— Да? — никто не тянет меня за язык, но подмывает спросить слишком много, поэтому я продолжаю балансировать на краю пропасти. — Твои родители что, женят тебя на всех девушках, которых ты водишь в ресторан?
Одинцов не злится — у него уголок губ вверх ползет. Я украдкой любуюсь Одинцовским профилем. Хорош-ш-ш, ну хорош-ш-ш же, гад!
— Не на всех. Но ты им понравилась.
— Пф-ф-ф, — фыркаю, не сдержавшись, — я многим нравлюсь. Если бы по этому признаку меня замуж выдавали, я бы могла побить книгу рекордов Гинесса.
— О, да, ты такая, — у Одинцова стремительно падает настроение. Где мой домкрат? Срочно, срочно поднимать! — Я бы не удивился!
У меня пылают щеки. Видимо, в ресторане, нас кое-кто бурно обсуждает. А может, это Одинцов клянет меня на чем свет стоит за то, что взял с собой на ужин. Но я ему не навязывалась! Это была очень даже его инициатива! Я вернуться хотела за сумочкой и уехать домой.
— Егорова, не сочиняй ничего сейчас, — у Биг Босса голос угрожающе-предупреждающий. Я вздрагиваю. — У тебя все на лице написано, — предупреждает он мое законное возмущение. — А, зная твою бурную фантазию, ты можешь черт знает до чего додуматься. С родителями я разберусь, не переживай, замуж тебе за меня не нужно ходить. Это был сарказм, если что.
Мне как раз нужно замуж, дубина ты стоеросовая! Но да, рассматривать тебя как объект на эту роль — себе дороже. Плавали, знаем. У вас то память отшибает, то неконтролируемая ненависть спустя много лет просыпается. Можно подумать, я худшая женщина в мире.
Внутреннему монологу я выйти наружу не даю — много чести, обойдется. Объекту совершенно не нужно знать, что у меня к нему интерес. Очень прямой, кстати. Цель стоит переспать, но я уже сомневаюсь в здравости этой мысли. Почему именно он? Потому что из меня искры до сих пор летят? Ну, подумаешь. Есть и другие кандидаты. Желающих хоть отбавляй, нужно лишь выбрать с чувством, с толком, с расстановкой.
— Знаешь, — голос мой льется ручьем — журчащим и спокойным, ласковым и чистым, — я уже ходила замуж. И если еще раз соберусь, то сделаю это самостоятельно. Ни у тебя, ни у твоих родителей разрешения спрашивать не буду!
— О, да. Ты такая, — Одинцов мрачнеет еще больше. — Приехали, — не дает он мне развернуться вширь и ввысь.
Приехать-то мы приехали…
— Объект на сигнализации, — докладывает хмурый охранник. У него такой вид, словно он жабу проглотил. И пока я думаю, что делать, он протягивает мне сумочку. — Это Юрий Иванович велел передать, если вы вернетесь.
Юрик — Иванович? Надо же. А я и не знала.
— О, спасибо и вам, и Юрию Ивановичу! — искренне желаю я, прижимая свою драгоценность к груди.
Телефон, ключи — все на месте. Какое счастье! В телефоне — миллион пропущенных звонков. От Гошки и Аньки.
— Спасибо за ужин и культурную программу, — церемонно кланяюсь я Одинцову. — За то, что ты хороший друг спасибо тебе скажет Большой Брат. Ну, я пошла? — делаю шажочек в сторону, чтобы обойти это изваяние из мышц.
— Не спеши, Егорова, — хватает он меня за руку. — Ты мне еще за ужин должна. И за моральный ущерб.
И пока я соображаю, что все это значит, Одинцов одним рывком притягивает меня к себе. Руки в волосы запускает и целует. Мрачно и яростно.
Первое желание — отпрянуть, дать отпор. Ладонями в грудь ударить. Сказать что-то обидное, а потом я вспоминаю, как салон ради него посещала. Наряды покупала, на духи тратилась. И вообще — цель номер один. На ловца и зверь бежит. Заяц — Волк, Волк — Заяц. Кто кого?
Я расслабляюсь и начинаю ощущать вкус поцелуя. Губы его становятся мягче. Он завораживает и обволакивает. Язык его кружит по губам, рассылая искры по всему телу. И я отвечаю. Мы целуемся так, словно завтра не наступит. Я притягиваю его голову к себе, привстав на цыпочки. Впечатываюсь грудью в его грудь, хоть мы и так непростительно близко. Сладкая молния. Истома, от которой кружится голова и подгибаются колени.
Я хочу его так, что готова из сарафана выскочить. Он тоже завелся — я чувствую, и от этого желание умножается во сто крат. В мозгу взрываются сигнальные ракеты. Сашкины руки перемещаются вначале на плечи, затем скользят по спине и с силой сжимают мои ягодицы. Какие у него горячие и большие ладони…
Из последних сил я собираю остатки мозгов и разума и, гладя его по лицу, отрываюсь. Это сильнее меня, но приличные девушки на первом свидании в постель не падают. Я его поймала. Он меня поймал. Но это не повод взять и сдаться.
— До встречи, Одинцов, — голос мой звучит хрипло и призывно. Я сирена. Морская ведьма, что заманивает зазевавшихся моряков. Этот — мой. Я это чувствую. Стоит мне поманить пальцем — пойдет вслед. Но пусть побурлит, ему полезно.
Я ухожу не спеша. Сзади подозрительно тихо. А затем — сухой щелчок. Звучит как выстрел. Надеюсь, он ничего не сломал, мой дорогой Александр Сергеевич. И я ценю, что он дает мне уйти. Молодец, правда.
Когда я отъезжаю на приличное расстояние, становится грустно. Наверное, мне все же хотелось, чтобы он кинулся за мной. Женская логика — страшный зверь. Я то ли благодарна ему, то ли злюсь. Но ничего. У меня еще есть время, чтобы завоевать Одинцова. Первый кирпич в здание моей цели положен. Главное, чтобы враг ни о чем не догадался.
19. Что делать, если переклинило
Одинцов
Она бросила меня. Как тогда. Почти предала, разорвав поцелуй. Мне на десять лет больше — согласен, но нормально реагировать на Лику Егорову я так и не научился. Надо бы показывать холодное равнодушие, но кого я обманываю? Из меня прет весь спектр эмоций, стоит лишь в поле зрения показаться краешек ее платья.
Юрий Иванович ей сумку оставил — ах, какой герой. Я как раз надеялся, что сумка ее окажется в ловушке сигнализации, и тогда события могли развернуться несколько по-другому сценарию.
Я хотел умыкнуть ее. Каюсь. Подчинить, подмять, зацеловать до беспамятства. Чтобы не смогла оторваться и сбежать, как сейчас. Да, я задет. Ручку дорогую сломал со злости. И только задетое эго не позволило побежать за нею вслед. Но это и к лучшему: в сексе я предпочитаю играть по своим правилам и на своей территории. Хотя и там проколы бывают. Не будем вспоминать то, что случилось десять лет назад. Но я тогда был молод, наивен, влюблен.
В последнее время в голову лезут мысли, что если мы спустим пар, то все наладится. Навязчиво, непрестанно, маниакально думаю о Лике Егоровой. До чего я докатился…
А еще я вдруг понимаю, что осел, и кто-то считает точно так же. Я сажусь в машину и включаю телефон. Да, мама, я знаю, что вы меня любите, но с вами я поговорю позже — все ваши разговоры знаю наизусть с закрытыми глазами. А вот друга Георга я сейчас поблагодарю.
Но у друга Егорова линия занята. Видимо, с сестрицей общается. Хотя, безусловно, ему и кроме Лики есть с кем поговорить. Я и так на взводе, а тут раскаляюсь, словно металлическая болванка в доменной печи — добела. И когда Егор мне перезванивает, я уже плююсь пламенем, как заправский дракон.
— Ты это специально сделал? — прыгаю я на него.
— Что специально? — Гошка ошеломлен. По крайней мере, голос у него такой.
— Послал меня за Ликой. Специально нас лбами сталкиваешь? Ты же мог позвонить на охранный пункт, и тебе бы сказали, что она в магазине, а ее машина — на стоянке. Нет, ты позвонил мне, зная, что я не откажусь.
— Сань, — спокойный тон Гошки остужает мой пыл, — веришь: вообще об этом не подумал. В голову не пришло. В том состоянии мог только на тебя положиться. Да, я тоже немного параноик. Я слежу за ней немного. Знаешь, многие девушки болезненно переносят развод и его последствия. Лика на вид крепенькая и умненькая, но кто его знает, что у нее внутри творится? Так что я стараюсь звонить ей, разговаривать, и когда она долго не отвечает, как нормальный мужик схожу с ума.
— Ладно, прости, — сдуваюсь я, понимая, что зря наехал.