— Действительно, он вернулся, ведомый силой, которой не смог воспротивиться.
Не желая слышать, что это за сила, герцогиня поспешно проговорила:
— Неважно. Так вы говорите, он покинул свое жилище...
— ...первого июля, в десять часов вечера. И больше туда не возвращался.
— Сколько времени он там пробыл, приехав из Дрездена?
— Полагаю, дня два-три.
Элеонора Целльская быстро прикинула: начиная с 27—28 июня... София Доротея уехала обратно в Ганновер 28-го. Трудно не заметить здесь связь! Но она, конечно, не выдала своих мыслей, а только произнесла со вдохом, обозначавшим скуку:
— Итак, ваш брат покинул Ганновер первого июля. И что с того? Почему это привело вас ко мне? Не считаете ли вы, что он направился сюда?
— Нет, я так не считаю, но...
— Раз так, вам следует обратиться к моему деверю в Ганновере.
— Я как раз оттуда.
— И что же?
— Никто так и не смог мне ответить, что с ним произошло. Можно подумать, что он испарился, не оставив никаких следов. Правда, его дом дважды подвергся тщательному обыску, слуги сбежали, а гвардейцы курфюрста забрали лошадей.
Герцогиня встала, прошла мимо посетительницы, которой так и не предложила сесть, взяла со столика веер из белых перьев и стала лениво им обмахиваться.
— И вы ничего не поняли? — спросила она презрительно, давая понять, что Аврора не слишком умна. — Странно, а мне кажется, что все яснее ясного: ваш брат вернулся в Ганновер против воли курфюрста. Его арестовали и посадили в тюрьму, где он теперь ждет приговора, если не выдворен за границу.
— Арест с помощью засады? Меня бы это удивило, Ваше высочество. Это недостойно... правителя. Графа Кенигсмарка не стали бы хватать среди ночи, — горделиво добавила девушка. — Я примчалась к Вашему высочеству потому, что той ночью или следующим утром произошло серьезное событие, которое не может вас не заинтересовать.
Веер в руках герцогини застыл, а ее сердце пропустило удар.
— Какое именно?
— Наследную принцессу заперли в ее покоях в Херренхаузене, ее не выпускают оттуда ни под каким предлогом и даже не пускают к ней собственных детей!
— Она... Каких еще глупостей вы там наслушались? Моя дочь перенесла тяжелый недуг. Сейчас она слаба. Видимо, болезнь вернулась, а чернь хватается за любой повод, чтобы позлословить. Какая низость! И вы не постеснялись прийти с этим ко мне? Сказали бы еще, что в эти дела замешан сам курфюрст!
Аврора без всякого удивления позволяла герцогине бушевать. Как ни странно, чем больше негодовала Элеонора, тем больше она успокаивалась. Она еще не все ей выложила и теперь не собиралась медлить.
— Очень печально, что принцесса нездорова.
Полагаю, ей еще хуже, чем вы, Ваше высочество, себе представляете: ведь она лишена отрады иметь при себе преданную фрейлейн фон Кнезебек — ту схватили и посадили в тюрьму.
Наступило молчание. Элеонора Целльская зажмурилась и поднесла дрожащую руку к горлу. При этом она так побледнела, что посетительница решила, что ей грозит обморок. Она уже приблизилась, протянув руки, чтобы при необходимости поддержать герцогиню, но та вдруг широко распахнула глаза и обожгла ее бешеным взглядом.
— Убирайтесь! — прорычала она. — Вон! И уносите с собой ваши злобные измышления, цель которых совершенно ясна! Если вы собирались заинтересовать нас судьбой своего проклятого брата, то вы ошиблись. Филипп Кенигсмарк натворил здесь столько зла, что если с ним стряслось несчастье, то это значит, что свершилось правосудие Всевышнего! Он посмел вернуться в Ганновер, чтобы снова оказывать на мою дочь свое порочное влияние. Всем известно, что он годами преследовал ее своими домогательствами, и если ее заперли, то только с целью защитить от посягательств бессовестного авантюриста, осмелившегося позариться на будущую королеву Англии! Пусть проваливает к дьяволу, если этого еще не произошло, и вы вместе с ним! Беркхоф! Беркхоф, сюда!
Это был уже не крик, а визг, заставивший баронессу, находившуюся, видимо, неподалеку, мигом прибежать на зов. Элеонора указала дрожащим от ярости пальцем на девушку, приросшую к месту от этого приступа ярости.
— Позвать стражу! Вышвырнуть эту девчонку, убрать ее из дворца, пусть ноги ее здесь больше не будет, иначе — тюрьма! Выдворить ее за границу герцогства! И будь она проклята... Проклята!
Герцогиня поперхнулась на последнем слове и рухнула на кровать, сотрясаемая рыданиями, напугавшими ее фрейлину. Та оглянулась на Аврору.
— Что вы ей наговорили? — спросила она шепотом. — Поторопитесь! Я вас провожу. Прочь из Целле, и скорее!
Она дернула за шнур звонка, вызывая горничных, а потом отвела Аврору в приемную, дверь которой охраняли двое часовых. По комнате расхаживал заждавшийся офицер. Баронесса остановила его.
— Герр фон Асфельд, Ее высочество передает вам свой приказ...
— Я как раз жду приема. Я собирался...
— Позже, лейтенант, позже! Сначала вы выполните ее задание. Перед вами графиня Аврора фон Кенигсмарк. Вы должны отвести ее в карету, взять двоих человек и под свою ответственность доставить ее к границе.
— К которой — северной, южной, западной?
— К северной. Фрейлейн фон Кенигсмарк возвращается к себе в Гамбург, полагаю? Не спускайте с нее глаз!
— Будет исполнено! Но не может ли Ее высочество уделить мне перед этим хотя бы минуту?
— Ее высочеству нездоровится, и она сможет уделить вам минуту только завтра, а то и позже, гораздо позже, если вы немедленно не выполните ее приказание! К тому же она не в духе...
— Какая неприятность!
Аврора, наблюдавшая эту сцену через прорези в маске, которую надела вместе с шелковым капюшоном, вмешалась в спор:
— Так ли необходимо нарушать планы любезного господина? Обещаю вам, баронесса, немедленно покинуть Целле. Остаться значило бы плохо отблагодарить вас за то, что вы... несколько смягчили волю герцогини.
Фрейлина впервые улыбнулась, и ее улыбка показалась девушке сердечной.
— Главное, чтобы вас видели удаляющейся под охраной. Подвергаться при этом насилию совершенно излишне, к тому же ваша покойная матушка мне бы этого не простила!
— Вы ее знали?
— Да — в Гамбурге, где я родилась, задолго до замужества. Много лет мы с ней были неразлучны. А теперь поторопитесь, милая, и выше голову! И не держите на нее зла, — добавила она тихонько. — После того как наша принцесса уехала к своему муженьку, Ее высочество не находит себе места.
— Боюсь, не без причины. Эти ганноверцы — настоящие мерзавцы!
— Бедное дитя... Действуйте же, лейтенант! Выполняйте приказ.