Несколько минут я стоял, наблюдая за ним. Шоссе было пустынным. Если действовать, то только сейчас!
Я услышал собственное бормотание:
— Рехнулся! Ведь ты можешь угодить за такое в тюрьму!
И все же я двинулся вперед, до боли стискивая рукоятку игрушечного пистолета. И обратной дороги больше не было!
Дежурный бензоколонки поднял голову, когда я толчком распахнул дверь в его кабинет. Глаза его едва не выскочили из орбит при виде пистолета. На мгновение он окаменел.
— Это ограбление! — прорычал я. К сожалению, это прозвучало не очень убедительно. Я был испуган не меньше, чем он. На короткое время мы уставились друг на друга. Он был примерно пятидесяти лет от роду, толстый, лысеющий и по виду настоящий семьянин, со спокойными карими глазами и решительным ртом человека, привыкшего к ответственности за близких. И он первым оправился от испуга. Его пристальный взгляд остановился на пистолете и вдруг утратил напряженность.
— Здесь нет никаких денег, сынок, — сказал он спокойно. — Не повезло тебе!
— Давай деньги, или эта штука выстрелит! — Мне самому сделалось тошно от звука моего голоса. Даже сам я сознавал, что выгляжу не грознее мыши.
— У нас здесь система, сынок, — проговорил он, старательно выговаривая слова, словно разговаривая с ребенком. — Ночной сейф. Все, что я получаю, идет вот в этот стальной ящик. Все, до последнего бакса. Только босс может его открыть.
Я все еще пытался выдерживать грозный вид, но по моему лицу предательски катились струйки пота.
— Я подарил своему сыну точно такой же пистолет на Рождество, — продолжал он. — Сын прямо-таки помешался на Джеймсе Бонде. — Толстяк перевел взгляд на экран телевизора. — Шел бы ты домой, а? Может быть, я и отсталый, но мне вот нравится Бенни Хилл.
Он благодушно рассмеялся, так как Бенни только что произнес: «У меня даже пузо с брюшком!»
Совершенно уничтоженный, я вышел на пустынное шоссе, подошел к машине и поехал в город.
Глава 5
Оказавшись у себя в номере, я повалился на кровать, охваченный отчаянием.
«Дешевка!» — насмешка Призрака звучала в ушах. Да! Дешевка!
Ужасно болела голова, я весь дрожал от отчаяния и стыда.
Я трус! Что-то не так в моем механизме. Видимо, лишь попадая в экстремальную ситуацию, я способен на решительные действия. Но в спокойном состоянии я не грознее мыши.
Теперь было отчетливо видно: моя жалкая попытка состязаться с Реей оказалась мертворожденной. На вторую попытку у меня не было никакого желания — она неминуемо окончилась бы моим арестом. Я безнадежный, никчемный, малодушный дилетант. Мне еще повезло с толстяком заправщиком. Едва взглянув на пистолет, он туш же распознал в нем игрушку и отмахнулся от меня с пренебрежением, которого я заслуживал.
Мои мысли снова переключились на Рею, я мучительно желал ее и больше не думал о том, что ее порочность и злоба неминуемо погубят меня. Песня сирен неумолимо звучала в ушах, и я не в силах был им противиться. Я помнил ее слова: «Когда ты получишь меня, это тебе обойдется дороже обеда!»
Я помнил, как она выглядела, говоря это: зеленые глаза, полные обещания, тело, выгнутое в мою сторону, чувственная улыбка.
Теперь мне было наплевать, какой будет цена. Куда девалась высокомерная уверенность, что я получу ее задаром! Но я должен обладать ею, пусть даже на ее собственных условиях. Чего она потребует? Досье Дженни содержало и тот факт, что некоторое время Рея была проституткой. А если предложить ей 200 долларов? Это чертовски высокая цена для шлюхи — она просто не сможет отказаться от этого. Может быть, поимев Рею, я избавлюсь от своего наваждения?
Я начал понемногу успокаиваться, хотя голова буквально разламывалась от боли. В нетерпении я слез с кровати, проглотил восемь таблеток аспирина, запил водой и снова лег на кровать, ожидая действия лекарства. За деньги можно купить все, убеждал я себя. Хватило бы их! Я куплю ее! Дженни сказала, будто Рея одержима мыслью разбогатеть. Она с радостью ухватится за возможность заработать 200 долларов. Для меня уже не имело значения, что я покупаю ее за деньги. Непреодолимая похоть мучила меня, требуя увидеть ее в постели обнаженной. Стоит мне овладеть ею, удовлетворить свою похоть, и я вернусь в Парадиз-Сити, уже забыв о ней.
Я уснул, согреваемый такими мыслями.
На следующее утро я чувствовал себя гораздо увереннее. В девять часов я зашел в банк и обменял на деньги пять стодолларовых дорожных чеков, просто на всякий случай, как говорил я себе. Я предложу ей две сотни и, если она заартачится, подниму до пяти, но я не сомневался, что Рея удовлетворится и этими двумя.
Я вернулся к «бьюику», завел мотор, но тут мои мысли переключились на брата Реи. Что, если он торчит в своей убогой лачуге? Я с силой стиснул руль. Если он дома, я не смогу сделать Рее предложение! При мысли об этом по мне прокатилась волна мучительного разочарования. Я выключил зажигание, вышел из машины и зашагал по улице.
Было еще слишком мало времени. Часы на здании муниципалитета били десять. Я с трудом сдерживал нетерпение. Придется подождать, по крайней мере, до полудня, но и тогда я не буду уверен, что ее брат уйдет на работу. Я шел бесцельно, никого не видя. Мысли о Рее жгли мое воображение. Так я бродил, пока часы не пробили одиннадцать.
К тому времени я готов был лезть на стенку. Зайдя в бар, я заказал двойной скотч со льдом. Виски немного успокоило меня. Я закурил и уже собрался было заказать еще выпивки, когда увидел на другой стороне улицы Фела Моргана, вылезающего из потрепанного «бьюика» образца 1960 года. Я поспешно расплатился и пошел к выходу из бара. Фел неспешно удалялся, сунув руки в карманы джинсов. Грязная белая майка в обтяжку обрисовывала его мощную мускулатуру. Я проследил за ним до склада металлолома. Остановившись, я наблюдал, как он зашел и помахал рукой толстяку в комбинезоне, разрезавшему автогеном покореженный лист металла. С сильно бьющимся сердцем и прерывисто дыша, я устремился к своей машине. Сев за руль, я, как угорелый, рванул с места. Уже через двадцать минут я трясся по грунтовой дороге, ведущей к дому Морганов. Одна мысль сверлила мой мозг: «Пожалуйста, Господи, пусть она будет дома!»
Тормозя перед домом, я с облегчением увидел — входная дверь распахнута настежь. Выключив мотор, я остался сидеть в машине, стискивая руль обеими руками, слыша стук собственного сердца и не отрывая взгляда от двери. Я сидел так с минуту или около того, затем, снедаемый сексуальной горячкой, вывалился из машины и пошел к дому по заросшей сорной травой тропинке. Когда я приблизился к открытой двери, на пороге возникла Рея.
Мы остановились, глядя друг на друга.
Она принарядилась со времени нашей последней встречи. Хлопчатобумажное платье, выгодно подчеркивающее все ее достоинства, едва доходило ей до колен. Она была без чулок и босиком. Шею обвивали дешевые синие бусы. Лицо хранило все то же холодное, бесстрастное выражение, зеленые глаза смотрели на мир все так же цинично.
— Привет! — произнесла она своим хрипловатым голосом от которого по моему телу пробежал трепет. — Чего надо?
Стараясь придать голосу твердость, я ответил:
— Ты знаешь, чего мне надо.
Она бросила на меня изучающий взгляд, потом отступила в сторону.
— Зайди-ка лучше и поговорим об этом.
Я прошел вслед за ней в убогую маленькую комнату. На столе стоял треснувший кофейник и две грязные чашки. Жестяная пепельница, переполненная окурками, дополняла сервировку.
Под моим неотступным взглядом она прошла к поломанному креслу и опустилась в него. Ее платье при этом задралось до самых бедер, а когда Рея закинула ногу за ногу, мелькнули голубые трусики.
— Ты вроде собирался ждать, пока я приду к тебе?
Она потянулась за пачкой сигарет, лежащей на столе.
— Сколько? — хрипло спросил я. — Брось сигарету. Говори сколько, и давай начинать.
Она прикурила сигарету и издевательски усмехнулась.
— Ишь, как тебя скрутило!
Дрожащей рукой я достал из кармана две стодолларовые бумажки и бросил их ей на колени.
— Давай за дело!
Она взяла деньги и посмотрела на них с ничего не выражающим лицом, потом подняла глаза на меня. Я надеялся увидеть в них огонек алчности, на крайний случай удовольствия, но вид холодного лица-маски моментально привел меня в уныние.
— Интересно, за что же это? Две сотни баксов! У тебя не все дома?
Это были самые правдивые слова, которые от нее мне доводилось слышать, но я не обратил на них внимания. Я желал ее со страстью, которая пугала меня, но не мог отступить. Я вытащил остальные три сотни и швырнул ей. Хотя вожделение и толкало меня к ней я никого так не ненавидел, как ее в этот момент.
— Это больше, чем ты стоишь, но все равно бери, — сказал я грубо. — А теперь давай-ка…