Читать интересную книгу В когтях неведомого века - Андрей Ерпылев

Но когда светило зацепилось нижним краем за самое высокое дерево, надежда, испустив тоненький дымок, погасла совсем, и Георгий, ругаясь про себя последними словами, что было ему вообще‑то не свойственно, принялся выбираться из болота, поочередно выдирая ноги из глубоко, чуть ли не по колено, засосавшего их илистого грунта, густо переплетенного корнями водных растений.

Выбравшись на сушу, встретившую его совсем неласково – жгучей крапивой и колючей осокой, – Арталетов долго лежал ничком, надеясь, что никто в эту минуту на дороге не появится: больно уж непритязательное зрелище он, перемазанный грязью, облепленный тиной и пиявками в равных пропорциях, собой являет.

Однако лежи не лежи, а искать хоть какое‑то убежище стало не просто стыдливым позывом, а жизненной необходимостью: вечерело, а подсыхающая грязь на голом теле – слабый заменитель одежды… Подобие набедренной повязки из лопухов, неумело переплетенных хрупкими стеблями камыша, кстати, тоже…

Единственным приобретением, которому Георгий был рад, оказалась здоровенная сучковатая дубина, опираясь на которую дрожащий путник и побрел по дороге, ведущей к недосягаемому замку, мечтая от души вздуть тем же самым нехитрым инструментом подлого кота, попадись он по пути. Об утерянном снова и, похоже, уже навсегда хрономобиле он старался не думать: два раза подряд чудеса подобного калибра в одну воронку не попадают, то есть не случаются…

Однако, едва он успел пройти пару сотен метров, позади раздался стук множества копыт…

* * *

Фары что ближнего, что дальнего света должны были появиться в этом мире еще через пару‑другую столетий, к тому же все‑таки на повозках, а не на верховых конях, поэтому при виде чудовища, заступившего им из полумрака дорогу, двое вооруженных до зубов всадников, скакавших во главе почтительно отставшего отряда, состоявшего из примерно таких же на вид головорезов, синхронно ударили по тормозам… пардон, осадили коней и схватились за рукояти мечей, творя непривычными для этого занятия левыми руками крестное знамение и одновременно плюя через плечо прямо‑таки пулеметными очередями.

– Вы не находите, дорогой друг мой Гайк, – пробормотал, мелко крестясь слева направо, один из всадников, звероподобный и до глаз заросший бородой, при свете дня имевшей бы огненно‑рыжий колер, – что это существо имеет намерения, далекие от человеколюбивых…

– Какой такой «человеколюбивый», клянусь бабушкой! – горячо воскликнул с явственным кавказским акцентом второй, несколько поизящнее экстерьером и с щегольской остроконечной бородкой, крестящийся в противоположном первому направлении. – Да это ведь знаменитый болотный вампир выбрался из трясины, уважаемый Фридрих, чтобы высосать всю нашу кровь без остатка! А предварительно он забьет нас до полусмерти вместе с конями… Вы только взгляните на его дубину!

– Жалко, что у нас с собой нет серебряных пуль, – посетовал первый, критически оглядывая свой полутораметровый двуручный меч, который легко вертел в руке, будто шампур для шашлыка. – Боюсь, что честная сталь его не возьмет. Видите, как шарахаются наши кони, – несомненно их пугает адский дух!

Еще бы не пугал: от страшилища за версту несло болотом, то есть смесью гнили и метана, изрядно сдобренного ароматом тухлых яиц, свидетельствующим о наличии в данном водоеме источников, богатых сероводородом, и о реальной возможности для этого места стать когда‑нибудь бальнеологическим курортом, специализирующимся на грязелечении.

– Да‑а… Сталь эти вурдалаки не уважают, если только из нее не выковано распятие.

– Но если бросить ему через голову железную булавку, повернувшись при том спиной, он развеется.

– Так то привидение, а вовсе не вампир. К тому же не советовал бы я поворачиваться к такому чудовищу спиной.

– Еще осина способствует… – блеснул познаниями в прикладной вампирологии Гайк, в свою очередь изучавший свое оружие, полегче на вид и больше напоминавшее шпагу, хотя и с широким обоюдоострым клинком. – Если пырнуть его осиновым колом, который вырубили с молитвой в полночь возле мусульманского кладбища, на перекрестке двух немощеных дорог…

– Ну где же нам взять кладбище в чистом поле, да еще мусульманское? – всплеснул руками богатырь, забыв, что в руке у него длиннющая, остро отточенная железяка, и едва не зарубив при этом своего спутника вместе с лошадью. – Да и до полуночи еще далеко…

– А иудейское не подойдет? – поинтересовался сзади, из сбившегося в кучку от страха перед нечистой силой отряда, никогда не пасовавшего перед врагом из плоти и крови, пусть даже в несколько раз превосходящего численностью, чей‑то молодой голос. – Я тут видел неподалеку, когда мимо проезжали…

– Вот ты и поскачешь за колом, Ганс! – обрадованно заключил командир, на деле подтвердив тезис о наказуемости любой инициативы снизу, в особенности – на воинской службе. – Только не забудь молитву прочесть, когда рубить будешь!.. Стой! А молитва‑то какая нужна, а, Гайк?

– Не знаю… – неуверенно протянул второй командир, опасливо отодвигаясь от приятеля, обожающего дирижировать полутораметровым, острым как бритва клинком. – «Отче наш», наверное… Или – «Богородица, дева, радуйся»…

– Какого ж вы… – огорченно взмахнул рукой рыжебородый Фридрих, походя смахнув, словно бритвой, пару молоденьких придорожных березок… пардон, кажется, все‑таки тех самых «грабов». – Не могли, что ли, запомнить поточнее? Впрочем… Читай обе, Ганс, да еще, в придачу, «Во растворение призраков ночных». Вряд ли помешает… Да смотри, без халтуры! Узнаю, что хоть одно слово пропустил, – шкуру спущу!..

– Постойте, – наконец подал дрожащий голос «ночной призрак», обретя помаленьку дар речи. – Не надо никаких кольев… Я человек, а вовсе не вампир…

– Я же говорил, – тут же заявил, обращаясь к Гайку, Фридрих, хотя, конечно же, ничего подобного не говорил, – что это никакой не вампир! Зарубить его на фиг, и дело с концом! Всего‑то делов!..

– Погодите, – попятился встречный пешеход, загораживаясь обеими руками от грозно зависшего над ним лезвия. – Меня ограбили и раздели до нитки разбойники…

– Кого это волнует в наше суровое время…

Сверкающей в свете восходящей луны полосой меч вознесся над головой несчастного…

– Пощадите!..

Тут короткой, но полной передряг одиссее нашего героя и пришел бы конец, если бы более рассудительный Гайк не ухватил своего друга за рукав с риском попасть под карающую сталь.

– Подождите, Фридрих! Пусть сперва назовется, чтобы было за кого поставить свечку при случае.

– Точно. Убивать вот так, не спросив имени, грех. Мне это священник говорил на исповеди…

– На исповеди? – изумился Гайк. – Вы посещаете священника? И часто?

– Ну… Не часто. Если быть точным… – задумался Фридрих, запуская пятерню в буйные кудри под роскошным беретом. – Со своего пятнадцатилетия я ни разу так и не удосужился…

– Я дворянин… – зачастил получивший отсрочку Георгий, стараясь быть как можно более убедительным, чтобы не познакомиться со страшным клинком ближе. – Шевалье д'Арталетт, к вашим услугам…

– Так я еду или не еду? – нетерпеливо напомнил о себе Ганс, пытающийся воскресить в памяти хотя бы строчку из упомянутых выше молитв, но все время сбивающийся то на песенку «А у моей голубки Лиззи…», то на твердо зазубренный «Устав внутренней службы ландскнехта[20]», то вообще на что‑то непотребное.

– Молчи, смерд! – прорычал Фридрих, слегка опуская меч. – Дай поговорить с человеком!

Туго ворочающиеся извилины профессионального головореза, уже в трехлетнем возрасте открывшего «послужной список», отрубив ухо своей няньке батюшкиным кинжалом, а первого полноценного «жмурика» уконтропупившего в девять с половиной, со скрипом перемалывали информацию. Одно дело походя зарубить безродного бродягу: добрый меч без лучшей в мире смазки – человеческой крови, – как известно всем на свете, скучает, но совсем другое – дворянина, да еще не на честной дуэли, а посреди дороги, безоружного. Тут Бастилией вряд ли отделаешься, Гревская площадь светит…

– А ну, перекрестись!

Георгий дрожащей рукой, не задумываясь, махнул православное крестное знамение, и, лишь завершив его траекторию, с замиранием сердца вспомнил, что католики вроде бы крестятся иначе. Болото, с таким трудом покинутое недавно и только что проклинаемое всей душой, показалось ему в этот миг теплой ванной, благоухающей неземными ароматами.

– Да он наш, православный! – с восторгом воскликнул Гайк. – По‑нашему крестится!

– Дьявол тоже, говорят, так крестится, когда норовит объегорить честных христиан, – пробурчал Фридрих, все еще держа меч над головой несчастного, судьба которого пока висела на волоске.

– Прошу прощения, сударь… – обратился к находящемуся на грани обморока прохожему Гайк. – Но если бы вы назвали имя хотя бы одного известного человека, могущего удостоверить вашу личность…