Понятное дело, немцы это просто так оставить не могли и начали лупить по нам из минометов. Ну как, не совсем по нам, в нашу сторону. После такого в реке рыбы, наверное, не осталось совсем. Но тут вскрикнул Оганесян, напомнив, что затишье и безопасность на войне — самые хрупкие вещи. Вот ты сидел и радовался жизни, а вот тебя несут твои товарищи в сторону сортировочной площадки медсанбата, используя твою шинель вместо носилок.
Мехводу, можно сказать, сильно повезло: осколок впился в его руку как раз в тот момент, когда он решил почесать свой нос. Если бы не рука, он пролетел бы дальше, к шее. Думал я о превратностях судьбы одновременно с перевязкой.
— Ну что, посмотрел кино? Теперь плати за билет.
Оганесян скрипит зубами, но терпит.
Кровь хлестала сквозь рукав весьма обильно, наверное, перебило какой-то крупный сосуд, так что еще и жгут пришлось сооружать из брючного ремня мехвода.
Пока я возился с Оганесяном, на поле боя появились новые действующие лица. Чуть меньше, чем в километре от нас, немцы начали закреплять распорки зенитному орудию 88 миллиметров, в просторечии — ахт-ахт. Убийца танков прибыла к нам. И, скорее всего, из танка ее либо не видно совсем, либо видно плохо, потому что следующий выстрел из КВ был в бесполезную «тройку», стрельбу из которой можно было терпеть хоть до вечера.
Сейчас «ахт-ахт» установят, прицелятся, пристреляются — и конец. Нашему танку осталось жить минут пять, не больше. Говорят, что из немецкой зенитки стреляли чуть не по двадцать выстрелов в минуту. Я такого не видел, но и выстрелов пять нам за глаза хватит.
Я выпустил по зенитке длинную очередь. Попал я, конечно, в небо Украинской ССР. По крайней мере, возня у зенитки не прекратилась. Когда я после стрельбы посмотрел на них в бинокль, то обслуга так же деловито укрепляла распорки. Вряд ли кто-то из них даже понял, что по ним кто-то стрелял.
— Так, Оганесян, слушай, — крикнул я мехводу, пытаясь быть громче канонады немецких танков. — Остаешься здесь, я к нашим! Пора отходить! Сейчас из зенитки начнут лупить!
Он только кивнул и передвинулся к пулемету. Не знаю, сможет ли он стрелять одной рукой, а если сможет, то много ли настреляет, но те, кто сейчас в танке, важнее. Да и не полезут сейчас немцы под свои снаряды.
Короткими перебежками побежал я к броду. Вроде и недалеко, а время потратил. Я уже сделал первый шаг в воду, молясь о том, чтобы меня не прибило случайным рикошетом, как зенитка сделала свой первый, пристрелочный выстрел. Видать, их наводчики оказались более везучими, чем Копейкин, потому что у меня на глазах в броне КВ с таким мощным «бам» появилась дыра, как раз там, где сидят командир и наводчик с заряжающим.
Я бросился к танку, который стоял без движения. Что я там рассиживался, смотрел на зенитку? Надо было сразу предупредить, что пора уходить! Кто там в живых остался?
Вдруг в паре метров от меня из воды вынырнул Антонов. Хреново выглядел стрелок: лицо закопчено хуже, чем у кочегара, из носа течет кровь, глаза ошалевшие. Я бросился к нему, пока он не упал назад в воду.
— Антонов, где остальные!? Что с ними!? — я схватил его за грудки и тряс, пока он не пришел в себя.
— Вверху все…, — безнадежно ответил он, — я один остался… пробило броню и рвануло… я… через аварийный люк…
— Антонов, твой люк открыт? На корпусе? Почему ты через него не полез? — продолжал я трясти его.
— Не знаю, — ответил он. — Закрыт, бой же, — и посмотрел на меня пустыми глазами.
Где находится аварийный люк, я знал. Найти бы еще его в мутной речной воде. Надо срочно доставать ребят — может, кто остался живой — и готовить танк к подрыву. Немцы мне много времени не отпустят.
С аварийным люком повезло, я влез в него почти сразу, совсем немного провозился. В танке я сразу закашлялся: казалось, из воздуха тут можно добывать порох. Кое-как добрался до того люка, что над радистом-стрелком, открыл его. Хоть дышать стало легче. По броне опять со звоном ударило, но пробития не случилось.
Вдохнул пару раз свежий воздух, полез доставать наших.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Копейкин скользнул вниз почти без помех. Осколком ему попало в висок, разворотив череп. Даже удивиться не успел, умер мгновенно. Видать, не сильно грешил, хорошую смерть принял.
— Антонов, ты где? — проорал я, высунувшись в люк на корпусе.
— Здесь, тащ старший…, — раздался голос из воды. Похоже, он остался стоять там, где я его и оставил.
— Сюда давай, быстрее, — поторопил я его. — Лезь сюда, принимай Копейкина.
Подняв неожиданно легкое тело наводчика, я подал его в люк.
Немцы оживились, обстрел усилился. КВ опять превратился в колокол. Повалил какой-то дым.
— Принимай, что ты там тормозишь? — спросил я, когда так и не дождался помощи.
— Так он же… он мертвый…, — в голосе Антонова послышалась начинающаяся паника.
— Антонов! — рявкнул я из танка.
— Я, тащ старший лейтенант! — отозвался он совсем другим голосом.
— Слушай мою команду! — продолжил я. — Принять тело товарища!
— Есть принять! — и тело Копейкина поползло в люк. За ним я вытащил труп Максимова. У лейтенанта была практически оторвана голова.
Я уже начал примеряться, как мне лучше вытащить Нургалиева — я все его никак не могу нащупать. Дыма в танке стало больше, он начал так прилично чадить. Внутри и раньше нечем дышать было, а сейчас едкий дым просто выжигал легкие изнутри.
Антонов оттащил тело Копейкина к берегу, взял Максимова.
— Тащ, лейтенант, вроде немцы… в нашу сторону едут…
Я наконец, зацепил Нургалиева, дернул его в люк — он застрял. Огонь добрался до чего-то горючего, танк вспыхнул. На меня пыхнуло жаром, я заорал, изо всех сил дернул труп.
Нургалиев вывалился безвольной куклой из люка, я, периодически ныряя в воду, потащил его к берегу. Вспыхнувший танк сильно задымил и эта завеса прикрыла нас с Антоновым от обстрела. Я все ждал, когда он взорвется, постоянно готовясь погрузиться в реку, но КВ, даже умирая, спасал нас.
Оганесян тоже помог. Пулемет не смолкал и немцы перенесли обстрел на окоп.
Мы вытащили трупы на берег, ползком начали перетаскивать их к зарослям слева от позиции. Деревья были изрешечены осколками, лесу здорово досталось от перелетов.
— Оганесян! — заорал я — Давай за нами!
Мехвод прекратил стрелять, немцы тоже притихли.
Мы смогли подняться на ноги, в три приема перенести тела вглубь лесочка. Появился шатающийся Оганесян, бледный, словно смерть.
— Думал все, конец мне! — бессильно прохрипел он, опускаясь на траву и вскрикнул, заметив наконец, тела: — Ой! Лейтенанта убило… И Нургалиева…
— Копейкин тоже погиб. Смертью храбрых. До последнего стрелял, — буркнул Антонов падая на траву рядом с нами. Я сдернул с него гимнастерку, осмотрел торс. Много мелких осколков от брони пробило форму, впилось ему в тело.
— Сейчас, подождите, — я рванул обратно к реке, почти ползком добрался до окопчика. Выкинул в воду затворную раму МГ, прихватил вещички. Вернувшись к бойцам, ножом разрезал парашют, перевязал Антонова.
— Надо дальше уходить — немцы начинают переправляться, — сказал я, вставая на ноги.
— Нет, не могу, давайте хоть немного отдохнем, — застонал Антонов. — Сил нет.
— Я тоже никакой, — поддержал его Оганесян. — Много крови потерял.
— Немцы как переправятся, захотят с нами познакомиться и проявить настоящее фашистское гостеприимство, — мне опять пришлось включить командный голос. — Как думаете, как скоро они начнут прочесывать этот лесок и все окрестности? Быстро встали и за мной! Некогда стонать!
Я закинул сидор за спину, схватил за гимнастерки сразу два трупа и потащил прочь от реки. Мехвод со стрелком ухватили тело лейтенанта и рывками потащили вслед за мной.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Глава 7
То, что я взвалил на себя непосильную ношу, стало понятно очень скоро, метров через двадцать. Молодость, когда я взлетал на высоту третьего этажа с полутора десятками кирпичей за спиной и даже за лишний вес это не считал, давно прошла. Я остановился, сбросил со спины сидор, вытер рукавом со лба пот и оглянулся. До спасительной чащобы оставалось не так уж и много, с полсотни шагов. Немецкие моторы гудели на той стороне, вероятно, фашисты резонно ждали, пока танк сгорит, потому что оказаться рядом, когда рванет-таки боекомплект, не хотел никто. Надо, конечно, тащить по одному. Копейкин чуть побольше, он первый. Нургалиев, браток, подожди тут пока.