— А какая разница?
— Та, что пергамент — вещь. Им можно воспользоваться.
— Человеком — тоже.
— Я не буду уничтожать эту штуку, понял? — твердо произнес Хэрибонд. — Может быть, потом. Может быть. Джурича Морана здесь нет, так что никто мне не запретит… И ты тоже, — прибавил он, предупреждая следующую реплику своего спутника. — Я тебе не позволю.
Евтихий махнул рукой.
— Дело твое. Моранова вещь тебя погубит, но меня это уже не касается.
Хэрибонд свернул пергамент в трубочку и поднес к глазам.
— Говорят, если взглянуть сквозь подзорную трубу, станут видны удивительные вещи…
— Какие? — спросил Евтихий.
— Правда.
— Опять ты со своей правдой! — вздохнул Евтихий. — Не доведет она тебя до добра. Лучше бы ты меня послушался.
— Я смогу распознавать ложь. Нет, лучше! Я смогу распознавать истинную сущность всех вещей, всех людей и явлений… Ты понимаешь, что это значит?
— Что ты умрешь, — сказал Евтихий.
Он встал и развернулся лицом к своему спутнику.
— Опасную игру ты затеваешь. Дары Морана всегда были губительны для тех, кто ими пользовался.
Евтихий так и не понял, что произошло. Подбородок Хэрибонда вдруг задрожал, сметанная белизна залила его щеки. Хэрибонд опустил трубку и посмотрел прямо в лицо Евтихия, затем опять прильнул глазом к трубке из пергамента… И вдруг, с протяжным криком, в котором слышался ужас, повернулся и бросился бежать.
Евтихий молча смотрел ему вслед. Он даже не пошевелился. Ему и в голову не приходило преследовать Хэрибонда. Евтихий хмыкнул.
— Интересно, кто из нас двоих — сумасшедший?
Он опять уселся на землю, потом лег, раскинул руки. Великое дерево нависало над ним, и Евтихию начало казаться, будто этот могучий ствол вырос прямо из его собственного пупка. Ощущение было странное, захватывающее.
— Однако ж я вернулся к тому, с чего начал, — сказал себе Евтихий.
В последнее время он довольно много разговаривал сам с собой. А поскольку поблизости, как правило, никого не оказывалось, то Евтихий мог вести эти диалоги довольно громко и даже на разные голоса, не стесняясь возможных слушателей.
Дерево шумело листвой и замирало, склоняясь ветвями к лежащему под ним человеку, как будто ему было интересно узнать Евтихия поближе.
— Я не сумасшедший, — сказал Евтихий.
— Конечно, нет, — ответило ему дерево. — Просто с тобой случилась беда.
— Я потерял ее, — сказал Евтихий. — Я потерял Деяниру.
— А другая женщина не может тебя утешить? — спросило дерево.
Евтихий горестно покачал головой.
— Только она.
— Значит, когда-нибудь ты найдешь ее, — обещало дерево.
— Сомнительно, — вздохнул Евтихий.
— То, что суждено тебе судьбой, не может исчезнуть бесследно, — заявило дерево.
— Ты меня жалеешь, — сказал Евтихий. — Вот и говоришь невесть что.
— Я никого не жалею, я вечное, — гордо произнесло дерево и выпрямило ветки. — Если я начну жалеть всех подряд, мне и вечности не хватит.
— Логично, — кивнул Евтихий. — Но что же мне все-таки делать? Теперь, когда я потерял очередную жизнь?
— А сколько их у тебя было? — заинтересовалось дерево.
— Я уже подсчитывал как-то…
— Меня при этом не было, — напомнило дерево. — Я всегда здесь. А вас, людей, вечно носит по всему Истинному миру. Так что давай, выкладывай.
— Я был крестьянином.
— Раз, — обрадовалось дерево.
— Я был пленником.
— Два.
— Я был рабом.
— Разве это не одно и то же, что и пленник? — удивилось дерево.
— Не совсем… У меня был один хозяин. Один-единственный.
— И как он, не слишком придирался? — озаботилось дерево.
— Авденаго-тролль — вот как его звали, — сказал Евтихий. — Нет, он не придирался. Иногда я предпочел бы видеть его мертвым, а иногда наоборот, мне хотелось видеть его живым.
— А сейчас он жив?
— Вероятно…
— Это было три? — спросило дерево.
— Да.
— Еще! — потребовало дерево.
— Я был с той женщиной, с Деянирой…
— Четыре.
— В подземельях Кохаги.
— Ого! — удивилось дерево. — Пять!
— Опять с Деянирой.
— Не считается.
— А теперь вот я один.
— Не слишком впечатляет твой список, — заявило дерево. — Мне встречались экземпляры и похлеще. Так что утри нос и подумай-ка над тем, что действительно важно.
— А что действительно важно?
— Что так испугало Хэрибонда?
— Разве он испугался?
— Разве он не убежал от тебя с громким воплем ужаса?
— Точно… — задумался Евтихий. — Что же такого он увидел в эту свою трубочку из пергамента?
— А на кого он смотрел?
— Ну, на меня.
— И?.. — подсказало дерево.
— Что — «и»?
— И кого он увидел?
— Меня…
— А если подумать как следует? — настаивало дерево.
Евтихий подскочил, точно его ужалили.
— Он увидел МЕНЯ! — выговорил Евтихий. — Точнее, он увидел то, чем я был в тоннелях Кохаги: плоскорожую тварь с зеленой кожей, черными космами и огромными клыками, торчащими из слюнявой пасти!
* * *
«Нельзя нарушать условия игры, — думал Денис. — В этом все дело. Да, должно быть, именно в этом…»
Он почти раскаивался в том, что упросил Джурича Морана пойти на это. Неизвестно, кем были установлены правила, но правила существовали. Жесткие. И Денису об этом было известно. «Экстремальное путешествие» из реального мира в Истинный возможно только одно, прописью одно. Потом человек, если ему повезет, возвращается обратно в Петербург. И остаток дней своих живет воспоминаниями. На этом — все. Оплачено и выполнено туроператором.
Но Денис рвался назад всей душой. Назад, в замок на границе, к своим товарищам, к женщине, которую — ну да, полюбил. Ему удалось пройти все препоны, добраться до Морана и выклянчить у него чудо. Вторичное путешествие в Истинный мир. Как радовался Денис, когда Моран согласился отправить его в «экстремальное путешествие» вторично! Согласился, невзирая на запрет. Кем был наложен этот запрет, Денис не вникал. Просто были некие правила, а Моран согласился их нарушить. Ради Дениса. Таким фактом стоит проникнуться.
Мда, и практически сразу Денис проникся этим фактом, что называется, по самые уши. Для начала он угодил в лапы безумного ученого, некоего Церангевина, который ставил опыты на живых людях в поисках личного бессмертия для себя. Ну и для других — когда-нибудь потом. Если выживут.
Дениса спасло внезапное вторжение гномской армии во главе с кхачковяром. Церангевин был арестован и приговорен к смертной казни. Кхачковяр по этому поводу высказался: «Это не было ни преступлением, ни ошибкой». Но выглядел очень мрачно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});