Читать интересную книгу Мне давно хотелось убить - Анна Данилова

Можно с силой отжимать тряпку, тереть эмаль ванны, кафельные плитки пола… Выходит, и это тоже будет сила, да только какой от нее прок?

Он встал, промокнул рукавом рубашки пот со лба, потянулся, расправляя затекшие мышцы. И как это женщинам не надоедает постоянно мыть полы? Как это унизительно в конечном счете! Это ли не доказывает, что женщины, в сущности, низшие существа, а раз так, то не стоит и задумываться о смысле их жизни. Рождение детей, казалось бы, могло хоть как-то облагородить этих самок, так нет же, даже из этого они ухитряются строить свои ловушки, куда заманивают зазевавшихся и потерявших на миг контроль над своими желаниями мужчин.

Вода в белом пластиковом ведре стала неприятно бурой от крови. Как же мало ее оказалось в этом большом и тяжелом теле.

Она потом снилась ему. Кровь. Темная, медленная и густая. Она текла, как река, змеясь между берегов, и закипала у горизонта, пенилась, окрашивая розовыми бликами клубящийся в воздухе туман. Этот сон был самым прекрасным из всех его прежних снов, в которых он видел своих РОЗОВЫХ ЖЕНЩИН.

Эти сны, так же как переживания, связанные с уничтожением трупов и их если не погребением, так припрятыванием в какое-нибудь надежное место, отвлекали его от ДРУГИХ женщин, которые толпами ходили рядом с ним, словно стада молчаливых и глупых животных, для которых мужчины служили лишь покорными исполнителями их воли. Бог, обрекая женщину на муки во время родов, осчастливил их таким даром, какой и не снился мужчинам! Этот дар заключался в том, что любой женщине, возжелавшей мужчину, достаточно одного движения, чтобы отдаться ему, в то время как мужчине для того, чтобы овладеть женщиной, необходима та самая сила, без которой он не может почувствовать себя по-настоящему мужчиной. И самое несправедливое заключается в том, что эта самая сила не зависит ни от его разума, ни его физического состояния, ни от чего… И тем обиднее, что мужчина не может совершенствоваться в этом направлении, как бы он этого ни хотел. Это женщина может придумывать все новые и новые способы соблазнения мужчин, пуская в ход все, что может пробудить в них желание, начиная от кружевных чулок и кончая кроваво-красной помадой. А вот мужчина может позволить себе какое-то разнообразие лишь при условии, что в его заветную плоть вторгается, распирая ее и делая упругой, до блаженного затвердевания, кровь другого свойства; кровь животворная, волшебная, обладающая свойством густой и горячей смолы, делающей мужчину мужчиной…

Однажды он кинул в женщину нож. Прямо в спину.

Не попал и убежал. Тогда ему было чуть больше двадцати пяти.

Он не был знаком с ней, просто она шла мимо и имела глупость призывно улыбнуться ему… Она неосознанно, как это присуще всем женщинам, хотела пробудить в нем желание. И пробудила. Но только не то, на которое она рассчитывала. Желание УБИТЬ ради того, чтобы просто убить, охватило его со страшной силой, заставило достать из кармана перочинный нож, раскрыть его и швырнуть изо всей силы ей в спину…

Он даже вскочил со скамейки и бросился вслед за женщиной, чтобы увидеть, как острое лезвие вонзится в ее розоватую, прикрытую белой полупрозрачной тканью платья плоть…

Но нож, слегка коснувшись спины, упал на землю, а женщина, обернувшись, удивленно посмотрела на него и пожала плечами. Она просто не увидела ножа. Трудно себе представить, что было бы, если бы она его увидела!

Так длилось невыносимо долго, пока он не встретил ЕЕ – женщину, буквально вытащившую его из теплого болота отчаяния, в которое он погружался все глубже и глубже. Почему болото? Да потому, что процессы, происходившие в нем, соки, бродившие в его теле, не находя выхода, представлялись ему зловонной жижей, которая образуется в белковом организме в процессе гниения. Он не мог иначе воспринимать свое тело, которое он ненавидел и которое неизвестно чего хотело. Ненавидел и свое лицо, изрытое садистом-косметологом, которому он доверил однажды свою забродившую кожу. Ненавидел свои руки, особенно ладони, предательски потеющие в момент прикосновения к женщине…

Она называла себя Евой. В первый же день их знакомства она увезла его подальше от людей, на остров, где было тепло и солнечно, где никто не мог подсматривать за ними, и окружила его такой заботой и пониманием, что он подумал, что умер. Потому что никогда еще солнце не приносило ему то блаженное тепло, в котором он купался эти три счастливых дня. Он не знал, зачем ей понадобился он, НЕмужчина, он так и не понял этого никогда. Должно быть, природа женщины оказалась не столь примитивна, как он себе это представлял. И этой Еве понадобился для ее любовных ласк именно он, изгой, больной, в сущности, человек…

На второй день их жизни на острове – а жили они в одном из пустующих заброшенных домиков, где хозяйничали одни ужи и мыши, – он почувствовал то, о чем уже и не мечтал. Он взял Еву рано утром, затем в полдень, когда они лежали, разморенные после сытного обе-. да, состоящего из свежего хлеба и теплого закисшего молока (ровно в двенадцать к берегу приставала лодка со стариком, который привозил им еду), и перед сном, за час до полуночи…

Он ждал, когда наступит пробуждение, и просто неистовствовал, потому что оно не наступало. Он понимал, что в реальной жизни Евы быть не может, что он сам родил ее своим мозгом, своим телом, своей кожей специально для себя, для своих услад… Как же он был потрясен, когда однажды вечером старик приехал за ними и увез их на станцию, откуда они уплыли на маленьком пароходике в город…

Город и Ева – это не вязалось с рассудком. Что ей делать, этой солнечной женщине, в сверкающем бриллиантами ночных огней городе?

– У тебя есть телефон? – спросила она будничным голосом перед тем, как сесть в такси.

– Есть, – ответил он, понимая, что теряет ее навсегда.

– Скажи мне, я запомню…

Она стояла во всем светлом, тоненькая, загорелая, и ветер трепал ее золотистые волосы… Красные блики от рекламных огней играли на ее открытой груди. Желание сжигало его.

– Ты не исчезнешь?

– Да нет же… Позвоню, и мы с тобой встретимся.

– А у тебя есть телефон?

– Есть, но только он сейчас не работает. Глупый… – она ласково провела рукой по его щеке и поцеловала. – Завтра же позвоню.

Пожалуй, с этого дня он и начал раздваиваться. С одной стороны, он это осознавал, потому что, стоило ему вернуться в свою квартиру, полную предметов, которые могли напомнить ему о его прошлой жизни, как он понял, что вот оно – ПРОБУЖДЕНИЕ. Наконец-то он проснулся и вновь оказался в своей коже. Но, с другой стороны, в его квартире что-то изменилось, даже лампы над головой светили ярче прежнего. Новый Адам, возлюбленный своей Евы, обладал завидным аппетитом, который проснулся в нем еще там, на острове. Кроме этого, он очень полюбил воду и теперь подолгу лежал в ванне, полной пены. Ему нравилась чистота, потому что она напоминала ему чистую и солнечную Еву, чья белоснежная кожа была шелковистой и нежной, стоило к ней только прикоснуться… И даже потом, когда она подрумянилась на солнышке и уже к вечеру третьего дня приобрела золотистый загар, все равно она была такой чистой, что напоминала бледное, матовое золото…

Адам много работал, в отличие от того, кем он был раньше. Он был переполнен новыми идеями, силами и вдохновением. Его вечно заспанный и дурно пахнувший, обуреваемый неясными желаниями Двойник относился с подозрением к тому, что творил Адам.

Наконец, к Адаму приходила Ева, и они вместе наслаждались друг другом, подсмеиваясь над подсматривающим за ними Двойником, спрятавшимся под столом и находившимся в прямом смысле в УНИЖЕННОМ СОСТОЯНИИ.

…Он уложил то, что осталось от Лены, в плотную холщовую прорезиненную сумку с деревянными ручками, остальное – в большой полиэтиленовый пакет и все это вынес на балкон. На мороз. Но потом, передумав, внес сумку обратно в комнату, достал с антресоли отцовские резиновые сапоги.

Сел, подперев рукой щеку, и уставился на них. Образ, который он придумал, рассмешил его.

* * *

– Я уж думала, что ты не придешь… – встретила ее Жанна в дверях, принимая пакеты с провизией. – Ну и работенка у тебя – мрак! Ты что, каждый день так поздно домой возвращаешься?

Юля отметила про себя, что Жанна выглядит уже не такой перепуганной, как утром. Хотя, судя по ее осторожному взгляду и плохо скрываемой скованности, чувствовала она себя в непривычной обстановке неуверенно.

– А у тебя здесь хорошо.., уютно.

– Значит, так, Жанна. Завтра рано утром я уезжаю из города. В М. За мной заедет Игорь. Так что поживешь пока одна, без меня. У меня мало времени, мне необходимо собраться, поэтому помоги мне, пожалуйста, приготовить ужин и что-нибудь съестное на дорогу. Вот здесь есть замороженные отбивные, их, я думаю, можно поджарить, завернуть в фольгу и сунуть в какой-нибудь пакет… Игорь любит поесть в машине, к тому же ему утром негде будет позавтракать, я его знаю…