Жизненный опыт подсказывал мне, что на нас вряд ли нападут, найдут кого-нибудь менее осторожного. И еще я знал, что тот, кто готовится напасть, меньше всего ожидает, что нападут на него. Чем и решил воспользоваться.
— Битюс, — обратился я к своему заместителю, — а не наведаться ли нам ночью к дарданцам?
— Напасть на них? — удивленно спросил он.
— Да, — подтвердил я. — Если будем ждать, когда они сунутся к нам, богатой добычи не захватим.
На счет добычи он и сам знал не хуже меня, но воевать ночью в горах как-то не принято. Слишком много шансов свернуть себе шею еще до того, как доберешься до врага. Наверное, поэтому у местных горцев стойкая вера в ночных злых духов, которые всячески вредят тем, кто шляется в темное время суток.
— С духами гор я договорился, не будут нам мешать, — продолжил я. — Надо будет только на спине закрепить кусок белой метрии, чтобы они могли отличить нас от иллирийцев.
На самом деле отличительные знаки нужны, чтобы мы не перебили друг друга в темноте. Со спины все похожи, особенно в горячке боя.
— И нападать будем молча, никаких воинственных криков, иначе злые духи рассердятся и накажут, — добавил я еще одно условие.
Иллирийцы ведь тоже верят в ночных злых духов. Наше молчание будет убеждать врагов в том, что мы не люди. Нормальный человек просто обязан кричать во время боя, особенно ночного. К тому же, вряд ли мои починенные сумеют промолчать в бою, а кто-то из них обязательно погибнет. Виноват будет сам: я ведь договорился с духами, что мои воины нападают молча.
Битюсу не нравится мое предложение, но и отказаться просто так не может. Нужно коллективное решение бессов, иначе мой заместитель будет выглядеть трусом. Он думает, как правильнее выкрутиться из этой ситуации.
— Иди расскажи воинам о моем намерении. Мне нужны только добровольцы — те, кто способен выполнить условия, на которые я договорился с ночными злыми духами гор. Если кто-то сомневается в себе, пусть лучше останется охранять наш лагерь. Мне дорог каждый боец моего отряда, — предложил я.
В переводе на язык горцев мои слова значили: в бой пойдут только настоящие мужчины, а трусы останутся охранять лагерь. Больше я ничего не говорю. Пусть борются с суевериями собственными силами. Заодно узнаю, насколько бессы верят в меня, а значит, преданы мне.
Как я и предполагал, ни у кого из бессов не хватило смелости отказаться от ночной авантюры. Пять человек, которые должны остаться охранять лагерь, выбирали по жребию. Счастливчики с трудом скрывали свою радость.
Вышли с восходом луны. Она молодая, но яркая. Высеребрила все на славу. Видно было, как днем. Дорогу к ближнему вражескому лагерю мы знали. Они следили за нами, мы следили за ними. Мои подчиненные иногда днем подползали так близко к иллирийцам, что могли разобрать, о чем они говорили. Кое-кто из моих воинов говорил на языке врага. Взятые в плен иллирийки иногда становились женами или служанками бессов. Бывало и наоборот. Из услышанного мои воины сделали вывод, что это не дарданцы, а какое-то другое племя или солянка из нескольких племен.
Во вражеском лагере, расположенном на большой поляне, было тихо, если не считать храпение, раздающееся с разных сторон. Спали и часовые у потухающего костерка в нижней части поляны. Их было трое. Все молодые, нет и двадцати. За них можно было бы получить хорошие деньги, но мы сюда не за рабами пришли. Я разбудил ближнего, который во сне плямкал, будто ел что-то вкусное. Он умер быстро, посучил ногами — и затих. Второй глухо хрипел и грыз мою ладонь секунд тридцать, медленно слабея. Третий издал писклявый, пронзительный звук, словно ребенок — и сразу расслабился, попрощавшись с жизнью. Я вытер нож о его безрукавку из овчины шерстью наружу, засунул в ножны, после чего достал саблю и помахал ей над головой из стороны в сторону, давая знак бессам, чтобы рассредоточились. Уверен, что после этой ночи мои подчиненные будет считать меня одним из ночных духов или, как минимум, что продал душу силам зла.
Бессы охватили вражеский лагерь полукругом и замерли с поднятыми ромфеями. Я перешел к ближнему ложу из веток и сухой травы, где спали в рядок человек десять. Резать их ножами долго, нудно и муторно. Если бы бессы помогли мне, то можно было бы вырезать этот отряд по-тихому, но они то ли побрезговали, то ли по какой-то другой, неизвестной мне причине отказались. Что ж, будет убивать с шумом. Я коротко замахнулся саблей и рубанул ближнего иллирийца по голове. Он вскрикнул громко, но соседи его проснулись лишь после того, как пятый зарычал по-медвежьи и так громко, что разбудил пол-лагеря.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
К тому времени бессы уже орудовали ромфеями, отсекая одним ударом голову или располовинивая туловище. Трудились молча, соблюдая мой наказ. Может, кто-то и нарушал изредка, но его крик тонул в воплях иллирийцев, которые в ужасе разбегались в разные стороны. Оно и понятно. Спишь себе, путешествуешь в сладком сне — и вдруг просыпаешься от криков и видишь, что на тебя беззвучно движется что-то черное, посеребренное рассеянным лунным светом и с окровавленной ромфеей в двух руках и рассекает твоих соседей на куски. Или думаешь, что это все еще кошмарный сон, но ноги твои, слава богам, не ватные, как это бывает обычно во сне, а движутся быстро, унося подальше от этого ужаса.
Не знаю, сколько иллирийцев порубили мы. Может, сотен пять, может семь или все десять. Считать было некогда. Мои воины быстро собрали оружие, доспехи и все, что попадалось в темноте под руки. Самой важной добычей была отара овец, запертая в загоне из жердей в верхней части поляны. Сколько там было изначально овец и баранов, сказать трудно, но до своего лагеря мы довели голов двести. Самых крупных баранов оставили себе. Трех я отправил в подарок Эригию. Остальных быстро и дешево продал Стесимброту, потому что их могли запросто конфисковать на нужды армии. Пусть маркитант рискует, разбирается с македонскими командирами, которые захотят потрясти его. Впрочем, Стесимброт тоже правильно оценил ситуацию и быстро распродал баранов малыми партиями своим коллегам, а те так же быстро — в розницу обеспеченным покупателям. В итоге свежее мясо дошло до армии, но не бесплатно.
Остальную добычу мои воины поделили между собой. Мне в подарок преподнесли кинжал из сварного булата в деревянных ножнах с серебряными скрепами и наконечником. Я отдал кинжал Ане. Им и мясо можно порезать, и воткнуть в пузо слишком озабоченным самцам из других отрядов, которые постоянно вертелись возле нее. В армейском обозе было много проституток, которых на греческий манер называли гетерами, но не у всех остались деньги на плотские удовольствия. В первую очередь предпочитали покупать еду, которой с каждым днем становилось всё меньше.
14
К обеду вернулся Александр Македонский с фалангой и потрепанными гетайрами. Тавлантии не рискнули напасть на усилившегося противника, не помешали разобрать завал и уйти с награбленным. Впрочем, добыча была бедновата. Даже при скромном рационе захваченного и имевшихся остатков хватит дней на пять-семь. Старшие командиры и приближенные к царю гетайры постоянно собирались в шатре у Александра и думали, как решить проблему. Небольшим отрядом Пелию не возьмешь, гарнизон в ней большой, а если бросить всю армию, то иллирийцы сразу ударят с тыла и флангов. Уйти, не захватив крепость — расписаться в бессилии, признать свое поражение. Тогда к победителям-иллирийцам набежит подкрепление из других племен — и все вместе попрут на Македонию.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Утром третьего дня после ночной атаки я сидел в тени своего фургона, выковыривал из зубов волокна вареной баранины, которая была на завтрак. Ночи здесь холодные, а стоит выйти солнцу, сразу оказываешься в пекле. Утро — короткий комфортный период. Я был так увлечен процессом гигиены зубов, что не сразу заметил командира наемной конницы, который соизволил навестить своего подчиненного.
После обмена приветствиям, Эригий спросил: