Наверху множились свои чудеса. В центре оройхона бурлили источники воды, неведомо как пробивавшейся на поверхность, не затопляя алдан-шавар. Вода растекалась несколькими ручьями, в них нежились благодушные бовэры – те самые толстобокие звери, что когда-то так поразили Шоорана. Время от времени старик забивал костяным гарпуном одного из бовэров, после чего они с Шоораном недели полторы объедались мясом. Остальное время ели наыс, плоды туйвана и хлеб. Хлебная трава, вначале разочаровавшая Шоорана, оказалась вещью замечательной. Одно из полей старик содержал в порядке, вовремя выкашивал и собирал тяжелые гроздья зерен. Замоченные в воде зерна достаточно было заквасить кусочком светящегося слизня, и через несколько часов зерно размокало в кашу, саму по себе безумно вкусную. Но истинное пиршество начиналось, когда старик досыпал в кашу растертые и небродившие зерна, замешивал на соке плодов туйвана и отправлялся к границе, печь на краю авара пышные медвяные лепешки. Или варил в кипящей воде круглые колобки.
Чтобы готовить горячее, было вовсе не обязательно уходить к аварам – сухие стебли хлебной травы горели жарким бездымным пламенем, а у старика была пара кремней, дававших искры при ударе друг о друга. Впрочем, кремнями старик пользовался редко – берег.
Первое время оправившийся Шооран не вылезал из алдан-шавара, бродил с одного яруса на другой, выглядывал в узкие окошки малых лазов, исследовал коридоры, соединяющие залы обжитого суурь-тэсэга с соседними системами пещер, куда старик никогда и не заходил, что доказывал многолетний слой нетронутой пыли. Заблудиться Шооран не боялся, зная, что всегда может выйти назад по собственным следам, даже в нижнем ярусе отлично видным в мерцающем свете большого слизня.
Как-то он вылез в обжитые помещения с противоположной стороны. Здесь у старика были устроены кладовые, доверху набитые всяческим добром. С удивлением и завистью Шооран обнаружил целый арсенал всевозможного оружия, очевидно когда-то старик ходил в цэрэгах либо же, напротив, среди вооруженных изгоев. Прямо спросить Шооран почему-то постеснялся, задал лишь вопрос: откуда все это?
– Так… – пожал плечами старик и неожиданно разрешил Шоорану брать из кладовки любой инструмент.
Разумеется, первым делом Шооран ухватил длинный и даже с виду страшный хлыст из уса парха. Хлыст был легок и упруг, но Шоорану никак не удавалось размахнуться им как следует. Детская игрушка – хлыстик из лоскутка кожи и то бил удачней.
Привлеченный звонкими хлопками, из алдан-шавара вышел старик. Посмотрел на старания Шоорана, заметил:
– Так ты себе уши отрубишь.
Взял оружие из руки Шоорана, примерился, взвешивая его на ладони, и вдруг гибкий и тонкий хлыст затвердел, словно в него вставили стержень, лишь самый кончик превратился в гудящий от мгновенного движения круг. Старик, выставив руку, пошел вперед. Хлыст коснулся избитой Шоораном травы, и в стороны полетели сорванные вибрацией клочья. Старик хлестнул усом вбок и тут же снова закрутил его, заставив выпрямиться и затвердеть. Шооран, раскрыв рот следил за происходящим.
– Вот так, – сказал старик, устало опустив руку. – Научись хлыст прямо держать, дальше все само получится. А через спину хлестать – только себя покалечишь. На, играй.
С этого времени Шооран не расставался с хлыстом даже когда на поле поспел урожай, и неделю они, не разгибаясь, работали: срезали стебли, вылущивали зерно, сушили и складывали в специальной камере. Старик заготавливал больше хлеба, чем обычно, ведь теперь их было двое. Часть соломы старик стащил на мокрый оройхон, замочил на четверть часа в нойте, потом принес обратно и долго отмывал водой, теребил, пока вместо соломы не осталась легкая как высушенный харвах пряжа. Из этой пряжи старик обещал сделать Шоорану праздничную одежду, такую же, в какой ходил сын одонта. А пока Шооран щеголял в жанче из шелковистой шкуры бовэра и башмаках из кожи морского гада, притащенного стариком в последний день мягмара.
Старик преподносил Шоорану один подарок за другим, а когда Шооран начинал благодарить, досадливо произносил единственную фразу:
– Погоди, придет время, и ты устанешь проклинать меня.
– Этого не может быть, – отвечал Шооран.
– Ты так думаешь? А вдруг завтра нас найдут? В лучшем случае, цэрэги выгонят нас на мокрое, и тебе придется заново привыкать глотать чавгу. Полагаю, это будет не слишком приятно.
– Но я все равно не стану тебя проклинать! – горячился Шооран.
– Не загадывай. О будущем могут говорить только рроол-Гуй с Тэнгэром. А нам надо его ждать… – старик помолчал и добавил странно: – И, по возможности – делать.
В один из дней Шооран прошел под землей весь оройхон и вылез наружу под вечер у самого дальнего из суурь-тэсэгов. Край оройхона был совсем недалеко, и Шооран, удивляясь про себя, почему не сделал этого раньше, побежал посмотреть, что там. Он ожидал увидеть мокрый оройхон, но не удивился бы, обнаружив еще одну благословенную, но безлюдную страну. Однако, вместо этого он вышел на сухую полосу, за которой курились жаром пограничные авары. Может быть, он потерял в шаваре направление и теперь идет на юг? Шооран побежал туда, где ожидал найти границу. Через пять минут взгляду открылась сухая полоса и авары. Граница была и при схождении этих оройхонов, только вместо сухой полосы там оказался лишь крошечный пятачок иссохшей земли, с двух сторон сжатый раскаленными камнями.
Встревоженный Шооран побежал рассказать об этом старику. Старик, как обычно вечером, сидел в своей комнате, той самой, в которую он принес больного Шоорана. На столе перед стариком лежал кожаный бурдюк с перебродившим соком туйвана. Шооран хорошо знал этот напиток, его часто пили цэрэги охранной дюжины. Сок туйвана в его глазах был обязательной принадлежностью настоящей жизни, но почему-то ему не нравилось, ежели старик выносил с нижнего яруса бурдюк. Напившись, старик мрачнел, начинал кричать на кого-то, обвиняя и оправдываясь. В эти минуты Шооран старался не попадаться ему на глаза, опасаясь, что старик не узнает его или вдруг обрушится с руганью и прогонит неизвестно куда.
Но сейчас сделанное открытие беспокоило его сильнее всего, и Шооран, войдя к старику, сбивчиво рассказал об увиденном. Старик молча выслушал рассказ, поднял красное от выпитого сока лицо.
– Тебя это удивляет, малыш? – сказал он. – А разве ты не слышал, что Тэнгэр сотворил далайн прямоугольным, и, значит, где-то у него должен быть угол? Здесь поворачивает граница мира. Судьба загнала нас с тобой, мальчик, в угол мироздания. Бородатые мудрецы из далеких земель подсчитали, что в ширину в далайне умещается три дюжины оройхонов, а в длину – четыре. Таким образом, весь мир, будь он застроен вдоль и поперек, вместит ровно тройную дюжину оройхонов. Но только я знаю, что это неправда! Трех оройхонов в длину не хватает! Мудрый Тэнгэр словно последний торгаш надул рроол-Гуя, выстроив далайн меньших размеров, чем было условлено. Как я смеялся, когда понял это! А может быть, никакого договора и не было, и все выдумано длиннобородыми мошенниками, чтобы оправдать съеденный хлеб. Раз поперек три дюжины, то вдоль должно быть четыре… Разумно и красиво… А я первый среди людей дошел до этого края мира и знаю, что весь их разум не стоит и сгнившей чавги!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});