшийся справочник, сигареты, напялил ПДУ и пилотку.

— Ну, я на мостик, помощника выручать, — «автоматчик» мог покинуть Пульт с разрешения операторов.

— А что ты скажешь?

— Что я скажу? Скажу: «Прошу добро наверх, доставить справочник вахтенного офицера».

— А если спросят, откуда он у тебя?

— Да там от радости в штаны наложат, а коли спросят, скажу — с пульта ГЭУ, помощник оставил.

Наверху никто ничего не спросил, и лишь старший буркнул:

— У вас только на Пульте служить и умеют, хотя тоже все — разгильдяи и диссиденты…

Это все же похвала.

Вахтенный офицер зашелестел справочником и как малыш, впервые произносящий «мама», радостно пролепетал расшифрованный сигнал:

— Э-э… «намереваюсь пересечь ваш курс по корме на дистанции два кабельтова…»

— Во, бля! — выматерился командир. Голос прорезался…

Фрегаты, словно догадавшись о появлении на нашем мостике справочника, прекратили свои маневры. Легли на параллельные курсы с обоих траверзов от нас в полукабельтове.

На мостике перевели дух. Дали отбой тревоги. В ограждение рубки тут же поднялись десять жетоно-человек и давай глазеть со всех щелей на америкосов. А они там все такие стройные, подтянутые, подстриженные, в удобной светлой «тропичке», улыбаются. Тоже решили расслабиться — понатащили объективов и ну снимать нас всем чем попало. И еще приветливо так руками машут, «хэллоу», мол, улыбайтесь! Как же, дождетесь! Наш советский человек скорее улыбнется собственной кончине или чужим похоронам, чем птичке во вражеском объективе.

— Не вздумайте улыбаться и приветствовать руками, — закрепил общее мнение старший. — И принесите чего-нибудь попить.

— Дайте команду вестовым — холодного компоту наверх, — сказал командир, потом вахтенный офицер, потом вахтенный инженер-механик, согласно иерархии. Многократно повторившись и отразившись, команда вскоре материализовалась на мостике в виде чайника — вестовые давно ждали этой команды, видя в ней шанс подняться наверх без очереди. Чайник пошел по инстанциям. Пили, разумеется, с носика. Вроде, ничего особенного… Но с появлением чайника американские фрегаты аж накренились в сторону лодки. На ближних к ней бортах образовалась толпа, интенсивность съемок возросла многократно.

Утолив жажду, старший осмотрел свое войско оценивающим взглядом. Чайник был литой, чугунный, непонятного цвета времен первой обороны Севастополя. Ручка с одной стороны прикручена медной проволокой, с другой — «люминевой» и еще черной изолентой. Подводники напоминали пеструю толпу дервишей или бедуинов. Строгой и единообразной «тропички» уже не существовало. На ком — легкая сатиновая куртка от зимнего РБ, на ком — «разуха», у кого из под пилотки — бедуинская накидка из разового полотенца, да и пилотки, мягко скажем, не у всех одинаковые. Командир вообще был в цветастых волчьих трусах «Ну, погоди!». В общем — в лучших традициях вечно полураздетой, полуобутой, полуголодной, полуобученной, но сильной духом и непобедимой Красной Армии.

— Дайте сюда чайник! — рявкнул старший. К чайнику в это время присосался вахтенный офицер, молодой минер. Он с тоской оторвался от носика, как Христос-младенец от груди Божьей Матери, и услужливо протянул чайник старшему.

Старший взял злополучный чайник образца 1812 года, размахнулся и … бульк! Историческая ценность пошла ко дну. Все недоуменно уставились на единоначальника.

— Посмотрите на себя, кто в чем! Командир! Когда прекратится это безобразие!? Сколько можно терпеть…. Всем вниз!!!

Потеха кончилась так же неожиданно как и началась. Народ начал уныло исполнять команду. Русский сувенир стремительно шел ко дну. Глазеть супостату было не на что. Поплыли дальше.

Цусима

…не скажет ни камень, ни крест, где

легли во славу мы Русского Флага…

Вьетнамская база Камрань осталась далеко позади. Там произошла смена экипажей атомохода — первый экипаж, отморячив свои полгода вместо предполагаемых девяти месяцев, возвращался во Владивосток на среднем десантном корабле.

«Стоял ноябрь уж у двора». Здесь, в Китайском море, был бархатный сезон, или второе лето. Голубое, безоблачное небо; теплое ласковое солнце; изумрудное море. Тропическая форма одежды и непривычное полное ничегонеделание. Вся служба заключалась в дежурстве по команде — мичман пасет матросов — и трех построений в трюме на танковой палубе на подъем Флага, после обеда и перед сном. Загорали и читали днем; вечером, закрепив на носовой башне экран, крутили кино. Курорт! Слегка угнетал сравнительно скудный надводный рацион, и пронырливые офицеры-подводники пошли брататься с офицерами — надводниками. Дело в том, что подводники — прямые потомки пиратов, причем, самых беспощадных. Все, что обнаружено — цель, а всякая цель подлежит уничтожению. Легкий холодок взаимного презрения, заложенный еще в училищах, преодолевался либо землячеством, либо теплым тропическим шилом, настоянным на всевозможных цитрусовых корочках. Братского напитка оказалось много только у КИП-овца ГЭУ, и поделившись тайной со своим однокурсником, комдивом-два, друзья пошли прочесывать на лояльность «люксов»-надводников. Боевой частью пять на этом корабле командовал единственный офицер-механик, старший лейтенант, который дневал и ночевал у своих редко исправных дизелей польской сборки. Вышли на офицера-связиста. Он спал в рубке связи и в каюту приходил очень редко — попить чайку и проверить качество приборки. Наши связист и начальник РТС общались с ихним старпомом — тоже однокурсники. Связист-надводник оказался неразговорчивым и не очень общительным, но после первых посиделок просто отдал подводникам запасной ключ — владейте. Заходили перед сном пропустить «по пять капель под сухарик» и послушать приемник. Москва вещала на низкие широты только на местных языках, а вот песни были на русском. И на том спасибо. Если хозяин-связист «был дома», вестовой приносил чай, хлеб с маслом, консервы всякие… Врубали хозяйский «Панасоник» и крутили Высоцкого, Окуджаву.

Замполит придумал всем писать конспекты и рефераты на общественные темы объемом в 12-листовую ученическую тетрадь, чтобы чем-то занять народ. Если каждая кухарка должна уметь управлять государством, то чем хуже офицеры подводники? Хоть теоретически, в письменном виде. Побурчали для порядка и написали. Почему бы и нет?

Так изо дня в день. Предаваясь праздности и лени, незаметно подошли к Цусимскому проливу. Говорят, над полями больших, жестоких битв витает особый дух — дух сражений. Случайно ли, специально так вышло — пролив проходили ночью, но весь народ шарахался по кораблю и не спал. Видно, витал в районе самого крупного и жестокого морского сражения Русский Дух Цусимы и будоражил русскую душу. Уточнили время и место у штурманов: к месту начала сражения подойдем в два часа ночи, к месту окончания битвы — к полудню следующих суток. Если СДК сможет идти под обоими дизелями. И старик, несмотря на польскую постройку, сделал это! Видно, и здесь не обошлось без духа Цусимы. Еще штурмана сказали, что это район интенсивного рыболовства, и будет много японских шхун.

В каюте связиста накрыли стол — помянуть те далекие и смутные, но несомненно героические времена, когда дрались насмерть в пределах прямой видимости.

— А вот выиграй мы Цусиму, — бросил пробный шар КИП-овец, — может, и коммунизма бы не строили? Могли ведь выиграть, и всю русско-японскую войну тоже.

— Ты что, обалдел? — урезонил его комдив-два. — С чего это? Японская эскадра имела явное превосходство.

— Иметь-то имела, но в ней был сосредоточен весь их флот. А у нас три таких флота было, и каждый в отдельности японский превосходил, по крайней мере, в броненосцах. Первая Тихоокеанская эскадра, Балтийский флот, — КИП-овец загибал пальцы, — и Черноморский флот с его «Очаковым» и «Потемкиным».